А Иннокентий словно не замечал этого, продолжая обволакивать Светлану заботой и участием.
— Да, все нормально.
— Ну и слава богу! А то я волноваться начал, двадцать минут как звонок прозвенел, а тебя все нет.
— Заработалась. Пора домой.
— Не стоит, я сама прекрасно доберусь.
— Света, я же обещал, больше такого не повторится! Я тебе дружескую помощь предлагаю.
В руке встрепенулся и завибрировал телефон — звонок Светлана на время уроков отключала. Звонил Игорь.
Сердце почему-то замерло, отвечать на звонок не хотелось. А вот отбросить от себя дрожащий аппарат очень даже хотелось. Инстинктивно, как мерзкую жабу.
— Света, что с тобой? — Иннокентий подошел поближе. — Ты вдруг побледнела. Помощь нужна?
— Нет-нет, спасибо, — криво улыбнулась Светлана и ответила на звонок: — Здравствуй, Игорь.
— Света… — голос бывшего мужа звучал глухо, но каждое слово отдавалось в ушах женщины набатом. — Я не знаю, как сказать…
— Алечка?..
— Она мертва. Ее убили.
Набат сделался невыносимо громким, в глазах потемнело, воздух в классе внезапно закончился. Смартфон выскользнул из ладони на пол, Светлана устремилась вслед за ним, но упасть ей не дал Иннокентий, вовремя подхватив потерявшую сознание женщину.
Глава 18
Синяки исчезали отвратительно быстро, ссадины — тоже, и ребра срослись, почти не болели. В общем, отражение в зеркале уже могло бы порадовать любую девушку, но не Алину.
Потому что на днях должен был состояться тот самый унизительный аукцион.
Для Алины унизительный, для Люси и остальных девчонок — долгожданный. Эти дурынды по-прежнему верили, что ничего плохого с ними не случится, что аукцион — это что-то типа выбора наложницы для гарема.
Ведь столько и времени средств потрачено на подготовку «лотов»: обучение хорошим манерам, греческому языку, с девушками работали массажистки, косметологи, стилисты, их учили правильно и красиво двигаться. Разумеется, обучали и всем способам доставлять удовольствие мужчине, но это как раз в интересах самих девушек — чтобы мужчина был всегда доволен. А может, и влюбится, и женится!
Алина уже давно прекратила попытки сорвать и растоптать розовые очки у Люси сотоварищи, это было бесполезно. Очки приросли намертво, и будущие «куклы наследника Тутти» начинали злиться, стоило Алине в очередной раз запустить грязным валенком реальности в парящего лебедя их мечты.
Ну и ладно, каждый сам кузнец своего… гм… «счастья».
В итоге получилось так, что даже Люся стала меньше общаться с Алиной, опасаясь, что строптивость подруги может рикошетом отразиться и на ней.
Да, Алина продолжала бунтовать, отказавшись посещать курс молодой бойцицы постельного фронта («Никуся, ну зачем так вульгарно называть, ты нас обижаешь!»). Все остальное просто терпела, а вот урокам греческого языка уделяла максимум внимания и усердия.
И внимание с усердием не подвели, да и врожденная способность к языкам поспешила на помощь. В общем, спустя месяц после неудачного побега Алина уже могла вполне сносно говорить на греческом. И теперь, когда она снова окажется на свободе — именно когда, а не если — ей будет проще добраться до российского посольства.
Алина очень надеялась, что полученные благодаря вздорному характеру охранников травмы помогут ей избежать участия в намеченном аукционе, и ее оставят долечиваться до следующего. А пока будут муштровать очередную партию пленниц, Алина подготовится к очередному побегу намного основательнее, продумает все мелочи и учтет все нюансы.
И сбежит.
Но увы, и синяки, и переломы, и травмы повели себя самым бессовестным образом. Только шрамы на запястьях оказались настоящими друзьями и превращаться в тонкие незаметные полоски даже не собирались.
Да и откуда взяться тонким полоскам на месте рваных ран? Хороших таких, глубоко и надежно рваных, не оставляющих венам ни единого шанса справиться с вытекающей кровью самостоятельно. Тогда даже вмешательство Франкенштейна не гарантировало благоприятного исхода, наложенные им тугие повязки лишь замедляли кровотечение.
Алина умоляла оставить ее в покое, дать умереть, но этот упертый тип и слышать ничего не хотел! Умудрился вызвать вертолет, одновременно созвонившись с сосудистым хирургом, и к моменту доставки Алины в частную клинику ее уже ждала операционная бригада.
Вены сшили, восстановив вырванные участки. Работа была кропотливая, операция шла несколько часов. Запаса донорской крови не хватило — уж очень много ее вытекло из Алины. А группа крови у нее была не самая редкая, но и не самая распространенная — третья положительная.
Такая же оказалась у Франкенштейна, так что последний шанс Алины отправиться на тот свет он опять отобрал. Переживал, видимо, из-за возможной утраты товара, сволочь.
В клинике Алина провела двое суток — в реанимации. Как только появилась возможность перевода ее в обычную палату, Франкенштейн доставил ценный груз тем же вертолетом обратно. И выхаживали девушку уже здесь, в осточертевшей загородной тюрьме. Первое время руки были привязаны мягкими бинтами к бортам кровати, и это было унизительно! Ведь приходилось каждый раз звать охранника, когда хотелось в туалет. И терпеть его ухмылки, его сопение под дверью уборной.
Пришлось дать слово Франкенштейну, что больше попыток дегустации своих конечностей Алина предпринимать не будет. Слово было дано, мерзкий тип слово принял. Он вообще как-то странно начал себя вести, появлялся в доме чаще, чем до побега Алины, пытался с ней разговаривать на русском, расспрашивать о семье. Алина общаться отказывалась, отвечала односложно, вопросы о семье вообще игнорировала — о своей она рассказывать не собиралась, а о семье Вероники Скворцовой вообще ничего не знала.
Люся была уверена, что Франкенштейн влюбился в Алину. Эта романтическая дурочка по-прежнему считала, что живет внутри сериала. Вот и сейчас она вошла в комнату, увидела Алину у зеркала, просияла:
— Прихорашиваешься? Правильно! Там твой кавалер приехал, снова охрану о тебе расспрашивал — как ела, как пила, как себя чувствуешь. Т-а-акой заботливый мужчина! Повезло тебе.
— В чем же? — усмехнулась Алина, через зеркало глядя
