Ознакомительная версия.
Он бегло просмотрел каждый лист. Дойдя до смс — сообщений и прочитав первое из них: «Я уже соскучился. Позвони, когда сможешь», он схватил всю охапку и стал нервно рвать листы один за другим, проклиная вслух своего соперника:
— Мразь, подонок, я тебе покажу, как чужие семьи разбивать!
Прохор с удивлением наблюдал за происходящим, он еще никогда не видел такого разъяренного Горева. Опасаясь, что кто-нибудь их заметит, он все время оглядывался по сторонам.
— Слушай, Витька, прекращай, на нас могут обратить внимание, — собирая разбросанные Виталием бумаги, потребовал Прохор. — Я же тебя предупреждал, твоя прихоть может стоить мне работы, а то, не дай бог, и дело возбудят за распространение секретных сведений.
Но Виталий его не слышал. Он обхватил голову руками, все происходящее казалось ему кошмарным сном.
Василий вышел из заброшенного дома и огляделся. Ни одной живой души. Ни кошки, ни собаки, ни птички какой-нибудь. Привычно хотелось есть. Надо идти на свалку. Там хоть что-нибудь да найдешь из съестного. Но сил было мало. Пришлось сесть на ржавое, перевернутое вверх дном ведро. Вдохнул полной грудью. Вроде полегчало. Опять нахлынули воспоминания.
Василий увидел себя в проходе свиноводческого комплекса. Его подташнивало от той еды, если это можно было назвать едой, которую он съел на завтрак. Она мало отличалась от того, чем кормили свиней. За два года он настолько привык к этим существам, что ни едкий запах свинячьей еды, смешавшийся с запахом дерьма, ни бесконечный визг этих животных не производили на него никакого впечатления. Первое время после того как парень увидел, из чего готовили пищу для свиней, он практически голодал. Для усиления вкуса при мясном откорме к таким концентратам как кукуруза, зерноотходы, жмых, добавлялся бульон, который варили из внутренних органов свиней, а также туш умерших от паразитарных заболеваний особей. Но спустя две недели, прожитые в тяжком физическом труде и почти без пищи, Василий начал падать в обмороки. А за это очень жестоко наказывали. Понимая, что надо есть ради того, чтобы выжить, он начал вталкивать в себя, так называемую пищу. Теперь он часто вспоминал, как отказывался от вкусного обеда, приготовленного матерью, только лишь потому, что хотел досадить ей. Василия родители баловали с малых лет, потому что души в нем не чаяли. Потакали любым его капризам. И уже к пяти годам он был неуправляем. Однажды Вася закатил истерику прямо в фойе цирка после представления, потому что не получил вдобавок к купленной указке, переливающейся разноцветными огоньками, и мороженому, еще одну игрушку. Он бился в истерике, катаясь по полу и размахивая руками и ногами, при этом ударил мать прямо по коленной чашечке. Не обращая внимания на боль, мать пыталась уговорить сына прекратить истерику. Но все было напрасно. Пока Василий не получил желаемую игрушку, он не успокоился.
Голос бригадира вырвал Василия из воспоминаний: «Чего стоишь? Развози еду!». Он послушно взял тачку, на которой уже стояли два огромных бидона с поросячьей едой, и пошел по узкому проходу между клеток с животными.
…Василий еще раз глубоко вздохнул. Улыбнулся самому себе в предвкушении удачного дня. И двинулся в путь, помахав заброшенному дому:
— Скоро увидимся!
Дом без окон и дверей, с дырявой крышей и покосившимися стенами, был его единственным другом. Единственным пристанищем. Единственной точкой опоры в нелепо сложившейся жизни.
Лариса переживала бурный роман. Она чувствовала себя девчонкой, у которой жизнь только начинается. В очень короткий срок произошло превращение замученной бытовыми вопросами и работой женщины в молодую и ухоженную, на которую любо поглядеть. Причиной всему был ее новый мужчина, новая любовь. Но этой любви могло не случиться, не разочаруйся она в человеке, с которым долгие годы не только делила постель и имела общего ребенка, но и боготворила его, считала самым лучшим человеком на Земле.
Все произошло очень стремительно. Муж из солидного, делового мужика, главы семейства, превратился в жалкое ничтожное существо. А тут и появился герой романа.
Всего лишь месяц ей потребовался, чтобы вернуться к тому весу, который она имела в студенческие годы. Она ощущала, что стала намного привлекательнее. Замечала, что нравится противоположному полу. И эти ощущения наполняли ее жизнь радостью, давно забытым чувством счастья.
Инициатором их романа был он — ее непосредственный начальник. Лариса не догадывалась, почему вдруг именно она стала объектом его желаний. Она не могла знать о том, что Геннадий Степанович, ставший для нее теперь просто Геной, совсем недавно расстался с молодой любовницей, и чтобы заполнить это место, решил далеко не ходить. Но даже если бы Лариса и узнала об этом, то вряд ли факт повлиял бы на ситуацию. Она ведь была ослеплена новыми отношениями, они захватывали ее целиком. Ей казалось, что именно ради этой встречи она и появилась на свет. Жизнь в один миг приобрела яркие краски. Теперь у нее есть цель, ради которой стоит жить. Ради того, чтобы ее любили, ради того, чтобы нравиться, раз за разом покорять его сердце. Ради того, чтобы быть счастливой.
Раньше ей приходилось встречаться с женой Геннадия Степановича, с его детьми. У них были хорошие деловые отношения. Но сейчас ее совесть молчала. Ведь она была счастлива. Почему она должна думать о своем муже, о дочери, о жене Геннадия, о его детях? Каждый пусть думает о себе.
Встречи с Геннадием, не считая рабочих будней, происходили как минимум два раза в неделю. Чаще всего они посещали дорогие сауны, благо материальное положение любовника позволяло.
И вот сегодня они направились в шикарную сауну на Нахимовском проспекте, где вся обстановка располагала к полному расслаблению. От такой романтики у кого угодно голову снесет.
— Как дела у тебя дома? Как муж? — целуя ее спину, спросил Геннадий.
— Когда я с тобой, не хочется о нем вспоминать, это темная полоса моей жизни, — Лариса говорила почти шепотом. — Муж, можно считать, находится на моем иждивении, потому что его пенсии ни на что не хватает. Он не хочет даже пытаться найти работу, его все устраивает.
— А что дочь? — уже с некоторым любопытством продолжал разговор Геннадий. — Она же у тебя умница, институт заканчивает. Ты говорила, что неплохо учится, наверное, у нее большие перспективы?
— Это так. — Лариса высвободилась из его объятий и повернулась лицом к стене. — Но у нас с ней отношения прохладные.
— А что случилось?
— Не знаю, наверное, я мало времени ей уделяю, мы стали как-то далеки. Мне кажется, она во всем поддерживает своего отца. Не осознает того, что всю семью тяну я одна. Единственная радость в моей жизни — это ты.
— Лариса нежно провела тыльной стороной ладони по его щеке.
Время пролетело, как всегда, незаметно, и вот уже машина неслась по направлению к дому Ларисы.
— Ларочка, мне с тобой очень хорошо, — вернулся к начатому в сауне разговору Геннадий, — но ты же понимаешь, что все это временно. Что есть наши семьи, наши дети, их не вычеркнешь из нашей жизни.
— А почему мы не можем просто быть вместе, — наивно глядя в лицо Геннадию, не понимала Лариса. — У меня взрослая дочь, с мужем нет никаких отношений, твои дети тоже ведь давно выросли?
— Малыш, мне очень хорошо с тобой, но есть в жизни такие вещи, которые нельзя изменить.
— Ну почему? Я тебя не понимаю!
— Слушай, давай не будем сейчас все это ворошить, просто завершим хороший вечер на мажорной ноте.
Лариса надула губы и отвернулась к окну. Мелькали разноцветные огни ночной Москвы. Они ехали через самый центр. Машин было уже мало, и поэтому кататься по ночной Москве было сплошным удовольствием. На горизонте появился Кремль. Каменные стены из красного кирпича и крыши башен, большинство из которых выполнено в едином архитектурном стиле, в темное время суток производят особое впечатление. Каждая башня, каждый купол, каждая арка ворот — чудо красоты и искусства. Они ехали по набережной. Ларисе хотелось ехать так долго-долго, хотелось, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Колышев всегда был нежным и ласковым. У нее по телу пробегали мурашки, когда они совсем обнаженные заходили в парную, и он притягивал ее к себе, шептал ей на ухо: — «Котенок, я тебя так люблю!» И его сильные руки гладили ее ягодицы, ласкали грудь, его губы нежно и страстно целовали ее лицо. Они сливались в единое целое, все вокруг кружилось, вертелось. Ни он, ни она, ни о чем не думали. Они пребывали в эйфории. Потом он нежно целовал ее вокруг глаз, потом за ушком, затем целовал шею. Ей нравилось каждое прикосновение его рук. Его ласковый взгляд проникал прямо в душу. Горящие глаза, дрожащие тела, учащенное дыхание — вот оно счастье!
А Геннадий иногда даже сам верил в любовь. Каждая женщина в его жизни представляла особую ценность. Он любил их всех.
Ознакомительная версия.
