какая! — криминалист снова откинул пластиковую простыню, любовно посмотрел на мёртвое лицо — ровнёхонько в лоб. Ни на йоту ни вправо, ни влево — в самый центр… Ни на миллиметр не отступил. Так бьёт только очень хороший стрелок.
— Хоро-оший! Чего же в нём хорошего?!
— Стрелок он хороший. Опытный. Очень опытный. Ищи хорошего, опытного стрелка! Ищи, сынок! А в понедельник я, даст Бог, ещё тебе что-нибудь полезное подскажу. Жаль пацана. Молодой ещё. В криминале, вроде, по разговорам, не замешан. В бизнесе, вроде тоже. Чего с кем не поделил? Женщина, если только… Но если из-за любви каждый брошенный чудак или брошенная психопатка киллеров нанимать будут, так нам ста часов в сутках не хватит, чтобы эту всю любовную перестрелку разгрести… Такие дела… — с этими словами эксперт крепко пожал мою руку сухонькой небольшой ладошкой, оставив в полном недоумении.
За время работы в милиции, а позже — в прокуратуре в качестве следователя — мне доводилось видеть много убийств: бессмысленных, жестоких, случайных, заказных, нелепых… Хотя, по сути своей, смерть всегда нелепа — будь то одуревший от воровства и безнаказанности зарвавшийся бизнесмен, пойманный подельниками на крысятничестве, будь то журналист, раскопавший нечто, совершенно не предназначенное для чужих ушей, глаз и мозгов, будь то убийство несчастной девочки, ставшей совершенно случайной жертвой маньяка — вся смерть нелепа. Противоестественна. Отвратительна. Даже смерть от тяжёлой, неизлечимой болезни, приносящей на протяжении множества лет только боль и страдание — нелепа, потому что противопоставляет себя жизни — единственному разумному и естественному, что есть на свете вообще. Разубедить меня в этом никому не дано. Жизнь для меня — следователя с большим стажем в убойном отделе — была бесценным даром. Любая жизнь, любого человека, каким бы он ни был, и кем бы он ни был. И только что отнятая жизнь в очередной раз нарушила в моей голове какое-то равновесие. Вывела из себя. Зол был. На себя, за то, что жалел об испорченной пятнице. На стрелка, который оказался таким «хорошим», на эксперта, который видел больше, чем я. На Сашку, которому сейчас только работать и работать по горячим следам, а тот рыщет глазами по сторонам. И явно, не с целью — найти стрелка и его укрытие, явно — в поисках ближайшей кафешки, в которой утихомирится бушующий пожар вчерашнего загула.
— Александров! — я раздражённо окликнул бывшего коллегу, — к делу!
— Ошибку исключаем? — зачем-то сипло поинтересовался Сашка.
С сомнением взглянув на ярко-красные полированные бока новенькой тонированной «астры», я ощутил, что в груди закопошилась ядовитая кредитная жаба. Моя машина, такая же «астра», только предыдущей модели и в минимальной комплектации, требовала многолетних немалых выплат по кредиту, страховкам и прочим финансовым тяготам. Подавив внутри себя земноводное, я уверенно покачал головой:
— Исключаем абсолютно! Был бы «мерин» чёрный, или, на худой конец — серебристый «лексус», тогда ещё можно было подумать об ошибке. В этом случае не промахнёшься! Пожарная машина, блин… Такие снайперы не ошибаются. Особенно с машинами… На черта парню красная машина? — я задумался.
— Давай остальное обмозгуем! — лениво предложил Сашка, и я понял, что брать расследование придётся полностью на себя.
— Ну, давай! Рассказывай о положении вещей…
Положение вещей было несложное. Убитый парень учился, на самом деле, в Политехе, где то ли ректором, то ли деканом факультета являлся сам папа убиенного.
— Где, кстати, родители? — вспомнилось мне вдруг.
— Где-то на отдыхе… Кипр, вроде… Где-то там. Им уже соседи позвонили, они вылетают первым же рейсом. О смерти сына знают, подробности — нет. Папа стоит круто — факультет престижнейший. Ну и семейные накопления — антиквариат там, золото фамильное… Маман в театральном институте тоже не последний человек. Короче, семейка не из бедных, но к бизнесу отношения, по первым сведениям, никакого не имеет. Проверим. Парень просто учился, клубился, с девушкой встречался. Кто-то из соседей её телефон случайно нашёл. Наши с ней уже связались, она в дороге.
— А кто у нас девушка? Тоже из этих?.. — иногда во мне вспыхивали приступы классовой ненависти, которые я молниеносно гасил в себе. Пытался, по крайней мере.
— Да нет, девушка, как раз «из народу» — бармен в клубе «Нирвана». Ну, не белогвардейских, конечно, кровей, но и не поломойка.
— Для них она, я думаю, как раз — поломойка. Что такое бармен в клубе для профессорской семьи?.. Ладно, с этим позже. Дальше что? Свидетели?
— Полно! Полдома видели, как парень подъехал, встал на своё место — у них места тут поделены во избежание… Вышел из машины, сделал пару шагов, повернулся к машине. Щёлкнул сигналкой и упал. Никто не слышал никаких выстрелов, никто не видел никаких вспышек, никто не обратил внимания на спешно отъезжающие машины… Тишина и покой. Упал просто парень с дыркой в голове, и усё!..
Я зачем-то продолжал рассматривать машину убитого. «За каким фигом им папочки такие тачки покупают? Чтоб эти мальцы, без поворотников, через три ряда в плотном потоке сновали?» Хотя машина никакого отношения к убийству не имела, у меня мелькнула циничная мысль: единственной машиной, которой на этом свете парень сможет ещё раз воспользоваться — будет катафалк. Удивившись собственной жестокости и не понимая её причин, я подошёл к трупу. Коллеги снова приподняли накидку:
— Одет не выпендрёжно, но добротно, судя по костюму — ехал из института. Сейчас, вроде экзамены…
— Экзамены давно кончились, — хмыкнул я, — но не суть… Тут, похоже, всё понятно. Ничего мы здесь не найдём. Всё, что можно было найти — увезли криминалисты. В понедельник будут результаты. Хотя и так всё ясно. Стреляли из дорогой швейцарской винтовки с оптикой. Хорошей оптикой, — я опять задумался над словами эксперта, — Хороший стрелок…
— Почему хороший? — Сашка удивился, — это тебе Макарыч сказал?
— Это и так понятно. По дырке во лбу… Ровнёхонько промеж глаз… Так!.. Твои чем занимаются?
Группа Александрова лениво бродила по квартирам, опрашивая жильцов. Жильцы поделились на две равные части: на тех, кто ничего не видел и не слышал, и на тех, кто всё видел и всё слышал, но ничего не знает.
— Пусть ходят хоть до утра. Мне нужен свидетель, который видел стрелка, или хотя бы кого-то на него похожего!.. Любой посторонний человек в доме — это потенциальный стрелок! Если парень стоял спиной к своему дому во время выстрела, значит, его дом можно исключить, и с него собирать сведения только о самом убитом. Все остальные силы бросай на два вот этих дома, — я ткнул сигаретой в направлении двух указанных экспертом домов, — ну, и этот тоже, на всякий случай. Итак: три дома! Должна быть опрошена каждая кошка и каждая мышка.