- А что думаете вы, Линк?
Я улыбнулся ему.
- Люди моей профессии, - сказал я, - не подвергают дискриминации ни черных, ни евреев, ни женщин, ни католиков, ни протестантов, ни чудищ морских - никого, кроме тех, кто не имеет счастья быть членом «Эквити»*.
* Английский профсоюз актеров.
Мелани не знала, что такое «Эквити», но зато по поводу евреев ей было что сказать.
- Кстати, в чем бы ни обвиняли белых африканцев, - заметила она, - мы по крайней мере не посылали шесть миллионов черных в газовые камеры!
«Это все равно что сказать: «Да, у меня корь, но зато я никогда не болел ветрянкой, - ехидно подумал я. - Хрен редьки не слаще!»
Родерик отчаялся выудить у меня какое-нибудь сенсационное политическое заявление и попытался заставить Мелани вернуться к роли знойной соблазнительницы. Ее собственные инстинкты, вероятно, подсказывали ей, что дело пойдет лучше, если она временно откажется от мысли о сексе, поскольку, когда она наконец послушалась Родерика, все ее поведение выражало сомнение. Однако им обоим, видимо, было очень важно добиться успеха, и потому Мелани не обратила внимания на мое равнодушие. Она улыбнулась покорной женственной улыбкой, как бы отвергая все, что только что говорила, и застенчиво опустила густые черные ресницы.
Катя и Родерик обменялись взглядами, бросающимися в глаза, как маяк темной ночью, и Катя сказала, что пойдет варить кофе. Родерик вызвался ей помочь. А почему бы Мелани и Линку не перейти на диван - там куда уютнее, чем за столом!
Мелани робко улыбнулась. Я восхитился ее актерскому мастерству: в душе-то она была не более робкой, чем армейский старшина. Она красиво раскинулась на диване, так чтобы зеленая ткань подчеркивала безупречную грудь, мягко вздымающуюся и опадающую при дыхании. Она обратила внимание, куда я смотрю, и улыбнулась с кошачьим самодовольством.
«Рановато, дражайшая Мелани. Рановато», - подумал я.
Родерик принес поднос с кофейными чашками. Катя вышла на балкон. Вернувшись, она покачала головой. Родерик разлил кофе, и Катя раздала чашки. Ее улыбка была полна какого-то скрытого напряжения, которого за ужином я не приметил.
Я посмотрел на часы. Четверть одиннадцатого.
- Боюсь, мне скоро пора уходить, - объявил я. - Завтра вставать рано.
- Да что вы, Линк, посидите еще! - поспешно сказала Катя, а Родерик сунул мне пузатый стакан с таким количеством бренди, которого хватило бы, чтобы потопить крейсер. Я сделал вид, что пью, а сам подумал, что если я выпью все, что он мне налил, то буду уже не в состоянии вести машину.
Мелани сбросила свои золотые туфельки и пошевелила пальцами на ногах. Она была без чулок. Ногти накрашены розовым лаком. Шевельнув босой ножкой, она дала мне понять, что под зеленой юбкой ничего нет.
Кофе не уступал ужину. Еду Катя явно готовила лучше, чем заговоры. Минут через двадцать она снова вышла на балкон и на этот раз, вернувшись, кивнула.
Я задумчиво обвел глазами всю троицу. Молодящийся Родерик. Катя, легкомысленная желтоперая пташка. Мелани, искусно применяющая свои чары. Они готовили мне какую-то ловушку. Весь вопрос в том, какую именно.
Без двадцати одиннадцать я допил свой кофе, встал и сказал:
- Ну, теперь мне действительно пора.
На этот раз никто возражать не стал. Все трое поднялись на ноги.
- Спасибо за приятный вечер, - сказал я.
Они улыбнулись.
- Ужин был превосходный, - сказал я Кате.
Она улыбнулась.
- Выпивка у вас чудесная, - сказал я Родерику.
Он улыбнулся.
- И компания приятная, - сказал я Мелани.
Она улыбнулась.
И ни одна из этих улыбок не была искренней. Взгляд у всех троих был настороженный, выжидающий. Во рту у меня пересохло, несмотря на то, что жидкости я выпил изрядно.
Мы вышли в переднюю - собственно, продолжение гостиной.
- Мне вообще-то тоже пора, - сказала Мелани. - Родерик, ты мне не вызовешь такси?
- Да, конечно, моя прелесть! - ответил он, а потом добавил, будто эта мысль только что пришла ему в голову: - Хотя ведь тебе в ту же сторону, что и Линку! Пусть он тебя подбросит.
Все трое смотрели на меня - и улыбались.
- Да, конечно, - ответил я.
А что мне оставалось? Что еще я мог ответить?
Они все улыбались, улыбались…
Мелани взяла свою шаль, которую оставила у входной двери, Родерик с Катей проводили нас до лифта и махали руками, пока двери не закрылись. Лифт ухнул вниз. Это был один из тех автоматических лифтов, которые останавливаются на каждом этаже, где нажата кнопка. Я нажал на кнопку с цифрой 1, и лифт остановился на первом этаже.
Я вежливо пропустил Мелани вперед. Потом сказал:
- Ох, извините! Я забыл кольцо с печаткой на раковине в ванной. Сейчас поднимусь обратно, заберу. Это пара секунд. Подождите меня тут.
Двери закрылись прежде, чем она успела возразить. Я нажал кнопки второго и шестого этажа. Вышел на втором. Посмотрел, как стрелочка указателя ползет к цифре 6 - это был этаж Родерика, - и шмыгнул к черной лестнице в дальнем конце коридора.
Железобетонная лестница вывела меня в подвал, заставленный корзинами с грязным бельем, котлами центрального отопления и рядами мусорных баков. Оказавшись на узкой улочке за домом, я свернул налево, поспешно миновал соседний подъезд и уже медленным шагом, стараясь держаться в тени, направился обратно к подъезду Родерика.
Спрятался в подъезде напротив, за сотню ярдов оттуда, и принялся наблюдать.
На улице стояли четверо мужчин. Ждали. Двое - напротив подъезда. Еще двое томились возле моей взятой напрокат машины. Все четверо держали в руках некие предметы, блестевшие в свете уличных фонарей. Форма этих предметов была мне хорошо знакома.
Мелани вышла из подъезда, поспешно пересекла улицу и заговорила с незнакомцами. Зеленое платье липло к ее телу и в слабом уличном свете казалось почти прозрачным. Они что-то оживленно обсуждали, качали головами…
Внезапно все трое подняли головы. Я проследил направление их взгляда. На балконе стояли Родерик с Катей и что-то кричали им. Я был слишком далеко, чтобы разобрать отдельные слова, но общий смысл был ясен. Птичка улетела, и они были очень недовольны.
Мелани и двое у подъезда повернулись и направились в мою сторону, но остановились, дойдя до машины, у которой ждали еще двое. Все пятеро сошлись в кружок, который никак нельзя было назвать дружеским. В конце концов Мелани повернула назад и скрылась в подъезде.
Я сухо вздохнул. Нет, Родерик не убийца. Всего лишь газетчик. Те четверо явились не с пистолетами, не с ножами - с камерами. Им нужна была не моя жизнь, а всего лишь моя фотография, на которой я буду снят ночью, на фоне многоэтажного дома, наедине с очаровательной девицей в чрезвычайно откровенном платье.
Я задумчиво посмотрел на четверых, ожидавших у моей машины, решил, что связываться с ними неразумно, развернулся на каблуках и бесшумно удалился.
Вернувшись в «Игуана-Рок» на такси, я позвонил Родерику. Он, похоже, уже смирился со своей участью.
- Какая же вы все-таки задница! - сказал я.
- Ага…
- Вы посадили мне «жучок» в телефон?
Он помолчал. Потом вздохнул и сказал:
- Ага…
- Ваша честность несколько запоздала, вы не находите?
- Линк…
- Ладно, забудьте. Объясните мне только, зачем?…
- Моя газета…
- Нет, - отрезал я. - Газеты до такого не доходят. Это было частное предприятие.
На этот раз молчание длилось дольше.
- Ну, пожалуй, я обязан вам рассказать, - медленно произнес он. - Мы устроили это для Клиффорда Венкинса. Этот придурок до смерти боится своей компании, и он уговорил нас подловить вас на горячем в качестве платы за услуги, которые он нам оказывал время от времени. Он говорил, что если вы не согласитесь поехать на эти съемки с девочками ради того, чтобы они распродали свои билеты по двадцать рандов, то его вышибут из компании. И что он вас умолял, но вы отказались наотрез. Мелани - наша топ-модель, и он попросил ее помочь доброму делу.
- Этот Венкинс, - с горечью сказал я, - готов душу продать за рекламную акцию.
- Мне очень жаль, Линк…
- Он об этом пожалеет еще сильнее! - угрожающе сказал я.
- Я ему обещал ничего вам не говорить…
- Идите в задницу оба! - со злостью ответил я и бросил трубку.
На следующее утро администрация «Игуана-Рок» любезно согласилась отправить кого-нибудь за моей машиной, оставленной у дома Родерика. Я упаковал те немногие вещи, которые могли понадобиться мне в парке Крюгера, и поехал к гостинице, где жили Ивен с Конрадом.
Ивен распоряжался процессом погрузки вещей в микроавтобус с таким видом, точно это была ключевая сцена очередного фильма века. Конрад выполнял его указания самым причудливым образом. Вся земля в радиусе десяти ярдов от них была заставлена и завалена ящиками, сумками и черными футлярами на «молниях».
- Дорогуша! - воскликнул Конрад, увидев меня. - Бога ради, сходи добудь льда.
