В конце концов Ивен скрепя сердце расстался с этой кучей и принялся рассуждать о том, как использовать ее так, чтобы проявить весь заключенный в ней символизм. Конрад сказал, что не отказался бы от баночки пивка, но Хагнер указал вперед и сказал:
- Ондер-Саби.
Это оказался очередной лагерь, такой же, как наш. Хагнер отправился поболтать с коллегами.
- Олифанты на реке Салиджи, - сообщил он, вернувшись. - Если поедем прямо сейчас, возможно, увидим их.
Ивен вытащил нас из-за столика в тенечке, оторвав от недопитых стаканов, и мы покатили дальше по усиливающейся полуденной жаре. Более разумные смертные обмахивались веерами и подумывали о сиесте, но для Ивена «олифанты» были превыше разума.
В «Рейнджровере» было жарко, как в духовке.
- Жарко сегодня, - заметил Хагнер. - Завтра будет еще жарче. Лето наступает. Скоро пойдут дожди, и весь парк зазеленеет.
- Нет-нет! - встревоженно выпалил Ивен. - Парк должен быть выжженный, как сейчас. Негостеприимный край, голый, голодный, хищный, агрессивный и жестокий. А не какой-то там пышный и зеленый.
Хагнер, разумеется, понял не больше десятой части сказанного. После долгой паузы он просто повторил ужасную весть:
- Через месяц, когда начнутся дожди, парк будет весь зеленый. Тогда будет много воды. Сейчас мало. Все маленькие реки сухие. Будем искать олифантов на больших реках. На Салиджи.
Он проехал несколько миль и остановился у большого деревянного навеса для защиты от солнца, стоящего на краю долины. Внизу текла река Салиджи. Ивен мог гордиться своими «олифантами»: целое семейство плескалось в воде, поливая друг друга из хоботов и приглядывая за детенышами.
Поскольку это было место, официально предназначенное для пикников, нам позволили выйти из машины. Я с удовольствием потянулся и полез в красную коробку за источником влаги. Конрад держал в одной руке камеру, в другой - банку с пивом, а Ивен погонял нас всех, точно плеткой.
Было девяносто градусов* в тени. Мы с Хагнером уселись за столик и съели несколько привезенных с собой сандвичей.
* По Фаренгейту; около 32° по Цельсию.
Хагнер предупредил Ивена, чтобы он во время съемки не отходил слишком далеко от убежища, дабы не искушать голодных львов. Но Ивен, естественно, не поверил, что может встретиться с голодным львом. И не встретился. Он утащил Конрада с «Аррифлексом» ярдов на пятьдесят вниз по холму, в кусты, чтобы снять слонов с близкого расстояния, но Хагнер потребовал, чтобы они вернулись. Он сказал мне, что, если Ивен все-таки встретится со львом, он, Хагнер, потеряет работу.
Конрад вскоре вернулся, вытирая пот со лба. Вспотел он не только от жары. Он доложил, что за камнями кто-то рычит.
- В парке тысяча двести львов, - сообщил Хагнер. - Когда львы хотят есть, они убивают. Одни только львы убивают тридцать тысяч животных в год.
- О господи! - сказал Конрад. Он явно утратил интерес к проекту Ивена.
В конце концов вернулся и Ивен, целый и невредимый. Но Хагнер посмотрел на него с неприязнью.
- На севере олифантов больше, - сказал он. - За олифантами вам надо ехать на север.
Он явно имел в виду «подальше от моей территории». Ивен кивнул и наконец утих.
- Завтра. Завтра мы поедем на север. Ночевать будем в лагере Сатара.
Хагнер успокоился и не спеша повез нас обратно, в Скукузу, добросовестно указывая по пути на разных животных.
- А верхом по парку путешествовать можно? - спросил я.
Егерь решительно покачал головой:
- Очень опасно. Опаснее, чем ходить, а ходить тоже опасно. - Он посмотрел на Ивена. - Если ваша машина сломается, ждите следующей машины. Попросите пассажиров сообщить егерям в следующем лагере. Не выходите из машины. Не ходите по парку. Особенно ночью. Оставайтесь в машине всю ночь.
Ивен демонстративно пропустил лекцию мимо ушей. Вместо этого он показал на одну из незаасфальтированных дорог, мимо которых мы проезжали, где у въезда висел «кирпич», и спросил, куда ведут такие дороги.
- Некоторые - к многочисленным поселкам банту, - ответил Хагнер после обычной паузы. - Некоторые - к колодцам. Некоторые - противопожарные полосы. Это дороги для егерей. Не для посетителей. Не ездите туда. - Он снова посмотрел на Ивена, очевидно, понимая, что Ивен необязательно послушается. - Это запрещено.
- Почему?
- Площадь парка - восемь тысяч квадратных миль. Посетители могут заблудиться.
- У нас есть карта! - возразил Ивен.
- Служебных дорог на карте нет, - веско возразил Хагнер. Ивен возмущенно сжевал упаковку сандвичей и опустил окно, чтобы выкинуть пакет.
- Нельзя! - сказал Хагнер достаточно резко, чтобы остановить его.
- Почему?
- Животные едят их и могут подавиться. Мусор нельзя выбрасывать. Животные гибнут.
- Ну ладно, ладно, - недовольно сказал Ивен и протянул мне смятый пакет, чтобы я сунул его обратно в красную коробку. Но коробка уже была закрыта, поэтому я спрятал пакет в карман. Ивен все-таки не удержался и из вредности выкинул в окно корку от недоеденного чизбургера.
- Не кормите животных! - автоматически сказал Хагнер.
- А это еще почему? - воинственно поинтересовался Ивен.
- Неразумно приучать животных к тому, что в машинах есть еда.
Это заставило Ивена заткнуться. Конрад украдкой насмешливо вскинул бровь. Я старался оставаться серьезным, насколько может выглядеть серьезным человек, готовый лопнуть от смеха.
По милости «олифанта», который помахал нам ушами с расстояния крикетного броска, мы вернулись в Скукузу, когда ворота уже были закрыты. Ивен совсем забыл о быстро садящемся солнце. Ему повсюду чудились аллегории, и он заставлял Конрада впустую тратить мили пленки, снимая через стекло. Он попытался уговорить Конрада установить на дороге треногу, чтобы сделать более ровную панораму, но Хагнер запротестовал так отчаянно, что даже Ивен малость смутился.
- Олифанты - самые опасные из всех животных! - очень серьезно заявил егерь, а Конрад с не меньшей серьезностью заверил Ивена, что ни за что на свете не выйдет из машины. Хагнер не позволил даже открыть окно. Он вообще предпочел бы сразу уехать. Судя по всему, когда «олифанты» вот так машут ушами, это значит, что они недовольны. А поскольку весят они по семь тонн и способны развивать скорость до двадцати пяти миль в час, раздражать их неразумно.
Ивен, конечно, не верил, что у какого-то животного хватит наглости напасть на таких важных персон, как режиссер И.Пентлоу и актер Э.Линкольн. Он убедил Конрада продолжать съемку. Хагнер сидел, не выключая мотора и не снимая ноги с акселератора. Стоило слону сделать шаг в нашу сторону, мы рванулись вперед так, что Конрад со всем своим хозяйством полетел на пол.
Я помог ему подняться. Ивен тем временем высказывал Хагнеру свои претензии. Терпение егеря, по всей видимости, иссякло. Он затормозил - так же резко, как тронулся с места, - и поставил машину на ручной тормоз.
- Оч-чень хорошо, - сказал он. - Подождем.
Слон вышел на дорогу в сотне ярдов позади нас. Его огромные уши хлопали, точно стяги на ветру. Конрад посмотрел назад.
- Поезжайте, дорогуша! - сказал он. В голосе его явственно слышалась тревога.
Хагнер только губы поджал. А слон решил двинуться за нами. И к тому же перешел на рысь.
Ивену потребовалось больше времени, чтобы одуматься, чем хотелось бы. Он сказал Конраду: «Черт возьми, где же ваша камера?» - и тут до него дошло, что опасность-то нешуточная.
- Поезжайте! - сказал он Хагнеру. - Разве вы не видите, что животное хочет на нас напасть?
Я заметил, что у этой зверюги еще и бивни.
Хагнер тоже решил, что хорошенького понемножку. Он одним движением снял машину с тормоза и нажал на педаль, и мы сорвались с места, оставив слону только столб пыли.
- А что, если за нами едет другая машина? - спросил я. - Он ведь может напасть на них.
Хагнер покачал головой:
- Других машин не будет. Слишком поздно. Сейчас все уже в лагерях. А этот олифант сразу уйдет в буш. На дороге он не останется.
Конрад посмотрел на часы.
- А долго нам еще до Скукузы?
- Около получаса, если больше не будем останавливаться, - ядовито ответил Хагнер.
- Но ведь уже четверть седьмого! - воскликнул Конрад. Хагнер только уклончиво мотнул головой и ничего не ответил. Поверженный Ивен утихомирился, и на лице африканера появилось выражение мирного довольства. Он пребывал в этом состоянии всю дорогу.
Быстро сгустилась тьма. Вскоре Хагнер включил фары. Прежде чем мы добрались до Скукузы, он внезапно свернул на одну из дорог с «кирпичом», и через пару миль мы вдруг очутились в поселке, состоящем из современных бунгало, с маленькими палисадничками и уличными фонарями.
Мы с удивлением смотрели вокруг. Этот поселок казался кусочком зеленого пригорода, внезапно перенесенным в побуревший от жары вельд.
- Это поселок егерей, - сказал Хагнер. - Вон там мой дом, третий по улице. Все белые, которые работают в лагере, и белые егеря живут здесь. Егеря и рабочие банту тоже имеют свои поселки.
