сэндвичи с паштетом и домашний торт, политый мадерой, и хотя я по возможности избегал чаепитий, в Брайтоне я не успел пообедать и теперь чувствовал сильный голод. Я ел и пил, а тетя Дэб говорила.
– Кэт сказала мне, что вы жокей, мистер Йорк. – Она произнесла это так, словно обвиняла меня в уголовном преступлении. – Я, конечно, понимаю, что вам это покажется забавным, но, когда я была молода, нам не рекомендовали знакомство с людьми такого рода занятий. Тем не менее Кэт здесь у себя дома, и она знает, что может приглашать кого угодно.
Я кротко возразил:
– Но ведь известно, что Обри Гастингс и Джеффри Беннет были жокеями, а их охотно принимали в обществе, когда… э-э… когда вы были молоды.
Она удивленно подняла брови:
– Но они были джентльменами.
Я взглянул на Кэт. Она сидела, прижав руки ко рту, глаза ее смеялись.
– Да, – согласился я, стараясь не улыбаться, – это, конечно, меняет дело.
– Тогда вы в состоянии понять, – сказала тетя Дэб, немного оттаивая, – что я не могу полностью одобрить новые интересы моей племянницы. Одно дело быть владелицей скаковой лошади, и совсем другое – заводить личное знакомство с жокеями, которых нанимают, чтобы они на этой лошади скакали. Я очень привязана к моей племяннице. Я не хотела бы, чтобы у нее появились нежелательные знакомства. Она слишком молода и, вероятно, вела слишком замкнутый образ жизни, чтобы понимать, что приемлемо, а что нет. Но я уверена, что вы-то это понимаете, мистер Йорк?
Кэт отчаянно покраснела.
– Тетя Дэб? – вымолвила она. Очевидно, все оказалось даже хуже, чем она предполагала.
– Я очень хорошо понимаю вас, миссис Пенн, – заверил я.
– Прекрасно, – сказала она. – В таком случае, я надеюсь, вы приятно проведете у нас время. Можно предложить вам еще чаю?
Твердо указав мне мое место и получив в ответ то, что она сочла согласием с ее мнением, она была готова стать любезной хозяйкой. Тетя Дэб обладала спокойной уверенностью человека, желания которого обрели статус закона с самого детства. Она перешла к приятной беседе о погоде, о своем саде, о том, как солнечный свет действует на рост нарциссов.
Потом дверь отворилась, и в комнату вошел мужчина. Я встал, а Кэт сказала:
– Дядя Джордж, это Алан Йорк.
Он выглядел лет на десять моложе жены. У него были густые, тщательно причесанные седые волосы, розовое лицо гладко выбрито и влажное, словно он только что вышел из ванной. Когда он пожимал мне руку, его ладонь оказалась мягкой и тоже влажной.
Тетя Дэб без всякого неодобрения в голосе заявила:
– Ты знаешь, Джордж, мистер Йорк – один из жокеев, друзей Кэт.
Он кивнул:
– Да, Кэт говорила мне, что вы приедете. Рад вас видеть у себя. – Он наблюдал, как тетя Дэб наливает ему чай, и, принимая у нее из рук чашку, поглядел на нее с удивительно нежной улыбкой.
Дядя Джордж был слишком толст для своего роста, но он не был толстяком с выпирающим животом. Толщина была разлита по всему его телу, словно он был подбит жиром. Создавалось общее впечатление жизнерадостной полноты. У него было неопределенно-добродушное выражение лица, какое часто бывает у толстяков, этакая мягкая, почти глуповатая расслабленность лицевых мускулов. И в то же время его глаза под пухлыми веками, испытующе глядевшие на меня поверх края чашки, были острыми и неулыбающимися. Он напоминал мне многих дельцов, которых я встречал по своей работе, людей, которые хлопают тебя по спине, предлагают пойти сыграть партию в гольф, которые одной рукой достают для тебя икру и бутылку крега сорок девятого года, а другой пытаются перехватить у тебя контракт.
Он поставил свою чашку, улыбнулся. И прежнее впечатление померкло.
– Мне крайне интересно встретиться с вами, мистер Йорк, – сказал он, усаживаясь и жестом предлагая мне тоже сесть. Он внимательно разглядывал меня – дюйм за дюймом, – в то время как я рассказывал ему, что думаю о Поднебесном. Мы с Кэт стали обсуждать достоинства этой лошади, то есть в основном говорил я, так как Кэт понимала немногим больше того, что она знала до Пламптона, а у дяди Джорджа все познания о скачках сводились к тому, что Солнечный Полдень был победителем Дерби в тридцать седьмом.
– Он помнит об этом из-за «Бешеных собак и англичан», – сказала Кэт. – Он все время напевает эту песню, и я не уверена, что он знает кличку еще хоть одной лошади!
– А вот и знаю! – запротестовал дядя Джордж. – Буцефал, Пегас, Черная Бесс.
Я засмеялся:
– Почему же вы тогда подарили племяннице скаковую лошадь?
Дядя Джордж открыл рот и опять закрыл, моргнул, потом сказал:
– Я думал, пусть она познакомится на скачках с молодыми людьми. У нее здесь нет компании. Мне кажется, что мы воспитали ее чересчур замкнуто.
Тетя Дэб, которой наскучило молчать, пока речь шла о лошадях, теперь снова вступила в беседу.
– Глупости, – возразила она резко. – Кэт воспитывали так же, как меня, значит правильно. В нынешние времена девушкам дают слишком много свободы, и это кончается тем, что они убегают с охотниками за приданым или гуляками отвратительного происхождения. Девушки нуждаются в строгости и постоянном руководстве, если они хотят оставаться леди и составить обдуманную партию в замужестве.
Тетя Дэб, по крайней мере, смилостивилась настолько, что, говоря это, не смотрела на меня. Вместо этого она нагнулась вперед и погладила спящую таксу.
Дядя Джордж с усилием переменил тему разговора и спросил меня, откуда я родом.
– Из Южной Родезии, – ответил я.
– Правда? – удивилась тетя Дэб. – Как интересно! И ваши родители намерены жить там постоянно? – Это был деликатный способ выяснения общественного положения.
– Они оба родились там, – ответил я.
– И они не собираются навестить вас в Англии? – спросил дядя Джордж.
– Моя мать умерла, когда мне было десять лет. Отец, может, когда-нибудь и приедет, если не будет чересчур занят.
– Чересчур занят – чем? – спросил дядя Джордж, заинтересовавшись.
– Он торговец, – сказал я, отвечая на такой вопрос с обычной сдержанностью. «Торговец» могло означать что угодно, начиная от старьевщика и кончая тем, чем был мой отец в действительности, – главой крупнейшего объединенного торгового концерна Федерации. И дядя Джордж, и тетя Дэб явно были не удовлетворены моим ответом, но я не стал ничего к нему добавлять. Тетю Дэб смутило и рассердило бы, если бы я выложил перед ней правду о моем происхождении и видах на будущее после того, как она прочитала мне свою маленькую лекцию о жокеях. Во всяком случае, я не мог этого сделать из-за Дэна.
