что ты мой жених.
Шведов посмотрел. Ишь ты, смелая какая! Хочет вывести его из-под удара. Это понятно.
А если она серьезно?
Они не сразу спохватились, что время приближается к четырем часам. Странно, но о Моте первым вспомнил Шведов. Глафира посмотрела на часы и ахнула. Мобильный она оставила в сумке, а сумку?
Она судорожно огляделась.
– Сейчас я тебе позвоню.
Сергей набрал ее номер. Телефон отозвался из кухни. Когда Глафира в него заглянула, оказалось, что Мотя звонила бессчетное количество раз. Начиная с восьми утра каждые тридцать минут.
– И что мы ей скажем? – с убитым видом поинтересовалась Глафира. – Я домой забежала, как очумелая, и тут же рванула обратно. Странно, как это Мотя сама сюда не заявилась. Она так тревожится, особенно если речь идет обо мне.
Как теперь с Мотей объясняться? Врать Глафира умеет плохо, а правду сказать – язык не повернется. Ничего более-менее правдоподобного она придумать не в состоянии.
– Скажем, что я неожиданно зашел за тобой, попросил разрешения у профессора, и мы вышли прогуляться. Ну а телефон случайно оставили в квартире. Думаю, Матрена Евсеевна не удивится.
– С чего ты взял?
– Она знает, что ты мне нравишься.
От неожиданности Глафира часто заморгала и слегка покраснела. Чего это он вдруг?
Сергей подошел и осторожно взял ее за руку.
– Ты не против?
– Чего? – спросила Глафира и покраснела еще пуще.
– Встречаться со мной?
Руки она не отняла, но немного отодвинулась. Испугал? Кто их, монастырских, знает, как с ними можно, а как нельзя. Может, у них будто в стародавние времена: за руку взял – женись. Хотя справедливости ради надо уточнить, что сегодня они обнимались и довольно крепко.
Он подумал и тут же обругал себя дубиной стоеросовой. Это были другие объятия. Она о них и не вспомнит. И напоминать не стоит. Даже если при этом у него сердце стучало, как очумелое.
Глафира между тем пыталась понять, серьезно он говорит или в шутку. Раньше за ней никто не ухаживал. Хулиганистые мальчишки из класса и то старались не задевать. Знали, что она при монастыре живет, поэтому если что, батюшка Спиридон, служивший в храме Вознесения Господня, на исповеди строго спросит. Если не с них, то с родителей. А это еще хуже.
Кроме того, всем потенциальным ухажерам было известно, что у Глашки за спиной маячит грозная тень тети Моти. А с ней связываться – Боже упаси!
Учеба в вузе тоже особого опыта не прибавила, у них на факультете учились одни девчонки. Чтобы завести знакомство с каким-нибудь парнем, надо было ходить в бары и на дискотеки. А что там делать? Скука смертная.
По этим и многим другим причинам, среди которых были строгие монастырские правила, Глафира справедливо считала себя полным профаном во взаимоотношениях с мужчинами.
Она почувствовала себя растерянной. Как ей следует себя вести? Что сказать? Или вообще ничего не говорить?
«А может, просто сделать то, что душа просит»? – вдруг спросил кто-то в ее голове.
Глафира сделала маленький шажок, уперлась рукой в Сергея и поцеловала его в губы. Вот так. И нечего лицемерить.
Она немного трусила, потому что даже не представляла, как он среагирует на такую безумную выходку.
Он осторожно взялся руками за ее лицо.
– Не бойся. Я тебя не обижу. Я сам боюсь.
– Кого?
– Тебя.
Глафира удивилась. Раньше ее никто не боялся. Даже Бартенев только делал вид, что пугается ее сдвинутых бровей.
– Я боюсь, что недостаточно хорош для тебя. Старый, весь искромсанный, грубый и довольно циничный эскулап. А ты…
– А я? – спросила Глафира.
Ей вдруг стало очень интересно: какой он ее видит?
– А ты синичка – райская птичка. Тебя в клетку не посадишь.
– А ты хотел… в клетку?
Шведов испугался.
– Это я образно. Для примера. Все равно ведь брак… он держит…
Брак? Глафира чуть не икнула от неожиданности, но вовремя сглотнула слюну. Глоток получился громким. Конечно, он услышал. Вот позор!
Шведов услышал, но понял по-своему.
– Если тебе неприятно, я больше не буду об этом говорить.
– Нет! – испугалась Глафира. – Мне приятно! Очень приятно! Говори, сколько хочешь!
«Что она городит! Господи, вразуми!»
И тут Шведов все понял. Ее страхи, надежды, смущение, робость. Старый он осел!
Сергей потянул ее на себя, крепко, по-настоящему обнял и поцеловал уже без дураков, так, как ему давно хотелось.
Когда он наконец оторвался, то увидел, что она улыбается. Значит, все правильно.
– Ну что, пойдем сдаваться? – спросил он, глядя на ее зарумянившееся лицо.
– Мотя, наверное, уже у крыльца караулит.
– С пулеметом?
– Зачем ей пулемет? Она и без него управится.
– Тогда предлагаю сделать покаянный вид.
– И ни слова о том, что случилось.
Шведов кивнул, а потом взял ее за руку и повел домой.
Дверь опустевшего дома медленно закрылась за ними.
Глафира не стала проверять.
Утром Глафира встала, собралась и в урочный час отправилась на работу. Нельзя, чтобы Мотя догадалась: работы у нее теперь никакой нет. И так вчера пришлось вертеться, как ужу на сковородке. Хорошо, что Сергей по дороге выстроил целый план по усмирению тайфуна. Он так ловко заговорил ее, что не только Мотя, но и Глафира удивилась до невозможности: не подозревала в нем таких способностей. Она даже испугалась, что Мотя посчитает Шведова за белебеню, у которого рот не закрывается, но, кажется, обошлось.
Даже напротив! Мотя довольно быстро присмирела, а уж когда Шведов спросил разрешения официально считаться кавалером, девушка просто поплыла. Глафира, которая, как и Бартенев, была уверена, что никакой жених не будет считаться достаточно хорошим, поразилась.
Быстро же ты, Мотя, сломалась!
Ночью Глафира спала плохо. Слишком много случилось накануне, да такого, что в голове мутилось. Кошмар в доме профессора, а потом вдруг – без всякого перехода – лучшее, что только могло с ней произойти.
Разве так бывает?
Перед дверью в дом Бартенева она остановилась, чувствуя, что заставить себя войти почти невозможно. Глафира трижды прочла «Отче наш», но руки, вставляющие ключ в замок, все равно дрожали. А если там ОНИ?
В доме, конечно, никого не было, но даже тишина действовала на нее угнетающе. Разбросанные на полу вещи – зачем? – открытые дверцы шкафов – неужели трудно задвинуть? – грязный затоптанный пол. Такое ощущение, что полиция старалась нарочно создать как можно больше хаоса и беспорядка.
Глафира бесцельно побродила по кухне, посидела на диване, страшась подняться, но в конце концов собралась и решила, что
