глаза боятся, а руки шевелятся. И начала наводить порядок.
Она почти справилась, когда раздался звонок мобильного. Незнакомый официальный голос вежливо попросил ее прийти в Следственный комитет, кабинет такой-то. «Разве не в полицию?» – хотела спросить она, но собеседник отключился.
Все утро она не решалась позвонить Сергею, а тут вдруг перестала бояться и набрала его номер.
Странно, телефон был выключен. И что это значит? Передумал числиться в официальных кавалерах?
Глафира решительно повесила на плечо новую сумку, вышла на крыльцо, подергала входную дверь – закрылась ли? – и пошла к метро, думая о Бартеневе.
Еще вчера им сообщили, что профессор в реанимации. В устах врача страшное слово «кома» звучало вполне обыденно, словно нет ничего более скучного и банального. Глафира попыталась напроситься в сиделки, но врач был непреклонен. Нет. Нельзя. Запрещено.
В здании Следственного комитета было почти так же тихо, как в доме Бартенева. Куда все подевались? «Наверное, преступников ловят», – подумала Глафира и протянула руку к двери, чтобы войти в нужный кабинет.
Вдруг она открылась, выпустив Шведова. Вид у него был хмурый. У Глафиры сразу засвербело в глазах. Неужели его уже допрашивали и теперь могут задержать?
Шведов увидел ее, и его лицо сразу разгладилось.
– А… ты как… тут? – пролепетала она.
– Не пугайся. Я сам пришел, – шепнул он и отодвинулся, пропуская ее.
Она проскользнула мимо и почувствовала, как он коснулся ее пальцев. Сердце сразу сладко заныло. Нет, не передумал!
Она улыбалась, входя в кабинет.
– Рад, что вы в хорошем настроении, – сказал маленький человечек, стоявший посредине кабинета со стаканом воды. – Присаживайтесь.
Он с удовольствием допил воду, удобно устроился в офисном кресле и представился:
– Капитан Беленький.
Ну вот, еще и Беленький. А где же Мишуткин и Пуговкин?
– Я веду ваше дело, – продолжил капитан.
Глафира уставилась недоуменно.
– Мое?
– А чье же? – таким же тоном спросил Беленький. – Вы проживали в доме, где произошло преступление.
– Я не проживала, а работала.
– Ну все равно. Вы там находились продолжительное время. Так?
Глафира кивнула.
– В доме было трое человек. Хозяин, который в данный момент находится в коме, его внучатый племянник, убитый неизвестным, и вы. Из всех троих вы одна не пострадали. Я правильно излагаю?
– Выходит, что правильно.
– Вот именно, что выходит. Поэтому советую вам во всем признаться. Чистосердечное признание смягчает наказание и облегчает душу.
Она много раз видела такое в кино. Следователь говорил точно такую же фразу и проникновенно смотрел подозреваемому в глаза. Глафире вдруг стало жарко. Он уже все для себя решил, этот Беленький. Обвинит их с Сергеем и закроет дело. Вот как, значит, это происходит?
Глафира посмотрела в окно, мысленно попросила Георгия Победоносца укрепить ее силы и сказала:
– Я готова подробно, в хронологической последовательности рассказать обо всем, что произошло в доме Олега Петровича Бартенева, моего работодателя, наставника и друга.
Она говорила долго. Пару раз Беленький пытался вставить в ее монолог свои пять копеек, но Глафира не позволяла. Говорила словно на одном дыхании. Признаваться так признаваться!
Наконец, Беленький, понявший, что не контролирует процесс, легонько стукнул ручкой по столу и громко кашлянул.
– Все понятно, гражданка Вознесенская. Складно у вас получается. А теперь позвольте пару вопросов.
– Вы что, не верите мне? – спросила Глафира и тут же осеклась.
Сейчас скажет: «Вопросы здесь задаю я».
– Вопросы здесь задаю я.
Понятно. Все, как по писаному.
Она сжала руки и приготовилась. Главное – доказать, что Сергей ни при чем.
Беленький мучил ее еще час. На все вопросы, даже те, что задавались явно с подковыркой, Глафира отвечала честно, поэтому поймать ее капитану никак не удавалось. Однако упертый Беленький продолжал долбить двадцать раз по одному месту. Глафира крепилась из последних сил, призывая на помощь всех, кого могла: от Спиридона Тримифутского до Николая Угодника.
Первым все же выдохся следователь.
– Ну что ж, гражданка Вознесенская, сегодня я вас отпускаю. Но ненадолго. И предупреждаю: к чьему бы заступничеству вы ни прибегли – пусть он хоть трижды Герой России будет, – меня этим не проймешь.
Последнюю непонятную фразу она пропустила мимо ушей и буквально выползла из кабинета следователя.
Измотал ее этот маленький Беленький! Хотя… Ну и пусть измотал. Ее не задержали, значит, он все же поверил. Или не поверил, а просто доказательств пока недостаточно. Наверное, теперь за ней установят слежку и будут «вести» – так, кажется, в кино говорят? – пока она не выведет их на преступника?
В смятении чувств Глафира чуть не прошла мимо Сергея, который ждал ее у крыльца.
– Долго следователь тебя мариновал, – сказал он, обнимая ее за плечи и целуя в висок.
– Я в полной прострации. Голова как чугунная, – призналась она, хватаясь за его руку, как за спасательный круг. – Мне кажется, он меня подозревает. А я в лепешку расшиблась, доказывая, что не виновата.
– Они всегда так себя ведут: наматывают человеку нервы на кулак.
– Я знаю.
– Откуда? – удивился Шведов.
– В кино видела.
– Ты смотришь криминальные сериалы? – Он поднял бровь.
– А других не показывают. Даже если фильм про любовь, там обязательно есть убийство.
– Прямо как у нас с тобой, – усмехнулся Сергей.
– Ну да. Похоже.
– В жизни всегда так: где любовь, там и кровь.
Глафира отстранилась и взглянула подозрительно.
– Ты шутишь, что ли?
– Просто хочу вывести тебя из прострации. Ты будто деревянная вся.
– Ты сказал, что пришел сам, – вдруг вспомнила Глафира. – Зачем?
– Я знал, что на тебя сразу падет подозрение. Решил, что будет лучше, если я первым изложу свою версию. Тогда тебе легче поверят.
– Не надо было! Теперь Беленький уверен, что ты тоже замешан в этом кошмаре!
– Ну и пусть.
– Погибать, так вместе?
– Зачем погибать?
Шведов подошел к большой машине и распахнул перед ней дверь. Глафира, не задумываясь, залезла на переднее сиденье. Сергей сел за руль, и они вырулили со стоянки.
– Пусть Беленький работает по своему плану, а мы – по своему.
– Мы же не умеем!
– Зато у нас сильная мотивация: мы не хотим сесть в тюрьму.
– Да уж. Особого желания нет, – буркнула Глафира и только заметила, что они куда-то едут, сидя в чьей-то машине. Она повертела головой.
– Это твоя машина?
– Да вроде.
– А куда мы едем?
– Давай сначала поедим чего-нибудь, а потом начнем думать.
– Давай!
Ей вдруг стало беспричинно весело. Да разве можно чего-нибудь бояться рядом с ним? Он все умеет, все знает и обязательно придумает, как выбраться из беды!
Они приехали в какое-то приятное кафе, забрались за самый дальний столик, заказали кучу еды и стали говорить совсем
