В зале никого не было, и я пристроилась на ближнем от входа диванчике и закурила. Видимо, для придания дополнительного деревенского колорита к одной из стен зала прислонили деревянную лестницу, на круглых перекладинах которой развесили мексиканские пледы, а рядом с ней на манекен без головы было надето желтое пончо.
«Не хватает только текилы или пиноколадо», — подумала я и увидела официанта в широкополом сомбреро с высоченной тульей. У него было заспанное лицо, которое совсем не походило на смугло-раскосую, по-латиноамерикански оживленную физиономию мексиканца. А, собственно, почему обязательно оживленную? Может же она быть задумчивой и по-европейски унылой, ну хоть изредка?
Размышлять над этим времени уже не было, потому что официант, растянув губы в улыбке, поинтересовался, что я буду есть. Я даже не стала заглядывать в меню, которое он передо мной положил, потому что есть мне совершенно не хотелось. Горячительных напитков я себе позволить не могла, так как была за рулем, поэтому ограничилась банальным кофе.
— Погодите-ка, — остановила я официанта, отправившегося было выполнять мой заказ, потому что увидела, как в зал вошел Александр Георгиевич.
Он, как старому знакомому, кивнул официанту и опустился на диванчик рядом со мной.
— Вы уже сделали заказ? — посмотрел он на меня заблестевшими глазами и, когда я кивнула, поднял голову к официанту.
— Тогда, как обычно, Петрович, — сказал он парню в сомбреро, и тот, черкнув себе что-то в блокнотике, оставил нас одних.
— Мне кажется, вы тут не впервые, — проявила я свои дедуктивные способности.
— Люблю острую пищу, — улыбнулся Марусев, — и вообще все острое или, на худой конец, пикантное.
— Вам не хватает остроты в жизни? — полюбопытствовала я.
— Меня это возбуждает.
Я заметила, как расширились крылья его носа, словно он вдыхал какой-то тонкий аромат.
— Вы, случайно, не маньяк? — шутливо спросила я.
— Смотря, что вы имеете в виду, — уголками губ улыбнулся Марусев.
— То же, что и доктора, — пояснила я, — патологические отклонения в психике.
— Тогда вопрос не по адресу, — Александр Георгиевич достал сигареты и закурил. — Согласитесь, если бы я был маньяком, как вы выразились, то никогда бы вам об этом не сказал.
— Очень тонкое замечание, — ухмыльнулась я, — из которого, однако, я не могу сделать какого бы то ни было ясного вывода.
Бывает же так, ни с того ни с сего разговор принимаеть поворот, которого ты и сам не ожидал. И что самое странное, ты как бы и не владеешь нитью этого разговора. Он ведется словно сам по себе, независимо от твоего с собеседником желания, а вы являетесь втянутыми в него помимо воли.
Это ценное наблюдение я вынесла из начальной стадии нашей беседы с Марусевым, которая мне лично не очень понравилась. Вернее, совсем не понравилась. И я растерялась, не зная, каким образом можно направить наш диалог в нужное русло. Может быть, Марусев заметил мое смущение, ему самому стало неловко, но он сменил тему.
— А вы всегда стремитесь к определенности? — Александр стряхнул пепел с сигареты и посмотрел на меня.
— К этому приучила меня профессия, — вздохнула я, — но в конечном счете я не аналитик, а репортер. Рассказываю о том, что происходит, не делая никаких заключений.
— Похвально, похвально, — закивал Александр Георгиевич и собирался что-то добавить, но появился Петрович с подносом и отвлек его.
— Что, только кофе? — удивленно поднял брови Марусев. — Здесь, конечно, замечательный кофе, но вы обязательно должны попробовать мексиканскую кухню. Петрович, — сделал он жест официанту, обведя пальцем выставленные на стол блюда, — повтори.
— Иди, иди, — поторопил его Марусев, когда я стала возражать, — я плачу.
«Ладно, черт с тобой, — решила я, — все равно где-то надо будет обедать. Почему не здесь?»
— Теперь, после смерти Аркадия Сергеевича, вы будете руководить «Металлоконструкцией»? — неожиданно спросила я.
— Совсем необязательно, — не сразу ответил Марусев, — но вполне вероятно. А почему вы об этом спрашиваете?
— Потому что хочу знать, кому было выгодно убить Белкина.
— Хотите совет? — немного подумав, спросил Александр Георгиевич и выжидательно посмотрел на меня.
— Ну, — без оптимизма произнесла я.
— Не лезьте вы в это дело.
— Почему? — вяло спросила я, так как ожидала чего-то подобного.
— Только не подумайте, что я вас пугаю, упаси бог, — поднял брови Марусев. — Только, если я правильно понял, там работал профессионал. Значит, убийство заказное, а такие практически не раскрываются. Но вы можете в своем рвении приблизиться к чему-то важному, и тогда…
— Что тогда?
— Тогда вас тоже могут убить, — спокойно сказал Марусев.
— Я знаю, что Белкин недавно купил какое-то предприятие, — начала заводиться я, — вы не в курсе?
— Будет очень жаль, — сказал он, приступая к еде, — если труп такой красивой девушки всплывет по весне где-нибудь в районе Волгограда или Астрахани. Только он не будет уже таким красивым.
Он ел что-то красно-коричневое из глиняной миски и говорил о моей возможной смерти, как будто речь шла о чечевичной похлебке. Но я-то умирать не собиралась, а лишь только убедилась, что стою на верном пути. Для себя я решила, что Марусев, каким бы невозмутимым он ни казался, причастен к убийству своего патрона.
Подошедший Петрович с улыбкой выставил передо мной содержимое подноса, поинтересовался у Марусева, не нужно ли чего еще, и, получив отрицательный ответ, исчез за стойкой.
— Попробуйте, очень вкусно, — с аппетитом пережевывая свою бурду, сказал Александр Георгиевич.
Я зачерпнула что-то из миски — кажется, это была фасоль с какими-то приправами — и отправила в рот. Внутри у меня все заполыхало, но оказалось действительно вкусно, и я принялась за еду, заливая пожар во рту томатным соком.
— Александр Георгиевич, — я временно отложила ложку, — а чем занимается ваша фирма?
— Ну, это уж совсем не интересно. — Марусев отломил кусок лепешки и отправил себе в рот.
— А все-таки? — настаивала я.
— Мы изготавливаем различные нестандартные вещи, фермы, колонны, есть цех чугунного литья, делаем даже скульптуры из меди и бронзы.
— А вы говорите, не интересно, очень даже интересно, — доев свою порцию, я потянулась за сигаретой. — И все-таки, Александр Георгиевич, кому была выгодна смерть вашего начальника?
— Называйте меня, пожалуйста, Сашей или Александром, — поморщился он.
— Хорошо, Александр, так кому?
— В первую очередь, естественно, его жене.
— А во-вторую?
— Во-вторую акционерам, и мне в их числе.
— Не понимаю, — покачала я головой, — акции Белкина ведь достанутся не акционерам, а его жене. Или не так?
— Ладно, — махнул рукой Марусев и снова перешел на «ты», — раз ты такая настырная. У Белкина был контрольный пакет акций. Знаешь, что это такое?
— Примерно, — кивнула я.
— Это значит, если не вдаваться в подробности, Аркадий Сергеевич фактически единолично управлял фирмой, определяя ее стратегию и тактику. Другим акционерам это не совсем нравилось, вернее, совсем не нравилось, и они просили продать им хотя бы часть акций, чтобы тоже иметь возможность стоять у руля фирмы. Но Аркадий Сергеевич не соглашался…
— А его вдову вы сумеете уговорить, — предположила я, — именно поэтому вы сразу бросились утешать Людмилу Николаевну.
— Ты догадливая, — усмехнулся Марусев. — Очень догадливая. Но мы пришли не только для этого…
Над столом повисла долгая пауза. Мне стало как-то не по себе.
— Привет, Георгич, — раздался над нами зычный голос.
Я и не заметила, как к нашему столику подошел плотный, хорошо одетый мужчина. Он был высокого роста, пиджак нараспашку, ворот белой рубашки стягивал узкий галстук. Редкие светлые волосы зачесаны назад.
— А, Михась, — Марусев поднял голову, — сядешь?
— Присяду, — поправил его светловолосый.
— Принеси-ка стул, — сказал Марусев подлетевшему официанту.
Тот быстро исчез и появился снова с легким бамбуковым стулом, который поставил у столика. Михась уселся, сделал заказ и, бросив на меня тяжелый взгляд, повернулся к Александру.
— Познакомь с девушкой.
Марусев представил нас друг другу.
— Как дела, Оля? — спросил Михась, не моргая глядя на меня.
Чем-то он мне был неприятен, и захотелось уйти, но встать сразу не очень удобно.
— Хорошо, — ответила я и демонстративно посмотрела на часы.
— Да ты не бойся, я не кусаюсь, — хмыкнул приятель Александра, — лучше скажи, чем занимаешься?
— Вот пообедала, — кивнула я на стол, — а теперь мне пора на работу.
— Это хорошо, — протянул Михась, — когда есть работа.
