В голосе его по-прежнему звучала горечь.
— Ты уверен?
— Безусловно. Вэрни — второй кандидат в покойники. Он еще не знает. Не понимаю, почему не позаботился об алиби, не принял никаких мер для защиты. Ничем не сможет доказать, что во вторник вечером не был у Ли Бронсона. В своей конторе даже сказал, что в среду утром ездил куда-то возле Кемпа. Думаю, это проявление какой-то интеллектуальной наглости. Он, возможно, в некотором роде такой же безумец, как бедняга Кифли. Должен был понимать, что рано или поздно мы его изобличим. Даже если бы Кифли нам ничего не сообщил, мы все равно допросили бы Вэрни в ходе расследования, если оказались бы в тупике. А он к этому не готов. Господи, его же собственная секретарша сказала нам, что утром в четверг он ушел из конторы вместе с Дэнни Бронсоном. Забрал из банка тысячу наличными. Кассир в банке запомнил, что Вэрни попросил тысячу в купюрах по пятьдесят долларов и еще сотню двадцатками. Воображал, что ужасный хитрец. А на самом деле — затравленный заяц. Схватим его, и оглянуться не успеет.
Она сказала с невеселой улыбкой:
— Тебя больше устраивает, когда твои убийцы оказываются умнее?
Он улыбнулся в ответ:
— Даже если преступник глуп, все равно это перемена обстановки по сравнению с бумажной волокитой за письменным столом.
— Господи! — вздрогнула Бетт.
Звонил телефон, и он бросился к нему.
— Это Колин, сержант. Все в порядке. Появился четверть часа назад. Мы все подготовили. Дэн получил ордер на арест и вместе с Кетелли едет к вам.
Бен надел плащ и шляпу, поцеловал Бетт. Она наблюдала из окна, как муж садится в машину, как отъезжает. Ее безмерно радовало, что он такой как есть, что его огорчают вещи, которые он обязан делать. Надеялась, что годы никогда не притупят его чуткости, верила — никогда он не станет вести себя пренебрежительно, грубо с людьми, которых задерживает.
Ли Бронсон вернулся домой в пятницу вечером — в четверть восьмого. Уехал сразу же после похорон и сквозь серую пелену дождя добрался до Хэнкока. Чувствовал себя как побитый: обливаясь слезами, все присутствовавшие обдавали его ледяным холодом. Для них он был обманщик, который увез очаровательную детку, их единственную детку, в далекий город и своим невниманием, пренебрежением довел ее до смерти. Не обмолвились с ним ни единым словечком ни родственники, ни подружки детства. Так и простоял в стороне как прокаженный.
Когда гроб опускали в сырую октябрьскую землю, он все еще не мог поверить в случившееся. Вспоминал, как она любила солнечное тепло, как наслаждалась горячими лучами, ласкавшими ее красивое тело.
Никто его не удерживал, когда собрался домой.
После нее осталась пустота в полном смысле слова. Когда с разрешения полиции явились родители, чтобы забрать ее личные вещи, они устроили такую ужасную сцену, что ему хотелось повернуться и уйти. Взяли все, что ей когда-то принадлежало, и кое-что из непринадлежавшего, например, маленький радиоприемник, подаренный ему женой, даже настольную лампу, входившую в арендуемую обстановку. Он и не пытался протестовать.
Прохаживаясь по тихим, опустевшим комнатам, он раздумывал, сколько понадобится времени, чтобы уложить вещи, и что нужно взять. Пара чемоданов и ящик для бумаг и книг — этого вполне достаточно.
Ли невероятно удивился, когда зазвонил телефон, и дождался пятого звонка, прежде чем поднять трубку. Наверно, какой-нибудь настырный репортер.
— Да, — произнес он с опаской.
— Ли, это Хогтон. Я думал о понедельнике. Вы будете на своих уроках?
— Я… не знаю.
— Первый день окажется нелегким. Но у этих малолетних негодников короткая память.
— Я подумал, доктор, что мне следует на время уехать.
— Понятно.
— Мне не хотелось бы вас разочаровывать.
— Дорогой юный друг, я разочаровываюсь в человечестве в течение всей своей жизни. Хочу обратить ваше внимание на две вещи. Во-первых, на ваш бесславный результат в нашей последней шахматной партии. Во-вторых, что будет с некоей Джилл Гроссман, этим одаренным ребенком, который так нуждается в руководстве?
— Но я…
— И подумайте о своих несмышленышах, которые наверняка проиграют все важные соревнования, если вас не будет рядом и вы не подскажете, как им распорядиться своими мускулами. Итак, в понедельник жду вас, мистер Бронсон. Это приказ.
Раздались гудки отбоя. Ли постоял, держа в руках трубку. Потом осторожно положил ее. И неожиданно улыбнулся.
В пятницу вечером в тридцать пять минут девятого Пол Вэрни услышал в коридоре шаги, и сразу же в его дверь резко постучали. Вернувшись к себе, он не поднимался с глубокого кожаного кресла, пытаясь размышлениями разогнать мрачные предчувствия. Труп Бронсона обнаружили слишком быстро. Бэрт засыпался на допросе в полиции — это роковой факт. Приходится признать, что ему следовало подготовить все гораздо тщательнее. Теперь он жалел о встрече и разговоре с Кифли. Попытался успокоить себя мыслью о том, что у них нет абсолютно никаких улик против него, ни малейших доказательств. Его подозревают — да, возможно, но никогда ничего не докажут. Револьвер и черные перчатки лежат на дне болотца на полпути из Кемпа в Хэнкок.
Стук в дверь звучал настолько официально, что у него заколотилось сердце. Поднявшись и пройдя через комнату, он открыл дверь. Их было трое. Один — детектив Спенс, самоуверенный и мрачный. Высокий мужчина в мокром плаще, видимо, главный, произнес:
— Мистер Вэрни? Я сержант Викслер. С детективом Спенсом вы знакомы. А это мистер Кетелли. У нас есть разрешение на обыск — хотите взглянуть?
— Разрешение на обыск? На каком основании, сержант?
— Мы ищем доказательства, мистер Вэрни. Одновременно объявляю, что вы арестованы по подозрению в убийстве. В убийстве Люсиль Бронсон, Дэниела Бронсона и Друсилы Катон.
Лихорадочно соображая, он сразу решил, что здесь, в комнате, они не найдут никаких улик, и решительно воскликнул:
— Вы сошли с ума!
Детектив Спенс, обойдя вокруг него, быстро и ловко обыскал, сказав в заключение:
— Встаньте к стене, мистер Вэрни.
— Я, разумеется, к вашим услугам, но…
— Говорить будете позже, — остановил его Викслер.
Вэрни следил за ними. Этот Кетелли принес с собой чемоданчик. Подойдя к шкафу, распахнул дверцу и, усевшись на пол, раскрыл чемоданчик. Достал мощный фонарик и стал вытаскивать обувь Вэрни, выбирая из каждой пары левую туфлю, тщательно осматривая внешний край подошвы. Вэрни ощутил удивительную пустоту в желудке и спазмы, словно от голода.
Кетелли издал довольное ворчанье. Держа в руке черную туфлю, он внимательно рассматривал ее в свете фонарика. Вэрни знал, что эти туфли были на нем, когда он находился на Аркадия-стрит. Убеждал себя, что это какой-то трюк, но в ушах раздался странный звон.
— Нашли? — спросил Викслер.
— Думаю, да.
Кетелли был мужчина с благородной, аристократической внешностью и дьявольской усмешкой. Луч фонарика освещал снизу его лицо.
— Ну что же, сержант? Люди, не знающие, как это делается говорят, что все это пшик. Может, мистер Вэрни пожелает увидеть все собственными глазами, правда?
Викслер, кивнув, отошел. Спенс подал знак Вэрни, чтобы тот подошел поближе.
Кетелли явно наслаждался:
— Это одна из тех вещей, которые человек моей профессии обязан знать.
Он взял четвертушку белой, тонкой бумаги.
— Это фильтровальная бумага. Здесь в бутылочке у меня десятипроцентный соляной раствор. В нем хорошенько намочу бумажку. А затем, видите, прижимаю к пятнышку, вот тут, с краю туфли. Так… Больше ваша туфля мне не нужна. А в этом пузырьке — раствор Эстмана и сорокапроцентная уксусная кислота в пропорции двести к сорока одному. Теперь берем эту стеклянную палочку, опустим в пузырек и коснемся фильтровальной бумаги в том месте, где она была прижата к пятну. Готово? Пока еще ничего не происходит, мистер Вэрни. Ни-че-го, пока не возьмемся за последний пузырек. В нем у меня смесь одиннадцати частей перекиси водорода и тридцати частей сорокапроцентной уксусной кислоты. А теперь вытрем стеклянную палочку и опустим ее в бутылочку.
Он занес палочку над бумагой.
— Если пятно на вашей туфле — человеческая кровь, то вы, мистер Вэрни, сразу увидите, как цвет бумаги изменится, если до нее дотронуться. Она приобретет замечательный зеленовато-голубой оттенок. И кроме человеческой крови, ничего на свете не может ее так окрасить.
Кетелли мокрой палочкой торжественно коснулся бумаги. На ней мгновенно проступило зеленовато-голубое пятно, и Кетелли гордо подержал ее перед Вэрни.
— Может, вы порезались при бритье или наступили на улице на пятно, когда у кого-то шла кровь носом. Меня не касается, откуда на туфле такое пятно, это уже не мое дело. Я утверждаю только, что это кровь человека и она обнаружена на вашей туфле.
