– А кто бы нас нашел там, в том «уютном подвальчике»? – грустно отозвалась мадам. – Никто. Надо было выбираться.
Атмосфера в туннеле ощутимо сгустилась. Дышать стало тяжело.
– Воздух заканчивается, – прошептала Ершова, – скоро наступит конец.
– Делать нечего. Надо нырять и надеяться, что туннель в какой-то момент повернет вверх.
– В какой? – жестко спросила Ева. – Это равнозначно тому, чтобы просто утопиться.
Она тяжело дышала. Воздуха становилось все меньше и меньше.
– Это наш единственный шанс, – сказала актриса.
– Вероятность того, что туннель быстро выведет меня на поверхность – один из миллиона. Нет, один из ста миллионов!
– Но не ноль.
Повисла тяжелая пауза.
– А как вы узнаете, что я добралась благополучно? – спросила Ева.
– Никак, – ответила актриса. – Я в любом случае через несколько минут поплыву за тобой.
Ершова тяжело перевела дух.
– Крысы же откуда-то бежали, – добавила Гнучкина. – Они проплывали под водой и выныривали. Значит, недалеко. Лишь бы не застрять!
Дышать становилось все тяжелее. Перед глазами у Евы задрожали мелкие яркие пятна – очевидный признак кислородного голодания.
– Давай! – крикнула мадам, и девушка ринулась вперед.
Она нырнула в липкую жижу, изо всех сил работая руками, и поползла по туннелю под водой.
Диана смотрела в окно. Она уже слегка протрезвела, и в душе у нее бушевала смертная тоска. Люда куда-то исчезла, ее мобильный не отвечал. Грицак, как была – в бордовом парадном платье, сидела у окна и смотрела вниз. Ей хотелось туда прыгнуть, не давал этого сделать только врожденный оптимизм. Да еще ответственность перед родителями, бабушками и дедушками.
– Хоть бы я совсем его не встречала, этого Коровкина, – вздохнула Диана.
Внизу, под окнами, раздался шум двигателя. У подъезда припарковался зеленый «Ленд-Крузер». Грицак икнула и с сомнением посмотрела на почти пустую бутылку коньяка на столе.
– Так, Дианочка, ты доигралась, – вслух сказала она, – сейчас из зеленой машины появятся зеленые человечки.
Она привалилась к подоконнику и с любопытством уставилась на «Крузер». Дверца автомобиля отворилась, и оттуда появился мужчина, совсем не похожий на инопланетянина, а наоборот – очень смахивающий на Юрия Борисовича.
Сердце Дианы ухнуло куда-то вниз. Горло перехватило.
– Не может быть, – пробормотала она, глотая слезы, которые полились у нее из глаз бурным потоком. – Не может быть!
Коровкин скрылся в подъезде. Грицак вскочила, бросилась к двери, но на полпути остановилась.
«А вдруг он не ко мне? Это просто совпадение, – мелькнуло у нее в голове. – Еще одного разочарования я не переживу».
В дверь позвонили. Зареванная Диана с потекшим макияжем подошла к двери, распахнула ее, посмотрела Коровкину в глаза и рухнула без чувств на пороге своей квартиры.
Рязанцев копал. Проход все расширялся. Вскоре он стал таким широким, что туда можно было пролезть. Владимир Евгеньевич лег на живот и посмотрел вниз, в темноту. Потом нашел небольшой камешек и бросил. Неглубоко. Полковник привязал к поясу фонарь и саперную лопатку, опустил в дыру ноги, потом повис на руках, всматриваясь в кромешную тьму и принюхиваясь к запаху болотной сырости. Кирпич под его руками поддался, и Рязанцев полетел вниз. Помещение действительно оказалось невысоким, всего около трех метров. Оказавшись на полу, Владимир Евгеньевич вытащил фонарь и осветил все вокруг.
– Винный погреб, – сказал полковник, разглядывая большие круги на полу. – По всей видимости, очень старый. Вот здесь стояли бочки.
Владимир Евгеньевич обошел помещение. Никаких следов Евы в подвале не было, но в западном направлении шел невысокий сводчатый коридор. Он постепенно опускался вниз, повторяя рельеф холма. Рязанцев взял в руки ярко светящийся фонарь и пошел по коридору.
Олег и Николай наблюдали за входом в университет и окнами кафедры.
– Ты думаешь, он – преступник – придет сегодня за калифорнием? – спросил Олег.
– Не знаю, – вздохнул Николай, – но с сейфа нельзя спускать глаз.
Они сидели в машине с тонированными стеклами, выключенными габаритами и служебными номерами, специально запорошенными снегом, чтобы не бросались в глаза. Следить за входом в университет на улице было невозможно – стоял сильный мороз.
– А как он вообще может попасть ночью в университет? – спросил Олег. – Вход же закрыт, а охрана спит. Разве что он знает про черный ход через спортзал или через подвал. Надеяться на то, что он пойдет через главный вход – абсолютно наивно.
– А может, – отозвался Николай, – наш герой пойдет через главный вход и придумает для охраны какую-нибудь байку типа срочной работы?
– В три часа ночи? – засмеялся Николай.
Олег кивнул.
– Значит, он уже там, – сказал Олег.
– Или придет рано утром, – добавил Николай.
– Тогда мы его никак не узнаем, многие приходят на работу рано утром. Но в любом случае ты прав – надо наблюдать не за главным входом, а за входами в спортзал и в подвал. Так что разделяемся и…
В этот момент в окне лаборатории, принадлежащей их кафедре, мелькнул слабый лучик фонаря.
– Смотри! – воскликнул Коля. – Там кто-то есть!
– Где? – спросил Олег, присматриваясь.
Некоторое время молодые люди сидели, пристально вглядываясь в темные окна.
– Может, тебе показалось? – спросил Олег.
В этот момент свет мелькнул во второй раз.
– Он там! – воскликнул Николай. – Вызывай группу захвата, а я пойду туда.
Он выскочил из машины и бросился к черному ходу в университет. Дверь закрывалась всего на один замок.
– Будь осторожен! – закричал другу вслед Олег.
Николай бежал к университету, держась под деревьями, которые скрывали его от глаз, наблюдающих, возможно, из темных окон кафедры.
Селедкин вылетел на балкон, упал и снова вскочил, мелко дрожа.
– Быстрее! – закричала Люда. – Сюда!
Она перепрыгнула через перила и повисла на тонких, дрожащих ветках винограда.
– Ты что? – испуганно взвизгнул Селедкин, – я же разобьюсь!
Стеклопакет за его спиной взорвался со звоном и грохотом. Чен стрелял режиссеру в спину.
– А-а-а-а, – громко, по-заячьи завизжал Леонид Иванович, быстро перелез через перила и вцепился пальцами в ветви.
Виноградные лозы затрещали.
– Леня, спускайся! – сказала Чайникова, голова которой кружилась от счастья. Он позвонил ей! Она ему нужна, она спасает его! И уж теперь точно, точно он, обязанный ей жизнью, будет с ней всегда.
Селедкин, в душе которого бушевали чувства, бесконечно далекие от какого-либо пафоса, принялся спускаться. Несколько веток под его ногами сломались. Режиссер замер, но хрупкие, скованные морозом палочки продолжали трескаться и оседать под его тяжестью.
– Люся, – громко сказал режиссер, ежась от мороза, – виноград не выдержит двоих. Кому-то надо спрыгнуть.
И он покосился на бывшую жену.
Чайникова посмотрела вниз. Земля была где-то очень далеко внизу.
– Люсенька, – проворковал Леонид Иванович, – там большие сугробы, они мягкие, как пух.
Люда молчала.
– Милая моя, – проникновенно продолжал Селедкин, – я очень, очень люблю тебя. Всегда любил, обожал, страдал и ни на секунду не забывал. Я исправлюсь, буду носить тебя на руках, мы снова поженимся, у нас родятся чудесные детишки. Только спрыгни, Люся. Спрыгни!
Вокруг стояла чудесная зимняя ночь. Падали большие пушистые снежинки. Фонари бросали на белоснежный снег круги уютного желтого цвета. Деревья были покрыты белоснежными шапками. Приближался Новый год, кое-где вспыхивали гирлянды, в некоторых окнах были видны украшенные лампочками елки. Запах тихого, семейного праздника уже разливался в воздухе.
Люда закрыла глаза.
– Хорошо. Я люблю тебя, Леня, – сказала она.
И отпустила руки.
Задыхаясь, Ева плыла вперед. Продвигаться было трудно, туннель был скользким, зацепиться – не за что. Желание открыть рот и вдохнуть становилось все нестерпимее. В груди появилась острая боль, разум практически перестал подчиняться девушке. Она действовала только согласно инстинкту самосохранения, который не давал ей расцепить зубы. Внезапно Ершова ударилась головой о какое-то препятствие впереди. Стена? Рефлекторно, уже ничего не соображая, она рванулась вверх.
И вынырнула на поверхность. Воздух был чистым и прохладным, откуда-то дул ветерок. Не сдерживаясь, девушка заплакала, и ее слезы смыли с глаз жидкую грязь. Она дышала, дышала и никак не могла надышаться.
– А ведь Гнучкина, – громко сказала Ева в темноту, – гораздо толще меня. Точно застрянет. Да и возраст уже не тот.
Набрав в грудь как можно больше чистого, прозрачного, как слеза, воздуха, девушка снова нырнула в липкую жижу.
– Дай мне поесть, – попросил Диану Коровкин, – я сегодня ничего не ел. Ты знаешь, я сначала участвовал в ралли, потом завез машину на СТО, затем ухаживал за Маргаритой, после этого забрал машину из ремонта, потом бегал с Ритой по магазинам, а после этого лег спать, но заснуть не смог.
