Клаудиа.
Профессоресса Кросера, понурившая голову после вопроса о том, не было ли у синьора Гаспарини профессиональных проблем, встретилась с Гриффони глазами.
– Нет, ничего такого. Вернее, ничего такого я не знаю.
Брунетти воспользовался возможностью, чтобы сказать:
– Вчера я спрашивал у вас позволения взглянуть на его вещи. – Он дождался утвердительного кивка. – Вы разрешите нам это сделать?
Профессоресса недовольно нахмурилась, но прежде чем она успела открыть рот, Брунетти вспомнил, каким тоном она произнесла то единственное «Хорошо!», и добавил:
– Возможно, это поможет нам найти человека, напавшего на вашего мужа.
– Вы правда так думаете?
– Я не знаю, что может оказаться полезным, а что – нет, синьора, – сказал Брунетти, удивляясь собственной откровенности. – Поэтому и взял с собой комиссарио Гриффони. Возможно, она заметит что-то, что ускользнуло от меня.
Профессоресса Кросера снова провела пальцами по лбу, все теми же разглаживающими движениями.
– Что ж, идите! Вторая дверь налево.
В комнате был порядок: кровать застелена, одежда аккуратно сложена. Брунетти прошел к двери, предположительно в ванную, и приоткрыл ее. В ванной – тоже порядок, не считая полочки с косметикой и лосьонами над умывальником.
Платяной шкаф – современный, белый, огромный, стоял у дальней стены, по центру. Брунетти открыл обе дверцы; одна из них жутко заскрипела. Теперь шаг назад, чтобы рассмотреть получше… На правой половине – ряд мужских туфель. Над ними – пиджаки на вешалках, из-под которых виднелись брюки из той же ткани. Рядом – еще несколько пиджаков и не менее двадцати рубашек, все до единой белые.
Слева – платья, юбки, брюки-слаксы, блузки и два вечерних наряда; все вперемежку, без намека на систематизацию. Внизу – не меньше дюжины пар туфлей, и только малая толика из них стояли рядом друг с другом. Гриффони отошла немного и замерла, скрестив на груди руки, словно желая составить представление о людях, деливших это пространство, по тому, в каком состоянии они содержали свою часть шкафа. На каждой половине, сбоку от штанг-вешалок с одеждой, было по три полки; под ними – по три выдвижных ящика.
На верхней полочке справа – мужские шапки и перчатки, под ними – толстые свитера, еще ниже – легкие свитера и свитшоты; на женской половине, на тех же полках – то же самое, только вещей заметно меньше.
– Аккуратный мужчина, не находишь? – спросила Гриффони, кивая на стопки сложенной одежды.
– Создается такое впечатление, – ответил Брунетти, думая о том, что и работа у него, скорее всего, рутинная и скучная. – Что скажешь о жене?
Вместо ответа Клаудиа подошла к левому ряду одежды и пощупала ткань сначала на вечернем платье, потом на двух других.
– Знает, что ей идет.
– Не понял, – признался Брунетти.
Гриффони просунула сложенные лодочкой ладони между двумя платьями и раздвинула их в стороны.
– Смотри! Эти платья подходят ей идеально: крой, ткань, и наверняка прекрасно на ней сидят. – Клаудиа убрала руки, и платья снова соприкоснулись, как будто лаская друг друга. – Эта женщина знает, что ей к лицу.
– А как насчет обуви? – Брунетти указал на туфли, лежащие разрозненно, в каком-то пьяном беспорядке.
– В каждой – деревянная колодка для сохранения формы, Гвидо. Неужели ты не заметил?
Действительно не заметил – слишком увлекся подсчетом пар, в которых обе туфли стояли вместе.
– И как минимум пять пар – ручной работы, – добавила Гриффони.
– Что скажешь о нем? – Брунетти подумал, что, пожалуй, следом за этим можно было бы попросить Клаудиа прокомментировать почерк каждого из супругов.
– Любит порядок, возможно, до занудства. Очень традиционен, устойчивых взглядов.
– Ты сделала такой вывод по тому, как висят его костюмы? – поинтересовался Брунетти.
Она улыбнулась.
– Гвидо, три из них – серого цвета, – Клаудиа указала на мужскую одежду.
Она изучила все ящики в правом ряду, начиная с верхнего: открыла их, поворошила содержимое, закрыла. Нательное белье, носки и носовые платки. Наконец очередь дошла и до третьего, нижнего. Клаудиа заглянула в него, но вещи перебирать не стала, а убрала руки за спину со словами:
– И что же мы видим?
– Можно поконкретнее? – попросил Брунетти едва ли не раздраженно.
– Конечно! Всюду – порядок и система, и вдруг вот она – тайная сущность синьора Гаспарини!
– Клаудиа, перестань! – произнес Гвидо. – Ты говоришь глупости!
– Лучше сам взгляни.
Она выдвинула ящик сильнее и отошла в сторону.
Брунетти склонился над ним, а потом, чтобы было удобнее, встал на колени. С виду – случайный набор вещей, сваленных в беспорядке. Скомканные банкноты с арабской вязью и портретами мужчин в восточных головных уборах. Конверт с посадочными талонами на рейсы в Дубай и обратно, датированными четырьмя месяцами ранее. Две связки ключей, если присмотреться – от разных замков. Маленький малахитовый бегемотик. Квитанция на тридцать евро – пополнение проездного билета. Две упаковки таблеток от кашля. Потертый кожаный бумажник… Брунетти раскрыл его и пошарил в отделениях: пусто, как и в кармашке для крупных банкнот.
В ящике под несколькими десятифунтовыми банкнотами он нашел еще квитанции: две из ресторанов и одну – на покупку трех картриджей для принтеров в магазине канцтоваров Testolini, причем один картридж, черный, почему-то валялся тут же. Несколько бумаг, соединенных канцелярской скрепкой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не квитанции, а купоны на покупку косметики: каждый – на сумму сто пятьдесят четыре евро и с пометкой «Гаспарини». Еще – четыре батарейки типа AAA, в нетронутой заводской упаковке, неработающий фонарик, еще квитанции и три купона. Брунетти поднялся и носком правой ноги задвинул ящик.
– Не так быстро, Гвидо! – сказала Гриффони и наклонилась, чтобы снова его открыть. – Здесь – полный беспорядок, и в отличие от остальных полок-ящиков – вещи разрозненные, каждая сама по себе. – Она взяла конверт и вынула оттуда талоны из плотного картона. – Почему он сохранил именно эти посадочные талоны? Они с женой много путешествуют. По-моему, ты говорил мне, что она ездит в командировки?
Брунетти кивнул, еще не догадываясь, к чему клонит его коллега.
Клаудиа вытащила ящик и перенесла его на стол между окнами. Поочередно выложила все предметы, в один длинный ряд от ящика до самого края стола. Что не поместилось, уложила во второй ряд.
Посадочные талоны, потом – банкноты с изображениями мужчин в головных уборах. Следом – кожаный бумажник и малахитовый бегемотик. Упаковка батареек легла рядом с картриджем для принтера, дальше – пачка купонов, фонарик, таблетки от кашля, связки ключей, квитанции, иностранные деньги. Еще квитанции и несколько вещиц, прежде остававшихся незамеченными, Клаудиа положила сбоку от опустевшего ящика.
Она изучила посадочные талоны.
– Говорят, что Emirates – лучшая авиакомпания, – сказала Гриффони, возвращая их обратно в конверт.
Она положила конверт на стол и взяла фонарик, но тот так и не включился. Клаудиа пробежалась взглядом по находкам, рассматривая каждую и пытаясь прочесть, что на них написано.
Предоставив ей изучать счет из миланского отеля, Брунетти взял купоны, соединенные скрепкой. Он тщательно рассмотрел верхний в стопке, потом стал перелистывать их, внимательно исследуя каждый. Наконец посмотрел на Гриффони и спросил:
– Зачем мужчине купоны на косметику на девять сотен евро?
Почему-то ему вспомнились мальчишки, покупающие в киоске желтую прессу. Парни такое не читают… Мужчины не пользуются косметикой, ну, по крайней мере, не тратят на нее девять сотен евро.
– Тебе это не кажется странным? – Брунетти подошел к коллеге и протянул ей купоны.
Она повторила процедуру, изучив каждый из них в отдельности.
– Девятьсот двадцать четыре евро, если быть совершенно точными, – сказала она, возвращая их.
– Давай спросим у жены, – предложил Гвидо.
Он сунул купоны в карман пиджака, а остальные вещи они с Гриффони вернули в ящик.
В гостиной профессорессы Кросеры не оказалось, и полицейские прошли в кухню. Они не заметили, когда домой вернулся Гаспарини-младший, поэтому удивились, увидев его за столом с огромным сэндвичем в руке. Мать сидела напротив; в чашке у нее, скорее всего, был чай.
– Простите за
