Он вернулся к первой странице и бегло просмотрел содержащуюся в ней информацию. Действительно, получалось, что супруги Волпато довольно часто умудрялись находить дома, продающиеся буквально за гроши. Синьорина Элеттра обвела количество квадратных метров в каждом «приобретении», и Брунетти быстро прикинул, что они платят за квадратный метр меньше миллиона лир. То есть даже с учетом инфляции и разницы между декларированной и реальной ценой супруги неизменно покупают городскую недвижимость, уплачивая меньше одной трети от ее средней стоимости.
— Насколько я понял, на других страницах та же история? — поинтересовался Брунетти. Синьорина Элеттра кивнула. — Сколько здесь объектов недвижимости?
— Больше сорока, причем я даже не стала проверять прочее имущество, которое оформлено на фамилию Волпато.
— Понятно. — Комиссар уставился в листки документов. К последним страницам синьорина Элеттра прикрепила выписки из их индивидуальных и ряда совместных банковских счетов. — Как вам удалось это сделать? — начал он, но, заметив, как она при этих словах неожиданно переменилась в лице, тут же прибавил: —…так быстро?
— Помогли друзья, — ответила она и заговорила о другом: — Хотите посмотреть, какого рода информацию может предоставить компания «Телеком» по поводу их телефонных звонков?
Брунетти кивнул. Он был уверен, что она уже кое-что предприняла в этом направлении. Она улыбнулась и вышла из комнаты. Брунетти переключил внимание на документы и цифры. Сказать, что он был потрясен, — значит ничего не сказать. Он вспомнил впечатление, которое оставили у него Волпато: люди без образования, без положения в обществе и денег. А они, как следовало из этих документов, были владельцами огромных богатств. Если хотя бы половину этой недвижимости сдавать в аренду — а люди не приобретают дома в Венеции, чтобы позволять им пустовать, — то они, должно быть, имеют двадцать или тридцать миллионов лир в месяц — столько, сколько многие люди зарабатывают за год. Большая часть этого состояния была надежно размещена в четырех различных банках, более того, вложена в государственные облигации. Брунетти плохо разбирался и принципах работы миланской фондовой биржи, но достаточно для того, чтобы знать названия самых надежных акций. Вот в них-то Волпато и инвестировали сотни миллионов.
Он вспомнил потертые ручки пластиковой сумки синьоры Анжелины, заплатку на левом ботинке ее мужа. Что это: отличная маскировка, чтобы защититься от завистливых глаз горожан? Или жадность, граничащая с безумием? И как при всем этом прикажете относиться к тому факту, что израненное тело Франко Росси найдено перед зданием, принадлежащим супругам Волпато?
Почти час Брунетти провел в размышлениях о природе жадности — порока, склонность к которому у венецианцев в крови. С самого начала своего существования La Serenissima[17] была торговой республикой, поэтому стремление разбогатеть у венецианцев обусловлено генетически. В отличие от расточительных южан, римлян и флорентинцев, которые зарабатывали деньги, чтобы с легкостью от них отказаться, — эти широкие натуры испытывали удовольствие, швыряя золотые кубки и блюда в реку, и тем демонстрировали свое презрение к богатству, — венецианцы учились приобретать и сохранять, оберегать, накапливать и приумножать, а также скрывать свои денежки. Правда, великолепные palazzi, дворцы, выстроенные по берегам Большого канала, так и кричали о богатстве своих хозяев. Но они принадлежали семействам Мочениго, Барбариго, которые были настолько щедро одарены богами коммерции, что любая их попытка скрыть благосостояние оказалась бы тщетной. Знатность и слава защищали их от заразы жадности.
Ее симптомы гораздо отчетливее проявлялись в менее влиятельных семьях: упитанные торговцы строили дворцы поскромнее — на задворках каналов, располагая их в непосредственной близости от своих товарных складов. Там они могли отогревать душу в отраженном сиянии пряностей и тканей, привезенных с Востока — Венеция была одним из узловых пунктов Великого шелкового пути, — отогревать ее втайне, никогда не показывая соседям, что припрятано за решетчатой оградой их складов.
На протяжении столетий это стремление к накоплению усиливалось и укоренялось в сознании граждан Венецианской республики. Этот феномен называли по-разному: бережливостью, расчетливостью, практичностью, да и сам Брунетти осознавал ценность таких качеств. Однако в гипертрофированной форме они превращались в беспощадную, жестокую алчность, болезнь, которая разрушала не только страдающую от нее личность, но и всех, кто входил в контакт с зараженным человеком.
Он вспомнил, как его, тогда начинающего детектива, пригласили быть понятым при вскрытии дома старухи, которая умерла зимой в общественной больнице. Врачи не смогли ее спасти: состояние умирающей осложнялось недоеданием и переохлаждением. Полицейские направились по адресу, указанному в удостоверении личности, сломали все замки на входной двери и вошли в квартиру площадью более двухсот квадратных метров, запущенную, провонявшую кошками, заваленную коробками со старыми газетами, поверх которых лежали кучи полиэтиленовых пакетов с ветошью и поношенной одеждой. В одной из комнат не было ничего, кроме стеклянных бутылок из-под вина, молока, маленьких пузырьков из-под лекарств. В другой стоял флорентийский гардероб пятнадцатого века — позже его оценили в сто двадцать миллионов лир.
Хотя на дворе стоял февраль, отопления не было, и не потому, что его не включили, а по той причине, что в доме вообще не было системы отопления. Брунетти поручили отыскать документы, которые могли бы помочь найти родственников старухи. Открыв ящик комода в ее спальне, он увидел пачку пятидесятитысячных банкнот, перевязанных куском грязной веревки, а его коллега, осматривавший гостиную, нашел кипу банковских книжек, и на каждой лежало не менее пятидесяти миллионов лир.
Тогда они покинули квартиру и, опечатав ее, уведомили сотрудников Финансовой гвардии, что им следует приехать и во всем разобраться. Позднее Брунетти узнал, что старуха не оставила завещания, поэтому родственники не получили ничего — более четырех миллиардов лир отошло государству.
Лучший друг Брунетти частенько говаривал, что мечтает о том, чтобы смерть забрала его, когда он выложит последнюю лиру на стойку бара и скажет: «Просекко[18] для всех!» Почти так и случилось, только судьба отпустила ему на сорок лет меньше, чем этой старухе. Однако Брунетти знал, что у его друга и жизнь была счастливей, и смерть достойнее.
Он стряхнул с себя эти воспоминания, вытащил из ящика график текущих дежурств и порадовался, увидев, что Вьянелло на этой неделе дежурит в ночную смену. Сержант был дома и предавался увлекательнейшему занятию — красил кухню. Он с энтузиазмом согласился встретиться с комиссаром завтра утром в Кадастровом отделе.
У Брунетти в Корпусе финансовой гвардии друзей не было, и он не слишком переживал по этому поводу. Но теперь возникла необходимость получить доступ к информации, которой они могли располагать, чтобы иметь более-менее четкое представление о том, какая доля огромного богатства Волпато была официально задекларирована, то есть облагалась налогом. Вместо того чтобы утруждать себя размышлениями по поводу принятой бюрократической процедуры, в соответствии с которой следовало сделать запрос на получение информации, он набрал номер синьорины Элеттры и попросил ее заглянуть в их базу данных.
— О, Финансовая гвардия! — выдохнула она, даже не пытаясь скрыть восторга, с которым восприняла эту просьбу. — Я так давно хотела покопаться в их делишках!
— А что ж вы раньше этого не сделали, так сказать, от своего лица, синьорина? — поинтересовался он.
— Могла бы, конечно, синьор, — ответила она, удивленная его вопросом. — Но это было бы что-то вроде браконьерства, не так ли?
— А если я прошу вас сделать это?
— Тогда это охота на крупную дичь, синьор, — вздохнула она и положила трубку.
Он позвонил в отдел криминалистики и спросил, когда будет готов отчет об обследовании здания, возле которого было найдено тело Росси. После минутной задержки ему сказали, что бригада экспертов выезжала на место и обнаружила, что в доме начались строительные работы. Криминалисты не сочли возможным пачкать свои чистенькие формы ради сбора незначительных улик и вернулись в квестуру, даже не зайдя в дом.
Он собирался было списать очередную неудачу на общую некомпетентность и недостаток инициативы, однако догадался спросить:
— А сколько там было рабочих?
Его попросили подождать. В трубке что-то шуршало. Но вот один из сотрудников отдела подошел к телефону:
— Да, комиссар?
— Когда вы подошли к этому зданию, сколько там было рабочих?
