— Дурак красномордый… А что поделаешь: хочешь жить, умей крутиться.
Последнее произносилось явно в назидание: Клавдия Михайловна полагала, что умеет жить, и сыну хотела передать это умение.
Пройдя восемь классов, Николай Чижов оставил школу. Отец было заикнулся, что надо закончить десятилетку. Клавдия Михайловна с ним не согласилась.
— Зачем ему десятилетка? — спросила она насмешливо.
— Кончит десятилетку — в институт пойдет.
— Кончит институт и будет получать восемьдесят рублей, как сынок вашего диспетчера.
Она все знала, особенно насчет того, кто сколько получает.
— Так то для начала, — попытался возразить Петр Петрович.
— Ага, — Клавдия Михайловна посмотрела на мужа снисходительно, как на малого несмышленыша, — а через пять лет будет сто получать, еще через пять лет сто десять. Оч-чень веселая жизнь для сына.
Петр Петрович хотел еще что-то сказать, но жена махнула на него рукой.
— А-а, помолчи уж лучше. Коле скоро в армию идти, пусть до армии специальность получит — шофера хотя бы. Шофером-то служить будет легче, это уж я знаю.
Николай поступил на курсы шоферов. В это же время Петр Петрович Чижов приобрел разбитого «Москвича», перебрал его, отремонтировал, и сын теперь мог практиковаться на собственной машине. Не пристало великовозрастному парню охотиться с духовым ружьем за кошками, Николай стал гонять по окраинным улицам на «Москвиче», пугая зазевавшихся прохожих.
Занятия на курсах были вечерние, днем мог бы Николай где-то работать, но его не неволили: «Пусть мальчик учится». Когда он получил шоферские права, мать подарила Николаю магнитофон, угадав его желание.
В ту пору зачастили к Николаю ребята с соседней улицы. Были они на два-три года постарше Чижова, а внимание их льстило Николаю. Верховодил в той компании Сашка Бородулин, ученик киномеханика из кинотеатра. «Смена». Долговязый, неряшливый — из серого, с глухим воротом свитера вырастала тощая немытая шея, на ней укрепилась патлатая, востроносая голова. Девятнадцатилетний Сашка по умственному развитию остановился где-то на уровне шестиклассника, тем не менее он поигрывал в картишки, выпивал. При всем при том был у Сашки характер — ребята ему подчинялись. И бывал он и злым, как хорек, его побаивались.
Николай Чижов интересовал Сашку потому, что у того была автомашина: можно катнуть в загородный ресторан, на водохранилище и вообще помотаться по городу, помахивая лапой из окошка знакомым.
Николай попал под влияние Бородулина. Чтобы воспринять нехитрую жизненную философию нового приятеля и наставника, ему не пришлось напрягаться и пересматривать привычные жизненные правила: Сашка Бородулин, как и Клавдия Михайловна, никого не уважал, людей делил на две категории — одни были сильней его, другие — слабей. Первых он боялся и ненавидел, другими помыкал. Чижова он выделял среди своей свиты: как-никак в его руках автомашина и магнитофон.
Однажды компания поехала в загородный ресторан: у Мартына — так звали они Петра Мартынова, краснощекого, упитанного малого, — завелись, деньжата. Днем Мартын на мотороллере с фанерной будкой развозил булочную мелочь, между делом поторговывал «шмутками» иностранного происхождения (джинсы, курточки с яркой подкладкой). В ресторане выпили. Послушали оркестр: Сашка заказывал музыку.
Николай пил минеральную водичку: за рулем, нельзя, да и не любил он спиртного. Когда очень уговаривают приятели, выпьет стопку и больше ни в какую.
На этот раз его и не уговаривали.
Домой собрались часов в десять вечера. Ехали веселые, собой и жизнью довольные. Дорога шла под гору, на поворотах крепко прижимало к бортам, фары выхватывали из темноты хвойные лапы, белые придорожные столбы.
У поворота на магистраль Николай притормозил.
— Останови совсем, — сказал Сашка.
Николай остановил.
— Парочка в кустах, — объяснил Сашка, — пойдем посмотрим.
Они вышли из машины. Николай остался за рулем.
— Я здесь побуду, — сказал он Сашке.
— Правильно, посиди тут, если что — позовем.
Николай видел, как они перепрыгнули через кювет и подошли к парню и девушке, сидевшим на скамеечке у громадного клена. Парень встал им навстречу. О чем они там говорили, Николай не слышал, только парень медленно стал расстегивать поясной ремень и снимать брюки.
В это время с магистрали на дорогу, где стоял «Москвич», стала медленно поворачивать машина. Первой заметила ее девушка. Она метнулась в сторону, перескочила через кювет и побежала той машине навстречу. Сашка и его приятели, оставив парня, бросились на дорогу, но не за девушкой, а к «Москвичу», втиснулись в него, захлопнули дверцы.
— Гони! — почему-то шепотом скомандовал Сашка.
Николай с места рванул вовсю, обогнал девушку, миновал встречную машину и, выбравшись на магистраль, дал полный газ.
Погони не было. Отдышавшись, ребята принялись смеяться, они прямо задыхались от смеха, вспоминая, как покорно стал снимать брюки парень.
Николай тоже смеялся. Нравились ему эти ребята, нравились их выдумки.
Въехав в город, достали папиросы, но не оказалось спичек — обхлопали все карманы, но спичек не нашли. Увидев идущего по тротуару человека, остановили машину. Вышли и попросили огонька. Он сказал, что не курит и спичек у него нет.
— Как это нет? — возмутился Мартын. — Брешешь!
Николай на этот раз вышел из машины и хорошо видел, как Мартын ударил человека на тротуаре в лицо. Тот был коренаст, на ногах крепок и, видимо, не трус. Он дал сдачи Мартыну. Тогда Сашка Бородулин сзади, широко размахнувшись, кастетом ударил человека по голове. Тот рухнул Николаю под ноги. Мартын двинул упавшего острым носком ботинка в живот. И Николай, не желая отставать от приятелей, ударил.
Снова втиснулись они в машину и долго колесили по улицам. И на этот раз не было погони, и они смеялись, вспоминая, как Мартын врезал этому некурящему по морде, а Сашка треснул по голове.
На другой день веселую компанию арестовали. Был суд. Четверо получили разные сроки тюремного заключения, Николай Чижов по тому делу проходил свидетелем. Чего стоило это Клавдии Михайловне, она никому не рассказывала, даже матери.
Беседуя с защитником, Клавдия Михайловна несколько раз вспоминала о суде над Бородулиным и компанией, настойчиво обращая внимание Андрея Аверьяновича на то обстоятельство, что Николай был свидетелем, только свидетелем.
Андрей Аверьянович накануне брал это дело в архиве городского суда и знал его лучше своей собеседницы.
— Бывают свидетели, — сказал он Клавдии Михайловне, — которые только по странной случайности не сидят рядом с подсудимыми. Мой вам совет, не вспоминать об этом эпизоде из биографии вашего сына, если не хотите повредить ему. Себе тоже.
Клавдия Михайловна сникла, агрессивная настойчивость ее сменилась готовностью безоговорочно следовать советам защитника. Но Андрей Аверьянович советами ее не обременял. Зная, с кем имеет дело, он давал ей только одну рекомендацию:
— Говорите правду, не изворачивайтесь.
После суда над Бородулиным родители устроили Николая Чижова на работу — в автобазу шофером. В эти дни стукнуло ему восемнадцать лет, и мать сочла нужным отметить это событие — дала денег, и Николай с отцом отправились в охотничий магазин выбирать настоящее ружье, двуствольное, центрального боя.
— Пусть на охоту ездит, — решила Клавдия Михайловна, — это лучше, чем болтаться со шпаной по городу.
На охоту Николай не ездил, придя с работы, бегал с ружьем на пустырь — стрелял по пустым бутылкам и консервным банкам. Работал без увлечения, но и без понуканий, как и учился — на троечку.
Судья огласил характеристику Николая Чижова, данную отделом кадров автобазы: недисциплинирован, пререкался со старшими, отказывался выполнять задания…
Характеристика представлена в прокуратуру — на преступника Николая Чижова. Двумя неделями раньше тот же отдел кадров дал характеристику допризывнику Николаю Чижову — в военкомат. Андрей Аверьянович передал копию характеристики судье, попросил огласить ее и приобщить к делу.
Судья прочел характеристику. На этот разгона утверждала, что шофер третьего класса Чижов дисциплинирован, трудолюбив, активно участвует в общественной работе.
Народные заседатели тоже пробежали глазами эту бумажку, поморщились и передали ее секретарю, словно поспешили отделаться. Но отделаться так просто нельзя. Пусть задумаются, какая же из характеристик рисует истинное лицо подсудимого. Андрей-то Аверьянович понимал, что обе они далеки от истины. Та, что для военкомата, написана едва ли не под копирку — на всех допризывников одна; другая — для прокуратуры — характеризует не столько Чижова, сколько кадровиков автобазы, страхующихся от упреков в либерализме. Пусть уж судьи сами, без их сомнительной помощи, разбираются в этой истории.
