Наступила тишина. Она не заплакала. Он отвернулся от окна, увидел, что она, напряженно выпрямившись, стоит посреди комнаты, подошел и поддержал ее, а она уткнулась лицом ему в плечо, и прижалась к нему, дрожа всем телом.
– Жизель, это все, что мне нужно было узнать.
– Нет, теперь я расскажу вам все, – она говорила прямо ему в плечо. – Я плохо помню, что было со мной. – Когда нас поднесло к берегу, мне захотелось покоя, и я прыгнула в воду, как тот человек. Была ночь. Они звали меня назад. Я не хотела плыть, но все-таки какое-то время плыла. Больше я ничего не помню, что было в ту ночь. Утром меня нашли на камнях около гавани. Это все.
Он стоял, поглаживая ее по голове, и выждал долгую паузу, прежде, чем спросить:
– Зачем вам нужно было покрывать плоты смазкой?
Она помотала головой, то ли не зная ответа, то ли потому, что не хотела врать ему.
– Кто еще был на вашем плоту?
– Командир. И офицер агуадорской армии.
– Полковник Ибарра?
– Я не знала их имен. Он командовал нами, говорил, что надо делать.
– И что вы должны были делать?
– Это было очень опасно, – больше она ничего не сказала в ответ на этот вопрос.
Он решил больше не спрашивать ее ни о чем. Когда самолет поднимут, можно будет получить ответы на все вопросы, не подвергая никого опасности. Она, должно быть, частично лишилась рассудка, после трех дней, проведенных на плоту, без воды, под лучами палящего солнца. Ей повезло, когда она бросилась в воду: рыбацкая флотилия находилась в море, и акулы ушли вместе с нею.
– Я долго была больна, – ровным голосом сказала она ему в плечо. – Человек по имени Гарсия дель Рио нашел меня на частном пляже среди скал, и забрал домой. Он заставил меня назваться его женой. Я несколько раз пыталась убежать. Мне каждый день разрешают в течение двух часов пользоваться автомобилем, но я должна вовремя возвращаться назад, иначе он отправит полицию искать меня, а когда найдут, меня расстреляют. Иногда я уезжаю от города на расстояние часа езды, но не могу заставить себя преодолеть mi-chemin[24] – чтобы все это случилось…
– Точку возврата…
– Да. Я потеряла смелость, и сама злюсь из-за этого, но злость не заменяет смелости…
– Ваши нервы были истерзаны. Вам повезло, что вы прошли через все это.
– Он погладил ее красивые волосы.
– Однажды я попыталась улететь на гидроплане в Сан-Доминго. За первый год я накопила денег на билет. Но когда увидела самолет на воде, мне стало дурно, и я ушла. Не могу видеть самолеты на воде. У меня нет ни паспорта, ни выездной визы, ни денег; все дорожные чеки погибли вместе с самолетом. Я потеряла смелость, Пол…
– Она вернется. Нужно только время.
– Это трудно, когда человек один.
– Теперь это будет легче.
– Не могу в это поверить. – Она повернула голову и взглянула на огни за окном. – Я не смогла помочь вам, хотя и очень хотела.
– О, нет, вы очень помогли мне.
Самолет оставался на плаву два часа, поскольку кабина сохранила герметичность, а топливные баки на три четверти опустели за время полета из Панамы до Сан-Доминго. Это значит, что не было никакой бомбы, никакого пожара, никакого огня. Они обмазали плоты маслом. Этому могла быть только одна причина: они не хотели, чтобы их обнаружили с воздуха, когда рассветет. А команды отдавал Ибарра.
Что могло находиться на борту «Глэмис Кастла» такого, что не могло быть доставлено прямо в Сан-Доминго, что необходимо было скрыть, даже ценой девяноста девяти жизней? Члены закрытого клуба были единственными на свете людьми, знавшими это. А он не входил в их число.
– Вы, наверно, написали много писем в Париж? – спросил он, дотронувшись большим пальцем до прохладного завитка ее уха.
– Да. И чуть не отправила одно из них. Но тогда немедленно началось бы расследование.
– Наподобие того, что провожу я…
– Да. А я не хочу умирать, даже теперь.
– Особенно теперь.
– Да. Особенно теперь. – Он почувствовал, что она улыбнулась.
Она попыталась посмотреть на свои часы.
– Все в порядке, – успокоил он. – Остается еще час. Жизель, а что произойдет, если вы не вернетесь?
Она отстранилась от него, и опять посмотрела в освещенное окно.
– Он позвонит по телефону. После этого меня схватит тайная полиция. И расстреляет.
Она явно повторяла предупреждение, которое вбивалось в нее с настойчивой гипнотизирующей регулярностью, пока не стало частью ее души.
– Почему? – мягко спросил он. Она отвернулась, свет упал на ее тонкую шею и отбросил тени в волосах.
– Потому что я принадлежу ему, а когда надоем, у меня больше не должно быть мужчин. – Она шагнула вглубь полутемной комнаты. Ей хотелось рассказать Рейнеру больше, но это было трудно, поскольку она еще ни с кем об этом не говорила. Выходящим из тюрьмы расстояния до окружающих предметов кажутся пугающе огромными. – Я почему-то стала необходимой Гарсии. Не знаю почему. Наверно, он и сам не знает. – Говоря это, она видела лицо Гарсии, каким оно было в тот момент, когда он не думал, что она могла видеть его. Его глаза, полные призраков. Его игрушка, которая должна быть под рукой в любой момент, когда ему захочется для успокоения или отдыха обнять ее. Жестокий ребенок, ужасно боящийся темноты, которую лишь она одна в состоянии отогнать.
Она повернулась, чтобы посмотреть на англичанина. Его фигура силуэтом выделялась на фоне ярко освещенного окна, а лицо было темным. Это была та самая темнота, которой Гарсия учил бояться. Посторонних – значит каждого. Захватчика. Попавшего в этот город из дальних стран забытого детства Гарсии. Немезиду.
Как переносил Гарсия короткие часы ее свободы? Частенько он посылал шофера, чтобы тот разыскал «мерседес» в городе и привез ее назад. Если она не вернется через час, то воспаленный мир Гарсии дель Рио может обезуметь и рухнуть, втянув ее в губительный вихрь.
Каким нормальным и чистым казался этот силуэт. Каким сильным. Но Гарсия был сильнее. Его рука в золотых перстнях возьмет телефонную трубку, и они придут за ней – полицейские. И ей придется умереть.
Пол, глядя в свете уличных огней на ее внезапно застывшее лицо, думал: «Необходимой… Величайшая потребность любой женщины – быть необходимой. Это вытекает из самой природы материнства. Роль, подходящая актрисе, больше любой другой…»
– Жизель… – Нет, это бессмысленно.
– Да, Пол?
Он сказал первое, что ему пришло в голову.
– Мы должны идти. В это время улицы забиты, а нам нужно добраться до «мерседеса».
Она шагнула к нему.
– Вы не это хотели сказать.
– Да. Не это. Но мы должны идти.
Она долго стояла неподвижно, глядя в его темное лицо.
– Я смогу еще увидеть вас, Пол? – Несмотря на жару, ее охватил озноб.
– Как только захотите. – Он стал деловитым, и, пройдя мимо нее, нашел на секретере, в мусоре, оставшемся от предыдущего жильца, карандаш и обрывок бумаги. – Если я вам срочно понадоблюсь, звоните. Только спрячьте этот номер подальше. А еще лучше – постарайтесь запомнить его. Если меня не будет, попросите передать сеньору французу. С консьержем все должно быть в порядке – я хорошо заплатил ему. Но не рискуйте.
Она была взволнована переменой в его настроении. Голос стал очень четким и по-английски холодным.
– Вы сердитесь?
– Очень. – Он достал из сумки с молнией свитер.
– Почему? – спросила она.
– Сейчас нет времени, чтобы объяснить это вам. Я должен сделать несколько вещей. Часть из них связана с вами, а я не уверен, что имею хоть какое-то право поступать так, как должен. Когда я могу надеяться увидеть вас снова, Жизель?
– Вы встретите меня на пути. Ведь вам нужен самолет…
– Да. Правда, я думаю, что он пропал, его унесло в глубину. – Он стоял перед ней, обеспокоенный собственным решением. – Я должен быть здесь завтра ближе к вечеру. Вы придете?
– Постараюсь.
– Помните, я с вами, до конца. Cent pour cent.[25]
Они взяли одно из раскрашенных в клеточку частных такси и вышли, немного не доехав до места, где оставался «мерседес». Быстро выходя из машины, они успели увидеть, что за рулем ее автомобиля кто-то сидит.
– Это Гарсия, – сказала она.
– Что он здесь делает?
– Ждет меня.
В свете уличных фонарей он увидел на ее окаменевшем лице безнадежное выражение.
– Вы знали, что он будет ждать вас?
Вероятно, она увидела тень подозрения в его глазах.
– Нет. – Ее пальцы вцепились в его ладонь. – Если мы не останемся друзьями, для меня все кончено. Вы тоже должны доверять мне. – Она пошла прочь, а он ждал, стоя в темноте, в глубине широкого тротуара, пока «мерседес» не развернулся. Он заранее надел темные очки, и не повернул головы, когда машина проезжала мимо. Она не могла видеть его и, конечно, не ожидала, что он все еще находится поблизости.
