Здесь, в темноте - Алексис Солоски

– Что бы ты сделал дальше? Если бы это было реальное дело. Если бы тебя действительно назначили им заниматься.

– Сходил бы к нему на работу и поговорил с его боссом, потом с его друзьями, которые не являются невестой. Попытался бы получить ордер на обыск его жилища, доступ к мобильному телефону, банковскому счету, к компьютерам, которыми он пользовался.

Я помню, что Ирина рассказывала о его персональном компьютере.

– Но что, если он очистил историю поиска?

– Наши техники обычно могут с этим справиться. Ничто не пропадает бесследно.

– Некоторые вещи пропадают. Некоторые люди.

– Но это просто болтовня, – говорит он. – Понимаешь, мисс Пэрри? Оставь расследование таким парням, как я. Ты милая девушка или да, ладно, может быть, ты не такая уж и милая. В любом случае тебе не следует ввязываться во что-либо подобное.

Затем у меня снова возникает это странное ощущение, покалывание в затылке, как будто кто-то наблюдает за мной издалека. Я опускаю глаза и наклоняюсь к Дестайну, вдыхая его особый мускусный аромат – виски, сандаловое дерево, дождь на тротуаре.

– А во что мне следует ввязаться?

Под столом он хватает меня за запястье и сжимает его достаточно сильно, чтобы остался синяк. Он мотает головой в сторону моего напитка.

– Еще по одной?

– Нет, – отказываюсь я.

Он помогает мне подняться со стула и выводит из бара, положив руку на поясницу. Мы идем быстро и молча. Если бы мы заговорили сейчас, я, возможно, передумала бы. Я могла бы сказать ему, чтобы он уходил. Но я не хочу думать. Когда он продолжает спускаться по авеню А, огибая парк, я понимаю, что он так и не спросил адрес. Он знает дорогу. Он ведет меня домой. Я отстраняюсь от него.

– Откуда ты знаешь, где я живу?

– Ты сама сказала. На первом допросе.

– И ты все это время помнил?

– Не недооценивай себя, милая.

Я открываю внешнюю дверь, и он ведет меня вверх по лестнице так быстро, что мне кажется, что я могу упасть. Когда мы приближаемся к третьему этажу, одна из соседок приоткрывает свою дверь, но она резко захлопывает ее, когда мы проходим мимо, и я слышу звук засовов и цепей.

Он оказывается на мне еще до того, как мы добираемся до кровати.

И когда он уходит час спустя, оставив меня с синяками на груди и с его вкусом во всем теле, я опустошена, изранена и совершенно оцепенела. Закутавшись в покрывало, я провожаю его до двери и запираю за ним замки. Затем достаю диктофон из сумки, нажимаю перемотку, затем воспроизведение, затем запись, нажимая кнопку вниз, вниз, вниз, пока кассета не обрывается со щелчком. Сторона удалена. Притворюсь, что получила все в таком виде. Что я ничего не слышала. Что слушать было нечего.

Но, может быть, уже слишком поздно. Утром, когда я отправляюсь в магазин на углу, я нахожу следующую записку, подсунутую под дверь.

Ирина пишет мне позже тем же утром, и мы договариваемся встретиться через час в храме на Четырнадцатой улице. Допив вторую чашку кофе, я иду под грифельно-серым небом, сменяющим день на ночь, оглядываясь на каждый сигнал «стоп». Потому что все те разы, когда мне казалось, что я чувствую на себе взгляд, возможно, так оно и было на самом деле. Кто-то, должно быть, следил за мной – достаточно пристально, чтобы знать, что я нашла диктофон. Кто-то, кто может преследовать меня даже сейчас.

Храм притулился рядом с Первой авеню, его закопченный камень сливается с серым небом. Я нахожу Ирину в задней части нефа, она вжалась в скамью с красными подушками, подбородок опущен на грудь, волосы выбиваются из-под того же нелепого берета. Ее глаза теперь сухие, под ними – две впадины.

Я сажусь рядом с ней, мы обе смотрим вперед, затем я вкладываю диктофон ей в руки, осторожно, чтобы моя кожа не соприкасалась с ее.

– Девушка принесла его в мой офис, – говорю я. – Студентка колледжа. Она нашла его как раз перед Днем благодарения. Это его.

Ее пальцы смыкаются на диктофоне.

– Спасибо, – благодарит она, и слова звучат сухо. – Это очень любезно. Услышать его голос, его речь…

Она нажимает кнопку воспроизведения, но я качаю головой:

– Нет. Я пыталась прослушать вчера, но либо запись не сохранилась, либо ее стерли. Я должна была сказать тебе.

– Неужели?! – вспыхивает она. – Стерто? Вы уверены?

Я киваю.

– Нет, – мотает она головой. – Я все равно должна пробовать.

Она нажимает воспроизведение и перемотку, снова воспроизведение и перемотку, пока кассета, наконец, не обрывается.

Затем она склоняет голову.

– Прости, – говорит она напряженным голосом, борясь со слезами. – Мне очень жаль. Я не хотела, чтобы ты видеть меня в таком свете. Ты уже так много делала. Для меня. Для человека, которого не знать.

Я поворачиваюсь к ней.

– Я мало что сделала. Так ты ничего о нем не слышала с тех пор? Джейк так и не выяснил, куда он мог отправиться?

– У тебя быть встреча с Джейком, – произносит она с улыбкой-льдинкой. – Как ты думаешь, он тот человек, который раскрыть столько дел?

– Наверное, нет, – отвечаю я, опираясь на скамью впереди, когда встаю. – Хотелось бы, чтобы я могла еще чем-нибудь помочь.

И я могу. И я это сделаю. Вторая записка – подтверждение. Если я хочу выпутаться из всего этого, вернуться к своим пустым дням и зачарованным ночам, защититься от любой будущей угрозы, тогда мне нужно выяснить, что случилось с Дэвидом Адлером. Мне нужно действовать. Действовать! Узнать все, что я могу. Что означает найти способ связаться с бывшими коллегами Дэвида Адлера по Luck Be a Lady и сделать собственную ставку. Теперь я это знаю. Я ощущаю странное удовольствие, которое словно электрический ток пробегает по моему телу, каждый волосок встает дыбом, когда я плетусь к выходу. Оглянувшись, я вижу Ирину, нажимающую кнопку воспроизведения снова, снова, снова, ее затуманенные глаза прикованы к алтарю.

* * *

Я спешу в гастроном, а затем возвращаюсь домой, укладываюсь в постель, прихватив с собой ноутбук и булочку с маслом. Откусывая, я одной рукой набираю Luck Be a Lady в строке поиска, а затем прокручиваю страницы с текстами песен и таблицами аккордов, пока не соображаю добавить «онлайн-казино». Появляются новые результаты, один из которых, кажется, сайт азартных игр. Я нажимаю на ссылку. Экран