знал.
Девочки не отвечали, только сверлили его глазами и сильнее жались друг к другу. Эти большие глаза, думал Хорхе, он будто бы помнил их.
* * *
Полянский смотрел на несчастную девушку с окровавленными бинтами – в её глазах было больше равнодушия, чем боли. И с каждым отходящим от руки бинтом она вглядывалась в багровые пальцы с каким-то ненормальным любопытством.
– Вы здесь покалечились? – спросил Михаэль, но на него всё ещё не смотрели.
Ему казалось, он говорил с пустотой. Или они специально его не замечали? Он оглядел всё купе, заглянул под полку – никаких подозрительных вещей, никого, кроме этих троих.
– В поезде, должно быть, террористы. Вы пытались нажать на стоп-кран в вашем вагоне? – спросил он.
Вторая девушка вдруг посмотрела на него, потом улыбнулась и кокетливо провела пальцами, как гребнем, по своим волосам, заправив их за ухо. В руке у неё остались вылезшие, длинные пряди.
– Стоп-кран не работает, – сказал мужчина и обернулся.
Михаэль вздрогнул и отпрянул. Всё лицо этого пассажира было прожжено до мяса, ошмётки кожи свисали со щёк, кожа под глазами провалилась, сами же глазные яблоки были несоразмерно большими. Так выглядят люди после ожога химической кислотой.
– Что здесь произошло? – задохнулся Полянский и почувствовал, как тошнота идёт вверх, и вкус у той тошноты пропитан чёртовым формалином. Он хотел сплюнуть, но во рту всё пересохло, он хотел отдышаться, но воздуха не было совсем.
Мужчина улыбнулся, оголив большие зубы, один из которых был из серебра.
– Ганс Беннот, – сказал он и протянул ему обожжённую руку. – По документам Эрих Стоун, – уточнил пассажир.
Полянский не пожал протянутой руки. Он не ощущал свою, как и всё своё тело, как и всю эту реальность, что казалась дурдомом. Как такое вообще могло быть?
Обожжённый мужчина подождал ещё немного, потом ухмыльнулся, пожал смущённо плечами и, засунув руку обратно в карман, опять отвернулся к окну.
– На кушетке было ужасно холодно, – вдруг сказал он, – и мне не нравится это имя – Эрих Стоун.
– А мне не нравятся эти серьги, – сказала девушка с обожжённым лицом, – они вообще не мои! И я не могу их снять, – теребила она английский замок.
– Какое дурацкое имя, – ворчал обожжённый мужчина. – Другого что, не нашлось? – посмотрел он опять на Полянского.
Полянский только молчал.
– Очень жаль, – сказал пассажир, так и не дождавшись ответа, и отвернулся к окну.
Девушка с перебинтованными руками хотела его успокоить, потянулась к несчастному, чтобы обнять, но побоялась испачкать кровью, сочившейся из бинтов. Она всё смотрела на свои руки, будто не понимая, что с ней происходит.
* * *
Хорхе сел на другое сиденье.
– Я вас не трону, – сказал он. И только сейчас осознал, что говорил с пистолетом в руках. Старый дурак, отругал он себя и спрятал пушку за пояс, нашёл перед кем им трясти.
– Это игрушечный, – улыбнулся он, – не бойтесь. А я просто дедушка Хорхе. Я не хотел никого пугать.
Девочки смотрели на него с интересом, прищуриваясь и клоня голову то в одну, то в другую сторону, будто ища нужный ракурс.
– А мы вас видели, – вдруг сказала одна.
– Да? – удивился Хорхе. – Где, на вокзале?
– Нет, в банке.
Хорхе понял, что дети обознались, и улыбнулся опять.
– Так где ваши родители? – переспросил он, не сводя взгляда с глубоких ссадин детей. Они уже успели засохнуть, наверное, девочки получили увечья в первый же день.
– Мы были с мамой, – сказала та, что постарше. Ей было лет шесть или семь.
– Но мама погибла, – сказала другая малышка, – мамочки больше нет.
– Как? – посмотрел на дверь Хорхе. – Её убили террористы, да? Кто-то из тех, кто захватил поезд?
– А мы вас видели, – опять сказала одна.
– Видели, – повторила другая, и обе пронзили его своим безжизненным взглядом.
Они были как куклы с большими глазами, Хорхе только сейчас заметил, что тела их почти неподвижны, будто манекены сидят.
Теперь ему показалось, что дети не врали и не обознались ничуть, что и он где-то видел этих малышек с заплетёнными волосами.
– Там что-то взорвалось, – сказала одна.
– Бу-бух, – повторила вторая.
– И мы отлетели, а мамочка умерла.
– Где это было? – приподнялся он.
– На улице.
– На улице? – не понял старик. – А в поезде вы тогда с кем?
– Одни.
– Этого не может быть, – сказал он. – Как вы сели в поезд одни?
– А ты как сел? – спросили девочки хором.
– Я был с внучкой, – начал Хорхе, – мы пришли на вокзал…
Он и сам смутно помнил, как сел в этот поезд, как пришёл на вокзал – да, а вот саму посадку – не очень…
– Поезд до Нью-Дема прибывает на первый путь, – раздалось из недр старческой памяти.
Он держал Дебору за руку и стоял в очереди на досмотр. Контролёры проверяли багаж. Когда до них оставалось не больше трёх человек, малышка дёрнула его за руку.
– Деда, – вдруг сказала она, – я в туалет хочу.
Хорхе посмотрел на часы, времени ещё было достаточно.
– Хорошо, – сказал он и, повесив спортивную сумку обратно себе на плечо, вышел из очереди и пошёл к туалету…
– А как зовут твою внучку?
Старик вдруг очнулся от воспоминаний и опять посмотрел на детей.
– Дебора, – улыбнулся он, – её зовут Дебора, она такого же возраста, как и вы. Хотите с ней поиграть?
– Если она не выйдет из поезда, – сказала другая.
– Глупенькая, – улыбнулся Хорхе, – никто не может выйти из поезда, он же на полном ходу.
– Если она не выйдет из поезда, – повторила она ещё раз.
– Она не выйдет, если ты её не отпустишь, – сказала вторая.
– Если ты её не отпустишь, она умрёт.
Хорхе встал и попятился к двери. Лица девочек вдруг потемнели, из носа одной пошла кровь.
Он знал этих малышек, он их вспомнил!
Там, возле центрального банка. Он видел их в груде обломков, он видел их в груде кирпичей… когда убегал.
– Если ты её не отпустишь, она умрёт, – слышал он детский голос.
– А ты как сел в этот поезд? – било эхом в висках.
– Если ты её не отпустишь, она умрёт!
– Приведи её к нам поиграть…
– А ты как сел в этот поезд?
Голоса, как и лица, кружились и раздваивались перед глазами, раскалывая голову Хорхе.
Его вдруг затошнило, старик прислонился к двери, нащупал всё ту же ручку и выбежал в коридор.
Голоса бежали за ним…
«А ты как сел в этот поезд?»
«Если ты её не отпустишь, она умрёт…»
«Она умрёт, она умрёт, – повторял про себя старик Хорхе, – если ты её не отпустишь, она умрёт!»
* *
