От невыносимой боли, здоровяк упал на одно колено, понимая, что его рука уже не принадлежит ему, он не знал что делать. Как обычная заварушка, да ещё и с таким малахольным, могла так закончиться для него? Все эти вопросы сейчас блуждали не только в его голове, но и в головах всех зевак, которые сейчас смиренно молчали.
Билл решил не сдаваться и идти до последнего. Повернув голову в сторону Абрансона, он видел, как тот изо всех сил держит его руку. Невзирая на дикую боль, он попытался встать, что в корне не хотел делать детектив. Прокрутив руку ещё сильнее, он на некоторое время смог сдержать натиск Билла, но он снова начал свой подъём, тогда Дэвид, скользящим движением ноги угодил прямиком ему в нижнюю челюсть, дабы этот удар оказался сильнее он выкрутил руку Билла в противоположную сторону. Проделанные вкупе манипуляции дали свои плоды и здоровяк даже немого оторвавшись от земли, упал, распластавшись в полной отключке.
Детектив тяжело дышал, его правый глаз был напрочь залит кровью, и смотреть по сторонам было проблематично. Держа обмякшую руку Билла, он смотрел на остальных, не зная чего и ждать. К счастью его друзья не были такими уж друзьями, отчего никто из них не решился выяснить отношения с Дэвидом.
Отпустив руку, она с грохотом упала на пол. Шатаясь, он подошёл к барной стойке. Джил потихоньку приходила в себя. Оглядев тот бедлам, который они устроили с Биллом, он нащупал в заднем кармане деньги. Достав всё, что у него было, порядка трёх сотен он положил их на прилавок. И не произнося ни единого слова, он вышел на улицу.
Оказавшись на свежем воздухе его ноздри, тут же ударила прохлада жаркой ночи. Ещё не до конца придя в себя детектив, достал смятую пачку сигарет, удручённо посмотрев в неё, сунул последнюю сигарету себе в зубы и, смяв пачку, бросил себе под ноги. Засветив сигарету, он оглядел всё вокруг.
Ничего стоящего в поле его зрения не попало. В ночной темноте лишь немногочисленные фонари, да луна освещали окружение. Ни единой звезды на небе не было, но полный диск луны, невероятно большой, компенсировал это обстоятельство.
Бар, из которого он вышел, был лишь частью общего ансамбля. Ярдах в 20-и от него стоял двухэтажный мотель, выглядевший под стать этому мрачному месту. Два этажа, сложенных из какого-то серого кирпича, широкие окна были будто угрюмыми глазами этого дома, который сам грустил, зная, как он сам выглядит. Ни в одном окне не горело ни единой лампочки. И если бы не яркая неоновая вывеска, щедро обдававшая глаза детектива лиловым светом, то это строение можно было принять за заброшенное.
Толи он недавней драки, толи от столь же недавнего дождя, но уличный воздух был невероятно вкусен. Жадно пожирая его лёгкими, Дэвид уставился на длинную лужу, возле дороги, в лёгкой ряби которой отражалась, призывно моргая, вывеска.
Практически забыв, что часть его лица была разбита, он машинально провёл рукой по нему, как тут же почувствовал дикую боль. Оторвав руку от лица, он посмотрел на неё, на яркую и свежую кровь, искрившуюся на его руке.
Нащупав в кармане носовой платок, он потянул его, вывернув наизнанку весь карман. Вместе с платком что-то выпало и с железным звуком ударилось об асфальт. Промокнув пару раз разбитую бровь, детектив сел на корточки и поднял с земли упавший предмет.
Даже одного глаза детектива было достаточно, чтобы понять, что это было – ключ от номера, с прикреплённой к нему пластиковой биркой красного цвета в форме ромба, с цифрой 24.
Недолго думая, Абрансон сунул платок в карман и пошёл в мотель. Открыв дверь, перед ним предстала такая же заветшалая и убогая атмосфера, что и снаружи. Ни консьержа, ни кого бы то ещё здесь не было. Лишь из огороженной тонкой решёткой, места управляющего, доносился шум маленького телевизора, быстрая смена кадров в котором, то и дело озаряла всю стену и часть совершенно неосвещённого лестничного прохода.
Поднимаясь по лестнице, Дэвид ступал очень осторожно, ему по прежнему было трудно концентрироваться, да и свет, создаваемый лишь вспышками телевизионного кинескопа был почти не видим здесь.
Оказавшись, наконец, на втором этаже, детектив открыл дверь в очень длинный коридор. Несколько раз, щёлкнув выключателем, который висел так, кстати, но оказавшийся совершенно бесполезным, он направился вдаль. Единственное, что хоть луна, сквозь эти большие окна достаточно хорошо освещала коридор.
Осторожно продвигаясь вперед, Абрансон дошёл примерно до середины холла, как позади него раздался громкий шум, заставивший его обернуться. Позади него был этот самый коридор, но он был во много раз длиннее пройдено расстояния. И посреди него было распахнуто окно, порывы ветра, ворвавшиеся сюда, тут же надували занавески, как парус. Ничего не понимая, детектив обернулся в ту сторону, в которую он шёл, но перед ним оказалась дверь. Дверь, из которой он вышел, даже тот же неисправный выключатель висел на том же месте…
– Что за чертовщина…
Развернувшись, Дэвид решил больше ни на что не отвлекаться. Не зная, в чём проблема, в атмосфере, или ударах, которые он получил по голове, но шёл вдоль стены с дверьми, прощупывая себе дорогу. Держа в другой руке номерок с ключом, он около каждой двери проводил пальцем по железным цифрам, прикрученным к каждой двери. Номер 21… 22… 23… Следующий номер был без обозначений, проведя пальцами по двери, детектив лишь почувствовал два небольших отверстия от саморезов.
Да, скорее всего это и есть номер 24, но решив удостовериться, он посмотрел на следующую дверь – номер 25. Вернувшись к двери без номера, Дэвид попытался вставить ключ в замочную скважину, но дверь оказалась незапертой и от его усилий она слегка распахнулась.
Посмотрев по сторонам, никого не было, но жуткие мысли тут же вторглись в его и без того смешанные мысли. Неспешно открыв дверь, он неслышно вошёл в комнату. Мрак и тишина были полноправными хозяевами этого номера. Посреди комнаты, стояли две сумки с вещами, очевидно ещё не распакованными, или уже собранными. В любом случае это его не сильно воодушевляло.
Внезапная вспышка молнии озарила комнату. Доля секунды, пока комната была освещена, остановилась и показалась для детектива несколькими минутами. Потому как, страх который он испытал в это мгновенье заставил его сердце колотиться с невероятной скоростью. В свете молнии были видны стены, стены с весьма ненавящевым цветочным рисунком, но в тоже время они были все залиты кровью, густой и тёплой, даже этот терпкий запах испаряющейся крови повис в помещении. Кровь была абсолютно на всех стенах, обои как по приказу, под тяжестью красной жидкости, трещали, то и дело, отрываясь на стыках и слегка закручиваясь.
Незамедлительно нажав на выключатель, загорелась лампа, прогнавшая сумрак, царивший здесь вместе с больным воображением Дэвида. Ничего подобного, что он видел на стенах, ничего этого не было. Это были самые обычные обои, да не первой свежести, но при том без единой капли крови.
Окончательно ничего не понимая, он углубился в центр комнаты. Уставившись на вещи, он потихоньку начал вспоминать.
– Это вещи, которые собирала Элизабет перед путешествием…
Без каких-либо особых усилий он вспомнил, как он вместе со своей семьёй погрузил эти вещи в машину… он вспомнил всю дорогу до этого места… вспомнил все небольшие радости, которыми успела насытиться эта поездка… и вспомнил… как он решил провести здесь ночь, а на утро продолжить путешествие…
На одной из сумок лежала плюшевая обезьяна его дочери. Взяв её в руки, свет начал светить сильнее, чем обычно и уже в следующую секунду лампочка взорвалась, погрузив комнату в прежнее состояние. Даже не успев ничего подумать, в глаза детектива бросился свет, пробивавшийся из-под одной из двух дверей. Дешевизна этого отеля отражалась на обильных щелях между дверью и полом, откуда сейчас и проходил яркий свет.
Повернув круглую ручку и толкнув дверь, детективу постепенно открылась спальня. Спальня, в центре которой висела, повешенная за люстру Элизабет. Не отдавая себе отчёта в происходящем, детектив выпустил из рук игрушку и бросился к Элизабет. Подбежав к ней, он со всей своей силой приподнял её, чтобы снять давление с верёвки.
– Скорее сюда! – начал вопить с нечеловеческой громкостью Абрансон.
Но никто не спешил идти. На лице детектива проступили слёзы, он ощущал, что тело Элизабет уже холодело, некогда яркий, розовый блеск её щёчек, сейчас был синюшно-бледный. Девушка была одета в белое платье в красный яркий горох, платье, которое он лично подарил ей для этой поездки.
Переведя взгляд ниже, он увидел, что обе её руки были порезаны. Причём тем же знаком «Х», который ему померещился на своей руке.
– Ну хоть кто-нибудь… – вновь взмолился он, понимая, что всё это уже бесполезно.
Под телом Элизабет было две лужицы крови, небольшим мостиком слившихся между собой, а платье, вдоль бёдер, было напрочь окрашено её же кровью.
