и разотрут.
Когда Марта сбежала из дома, мать тоже ее защищала, а на него все шишки: принижал, давил, подрезал крылья.
Но хотя много слышал – вот-вот и Марту возьмут в кабаре «Лидо», – закончила дочка все равно в эскорте. И домой вернулась с запретом на въезд в Шенген.
Но надежд на грядущую сладкую жизнь не утратила. Начала опять гулянки устраивать – теперь в их опустевшей квартире, сами-то они тогда уже в Пореченском жили.
Матвей настаивал: надо возвращаться домой и брать непутевую дочку в оборот. Но жена решила по-иному. Наплела Асташиной про Мартину исключительную хозяйственность, опыт работы в гостиничном бизнесе Европы придумала – и та согласилась взять ее к себе горничной.
– Хотя бы у нас на глазах будет! – радовалась жена.
Но Марта – прямо при них – в первый же вечер взялась обольщать соседа, хотя тот ей в отцы годился.
Самоцветов Матвею не нравился. Ни рожи, ни кожи, но поди ж ты: самогоночки жахнул – и сразу девку по попе оглаживать. А жена еще и защищает: благотворитель! Святой человек!
Матвей давно подозревал: Маринку (вроде как «просто одноклассницу») Анатолий позвал в Москву неспроста. Но – хотя приглядывал пристально – ничего между тем и женой его не происходило. А вот на юную дочку старикан сразу клюнул. Но если молодые кобели охотно пользовались и замуж не звали, этот хотя бы собственные шансы оценивал здраво. На халяву пользоваться юным телом не стал. Предложил Марте руку и сердце. Та и рада. Хвасталась матери: «Скоро в соседнем особняке буду жить!»
Матвей (иногда срывался, тоже уговаривал самогонки) пытался вразумить:
– Зачем тебе старый хрен? Он в постели небось не сможет ничего!
Марта только ухмылялась:
– Так и хорошо! Молодого любовника найду.
Отец искренне не понимал, как можно быть настолько без принципов. А мать только защищала:
– Ну дай ты девочке из нищеты вырваться!
Марта, впрочем, пусть стала невестой, все равно глазами по сторонам так и стреляла. То с доставщиком воды треплется, то у магазина крутится возле «Мазерати», хозяина про ходовые качества машины расспрашивает.
А когда под их окна явился блаженный Шмелев, и за него взялась. Ангелина, едва увидев своего врага, вызвала Матвея, велела:
– Вышвырни его.
Но Марта, при поддержке жены, умолила: человек в беде, нельзя с ним жестко. И самолично отправилась утешать. Вернулась довольная, похвасталась:
– Телефончик у меня попросил.
– Ты ж замуж выходишь, – тяжело вздохнул отец.
А она глазами лукаво хлопает:
– Так этот покрасивее будет. И жилье у него тоже имеется. Квартира в Москве – даже лучше.
На следующий день отправилась на свидание, вернулась с запашком шампанского и мечтательными глазами. Объявила:
– Завтра с Женей на кладбище поедем.
– Куда? – опешила мать.
– Обещала ему цветы на могилке дочери посадить. Бархатцы предложила, но он тюльпаны хочет.
– Не сажают на кладбище тюльпаны!
– Ну, жаль, что ли, если хочет человек?
Анатолия, впрочем, продолжала держать на привязи. И отставку дала, только когда забеременела от Шмелева.
* * *
Информация, что поведал Матвей Костюшко, Селиванова изрядно озадачила.
Итак, классический – и весьма пошлый – любовный треугольник.
Двое немолодых мужчин потеряли голову от ветреной красавицы. Она сначала схватилась за первого, кто подвернулся под руку, а потом променяла его на другого – более симпатичного.
Но покорно в сторону Анатолий Юрьевич не отошел. Марту – преследовал. Шмелева – пытался подставить.
А мог ли, осознав, что вернуть не получится, возлюбленную свою ветреную убить?
Он ближайший сосед. Горничная в доме одна…
Пришел, допустим, просто поговорить, красотка в очередной раз его послала – и не совладал с нервами.
Однако началось-то все с убийства Асташиной. А губить ее у Самоцветова резонов никаких. Соседи по поселку дружно свидетельствовали: серьезных конфликтов меж ними не было, мелкие недопонимания типа борщевика под забором или превышения скорости решались в рабочем порядке.
Зато Шмелев всему свету успел объявить: Ангелина – его кровный враг. При этом еще и роман с ее горничной закрутил.
Результаты вскрытия, как всегда, задерживались, но предварительную информацию Селиванов получил. Два проникающих ранения (одно – смертельное), нанесенных неустановленным колюще-режущим предметом – вероятно, ножом. В желудке – непереваренный завтрак. Убитая была в положении. Срок 8–9 недель.
И самое ключевое.
Десять дней назад Марта Костюшко приобрела в интернет-магазине ядов рицин.
Продавцы на сайтах горячо заверяют, что подобные покупки отследить невозможно. Деньги предлагают вносить в банкомат наличными – сразу на счет, который укажут. В ответ высылают координаты «закладки».
«Мы дорожим своей репутацией и гарантируем, что вы полностью анонимно получите желаемый товар отличного качества и точно в срок».
Наивные обыватели не догадываются, что подобные «бюро добрых услуг» давно и прочно находятся под полицейским колпаком. Неопытная в криминальных делах Марта вряд ли предполагала, что директор интернет-магазина по кличке Авиценна сфотографирует ее, когда она будет забирать – в сумерках, за гаражами – рицин из тайничка. И перешлет снимок Селиванову.
Но кому принадлежит идея добавить в кокаин яд? Самодеятельность горничной?
Или – что скорее – она состояла в преступном сговоре со своим женихом Шмелевым? Откуда Марте, с трудом окончившей девять классов, знать, что рицин не имеет вкуса и запаха, поражает дыхательные пути и приводит к фатальным последствиям? А Шмелев по образованию химик.
Кто конкретно вносил деньги в банкомат, выяснить, вероятно, уже не удастся. Но забирала яд Марта. Также у нее имелись все возможности смешать его с кокаином в портсигаре хозяйки. Однако план, вероятно, придумал и разработал все-таки Шмелев.
А дальше – не исключено, что глупая девочка решила своего подельника шантажировать. Жениться тот не спешит, она – в положении.
«Или в ЗАГС, или я все расскажу. Сама сяду – но и тебя утяну, как заказчика преступления».
В ответ на подобный ультиматум мужчина запросто мог психануть.
* * *
Шмелева пришли задерживать в девять утра, но немедленно допросить подозреваемого не удалось. Несмотря на столь ранний час, находился тот в состоянии острой алкогольной интоксикации, и попытки все-таки предъявить ему обвинение разбились об истерический хохот:
– Я? Убил Марту? Да вы с дуба, что ли, рухнули все?!
Основания для его задержания имелись серьезные.
Камеры городского видеонаблюдения свидетельствовали: в день убийства Марты Евгений Петрович вышел из дома в семь утра. Одет был по-походному: камуфляжный костюм, ботинки на толстой подошве. В руках – корзинка.
Шмелев погрузился в принадлежащий ему «Рено» и отправился в направлении поселка Пореченское. Отследить его смогли до поворота к одноименной деревне: дальше камер на пути следования не имелось.
Охранники на въезде обязаны пускать автомобили только после личного звонка хозяев. Заявки на авто Шмелева не поступало. Впрочем, «Рено» – еще при жизни Ангелины – охранники внесли, по ее просьбе, в черный список.
Вернулся Шмелев домой тем же вечером, но уже пешком. Камеры видеонаблюдения поймали его на станции метро – ближайшей к поселку Пореченское. Был Евгений Петрович пьян, в поезде заснул, вместо того чтобы пересесть на свою ветку, доехал до конечной, там объяснялся с сотрудниками полиции, но задерживать его не стали. Только попеняли, что в одном свитере, а на улице дождь.
Камуфляжной куртки, в которой выходил из дому, на нем не оказалось. Штаны вроде были те же, только все в грязи. При обыске в квартире их не обнаружили, как и ботинок, в которых он выходил из дома.
Где находится «Рено», Шмелев сказал сам. Машину нашли там, где он указал, – на площадке возле шиномонтажа, неподалеку от Пореченского. В багажнике – пустая корзинка. Никаких следов крови или иных указаний на то, что владелец совершил убийство.
Про тот день Шмелев, когда протрезвел, излагал складно:
– Мы с Мартой договорились, что пойдем за грибами. Встретиться условились в девять. На нашем месте. Там, где я машину оставил. Ей близко – по тропинке через лес. А без десяти девять от нее сообщение: «Извини, Женя, между нами все кончено».
Ну, я и психанул. В багажнике бутылка коньяка – специально покупал, думал, потом зайдем к ней, грибочки пожарим, выпьем. Достал, сразу накатил. Зацепило. За руль, понятно, нельзя. Пошел один по лесу бродить. Бутылка с собой. К обеду ничего уже не соображал. Еле смог до метро добраться, до дома доехать. Ну и совсем сорвался. Запил.
– Куртка где?
– Не помню. Потерял.
– А брюки?
– Уделал их все. Сначала думал отстирывать, потом решил, проще выкинуть.
– Обувь?
– Тоже выбросил. Ботинки из кожзама были, промокли, развалились совсем.
Телефон Марты компьютерщики уже разблокировали – месседж Шмелеву в нем действительно имелся.
