Тот же закон, однако, запрещал Денисову настаивать. Беседа со свидетелем за столиком купе, в вагоне-ресторане даже по поводу только что совершенного преступления оставалась беседой, а допрос — допросом, процессуальным действием со взаимными обязанностями, правами, протоколом.
— Голей что-то сказал…
— А Ратц?
— Может, у них старые счеты? Ратц побледнел. Слово «война» я определенно слышала.
Денисов помолчал.
— Но вначале было все мирно?
— Вполне.
— Если бы они были знакомы раньше, вы бы заметили?
— Конечно!
— Еще вопрос. Кто открыл шампанское?
— Может, Игорь Николаевич? Голей, я знаю, проткнул пробку, чтобы не выбило.
— Странно.
— Мне это было тоже в новинку. Ратц дал свой ножик.
— У него был нож? — спросил Антон.
— Он не сказал? — Марина удивилась.
Из раздаточной показался Феликс. От Денисова не укрылось: официант-разносчик вздрогнул, увидев обоих сотрудников милиции.
— Вы спрашивали еще о сторублевых купюрах… Я не видела их, — она словно спешила снять с себя подозрения. — На вокзале он не расплачивался в моем присутствии!
Ее слова навели Денисова на мысль.
«А ведь такой свидетель есть! — вспомнил он. — Шпак! Житель Кагана… Он стоял у кассы позади Голея, мог видеть сторублевку! А то и все восемь тысяч!»
Бородатого, с узловатыми морщинами Шпака Денисов нашел в служебке девятого вагона. Свидетель пил чай.
— Присоединяйтесь, — он придвинул вторую пиалу. — Представьте, что мы в Кагане.
— В Бухаре.
Частая дробь колес на секунду прервалась.
Денисов сел, Шпак налил чай.
— Что вас больше поразило в Бухаре? — спросил он. — Если не секрет… Мавзолей Саманидов?
— Бала-Хауз!..
Денисов вспомнил: звенел совсем московский морозец, знаменитый водоем был пуст. Крутые ступени уводили вглубь, к ледяному зеркалу, где несколько пацанов играло в хоккей.
Денисов поблагодарил за чай.
— Проводница спит?
— Бригадир послал ее в четырнадцатый. За бельем. Сейчас придет.
— У меня вопрос к вам. На московских вокзалах кассиры оформляют билеты иначе. Не как везде, — Денисов рассчитывал на его наблюдательность.
— С помощью манипулятора, — прямой как палка каганец откинулся еще дальше назад, — я видел… Потом пишущая машинка заполняет бланк.
— Верно. Тогда вы наверняка вспомните… Сколько билетов изготовили, пока вы стояли у окошка?
— Три. Может, четыре.
— Впереди вас расплачивались сторублевой купюрой?
Пауза показалась долгой, наконец Шпак качнул головой:
— Нет.
— Определенно?
— Я бы обратил внимание, — борода его легла на воротник красного батника, узловатые морщины как будто расправились. — Хотите еще чаю?
— Нет, благодарю.
— Это шестидесятый номер. Обычно я завариваю сто двадцать пятый…
— Он лучше? — Денисов думал о другом.
— Как сказать…
Появилась проводница — в джинсовом костюмчике, с косичкой. В первую минуту она показалась Денисову подростком.
— У нас гости?
— Денисов, — он представился. — Инспектор транспортной милиции.
— Рита, — она преувеличенно-внимательно оглядела его. — Не задержали еще?
— Убийцу? Пока нет.
Рита обернулась к Шпаку.
— А вы говорили: «Быстро найдут».
За окном показались дома, дополнительный пошел совсем тихо. На песчаном бугре мальчик гладил лежавшую рядом собаку, вторая рука была приветственно поднята.
— Потом поймешь, малыш, — Шпак тоже вскинул руку. — Глупо махать всем без разбора. Жизнь — штука пресложнейшая… Главное в ней — выбор цели. Согласны?
Денисов не ожидал вопроса.
— Вы говорите о сверхзадаче?
— Вот именно! Шестьдесят пять лет человеческого существования и миллиарды по обе стороны от точек отсчета! Есть над чем задуматься…
Денисов пожалел, что с ним нет Антона: Сабодаш любил поспорить.
— В очереди за билетами шел разговор о гостинице. О какой именно? спросил он.
Бугор и мальчик с собакой остались позади, Шпак с сожалением отставил пиалу.
— По-моему, я назвал: гостиница «Южная».
— Не ошибаетесь?
— «Южная»… Хорошо помню. Потерпевший хвалил ее.
За Иконоковкой рядом с сенокосами все чаще попадались подсолнухи, в одиночку, потом целыми массивами. Земля почернела, опять лежала жирная антрацитово-черная в низине, замкнутой на горизонте небольшими холмами.
Перед самым Кирсановом ненадолго открылась контейнерная площадка размером с футбольное поле, с двумя козловыми кранами, похожими на ворота, за ней — отгороженная деревьями станция.
— Мы ломаем головы, — выходя в коридор, Антон запер купе. Представляешь, Денис? А в Кашире, возможно, отбой! — Он почти дословно повторил сказанное им перед Мичуринском.
Суркова в малом тамбуре гремела ведрами.
— Шесть минут стоим. Между прочим, здесь да в Иконоковке лучший картофель по дороге…
— Кому красной? — слышалось за окнами.
Из-за жары, кратковременности стоянки никто, кроме Антона и проводников, не проявил интереса к станции.
Дополнительный уже двигался, когда откуда-то из-за летнего павильона появился запыхавшийся сержант.
— Капитан Сабодаш? Пакет!
— Больше ничего?
— Все! Счастливо!
Бумаг было несколько.
«Проверкой пути следования поезда нр сто шестьдесят восьмого дополнительного жертв несчастных случаев не зарегистрировано»
«Проживающий Астрахани Желябова 39 Плавин Олег Алексеевич старший ихтиолог Азчерниро допросе показал что никогда раньше не слыхал человеке фамилии Толей…»
Последняя телеграмма была тоже неожиданной:
«Полученным Новосибирска сведениям Вохмянин Игорь Николаевич вылетел Москву двадцать третьего августа…»
Она означала, что сосед Голея по купе — заведующий лабораторией Вохмянин — находился в Москве не двое суток, как он сообщил Сабодашу и Денисову, а трое.
— Интересно… — Антон закурил, отодвинулся от окна.
Боковая стенка вагона полыхала теплом.
Денисов посмотрел на часы:
«Пятнадцать с минутами».
— Самое время пройти по составу… — сказал он.
Антон безропотно встал.
— Я готов.
В коридоре казалось прохладнее. Двери всех купе были раскрыты в надежде заполучить толику сквозняка. В час послеобеденного покоя общественные соты вагона просматривались в каждой своей ячейке.
— Далеко? — полюбопытствовала у Денисова Суркова. Она возилась в нерабочем тамбуре с совком.
— Прогуляться.
— Бригадир в хвостовых секциях.
— Спасибо. Пошли, Антон.
Двенадцатый вагон был тоже венгерской поставки до шестьдесят третьего года — без пепельниц в большом продольном и малом коридорах, но с пластикатом и откидными сиденьями у окон. И здесь двери в купе были открыты, словно в современном спектакле без занавеса.
Денисов пропустил Антона вперед: форма капитана милиции отводила упрек в любопытстве. У последнего купе Сабодаш неожиданно остановился.
— Денис!..
Денисов заглянул в купе.
На верхних полках спали, внизу, за столиком, сидел хмурый чернявый пассажир и смотрел в окно. Не он заинтересовал Антона. На полу у входа лежала собака, Денисов узнал дога: прямоугольная голова, гладкая черная шерсть, сильный саблевидный хвост.
Дог неприязненно посмотрел на пришельцев, хотел подняться, но тут же лег, до хруста выпрямил когтистые лапы.
Чернявый повернул голову.
— Гу-ляй, Дарби!.. — В голосе с хрипотцой слышалось раздражение.
Рядом с пассажиром Денисов увидел плетеный поводок с петлей на конце — удавку, резиновую поноску и намордник.
— Не бросится? — спросил Антон.
— Как себя будете вести!.. Английский дог! Чуть грубее сказал — уже амбиция. — Пассажир хохотнул. — Станешь мямлить, на голову сядет. В Англии лакеи их по пять часов кряду выгуливали.
Пес повернул брезгливую морду.
— Как же вы управляетесь?
— Приду с ночной и гуляю. Если днем работаю, хозяйка водит…
Во время разговора он адресовался к сотруднику милиции в форме и ни разу не взглянул на Денисова.
— Как он с другими собаками?
— Не знает страха.
— А насчет маленьких? — Антон возвышался на манер пагоды. Комнатных…
— Растреплет, — благодушно прохрипел чернявый.
— Ваша фамилия? — спросил Денисов. — Откуда вы?
Антон достал блокнот.
— Судебский… Иван Васильевич. Живу в Ступине, — он так и не взглянул на Денисова.
— Как полное имя собаки?
— Дарби-Воланд.
— Регистрацию прошли?
— В областном клубе каждый его знает…
— У вас не было конфликта во время посадки? Может, кто-то ударил собаку? Пнул?
— Хотел бы я посмотреть на того, кто это сделает!..
