пить не бросил! — весело вторил я своей бывшей а, может, и не такой уж, бывшей подруге, — Вот соберусь с силами и возьмусь однажды за ум! И с головой окунусь в пучину мещанского стяжательства, и накопительства! Вставлю зубы, пошью костюм с отливом, а потом еще и в партию вступлю! Как ты полагаешь, есть у меня еще шанс стать приличным человеком?
С сомнением окинув меня строгим взглядом, Эльвира отрицательно покачала головой.
— Нет, Серёжа, свой шанс ты бездарно упустил! — лучики насмешливых морщинок у глаз выдали её озорное настроение, — Еще тогда, не сделав мне предложения, когда узнал, что я беременна. Теперь тебе придётся смириться со своим моральным несовершенством и как-то с этим жить дальше! А зубы у тебя все на месте, ерунды не болтай!
Не найдя, что ответить, я повернул ключ в замке зажигания. Со двора я выезжал молча, чувствуя виском и правой щекой щекочущий весёлый взгляд пузастой прокурорской насмешницы.
— Ты не переживай, Корнеев, я не в претензии! Знаешь, у меня в последнее время просто очень хорошее настроение. Всё время! Говорят, что у беременных оно часто меняется на раздражительность, но у меня, к счастью, всё не так! — без какой-либо наигранности произнесла Клюйко, накрыв своей ладонью мои пальцы, сжимающие руль, — И поверь, если бы ты даже решился, и позвал меня тогда за себя, я бы отказалась! И сейчас тоже откажусь.
Я недоверчиво скосил глаза в её сторону. Женщина смотрела на меня взглядом умиротворённой Мадонны. Будто с глянцевой репродукции в журнале «Крестьянка» или «Огонёк».
— Врёшь? — не поверил я, — Зачем лукавишь? Хочешь обидеть или же ты таким образом провоцируешь меня? Так ты это напрасно! Я и без взятия на слабо, очень даже запросто могу на тебе жениться! Но только гражданским браком, — на всякий случай сразу уточнил я. — Зато на длительный срок! Да, что там, хоть навсегда могу!
Эльвира заливисто рассмеялась, впервые проявившись с живой и безудержной ажитацией. Мне непонятной и даже немного ущемляющей моё мущинское самолюбие.
— Нет, Серёжа, ни гражданским, ни военным браком мы с тобой соединяться не будем! — отсмеявшись и аккуратно промокая платочком глаза, не колеблясь, и без какого-либо кокетства, отказалась Клюйко от предложенного мной факультативного семейного счастья. — Мне, конечно же, очень приятно и даже лестно, но ты меня извини, пожалуйста! Не судьба!
— Как я должен тебя понимать, любимая⁈ — с недоброй отелловской интонацией повысил я голос, приняв шутливый тон Эльвиры. Я нахмурился, изобразив смесь обиды и недоумения. — Ты решительно меня удивляешь, Эля! Буквально все вокруг меня добиваются. Я имею в виду женщин. А ты, вот так походя, вдруг отказываешься от своего неземного семейного счастья!
Вместо ответа новоявленная москвичка ткнула меня кулачком в плечо и снова заливисто захохотала. Отвлёкшись от дороги на секунду, я бросил взгляд на свою беззаботно веселящуюся пассажирку. И с величайшей радостью убедился, что она не притворяется и веселье, которое я сейчас наблюдаю, она не вымучивает. Похоже, что Эльвира и впрямь безмятежно счастлива, находясь в состоянии беременности.
— Ты забыл, где я живу? — обернувшись на перекрёсток, который мы проехали, спросила Клюйко, — Куда мы едем?
— Мы в ресторан едем, Эля, — прикидывая, в какое заведение лучше всего сейчас зарулить, ответил я спутнице, — Мне чертовски хочется есть! Ты сама видела, что я получил вместо ужина десять минут назад! Я недавно читал где-то, что человек до двадцати пяти лет всё еще растет. Думаю, что так оно и есть, потому что меня всё время непрерывно тянет к еде. И, кстати, беременным, говорят, прожорливость тоже свойственна. Или врут?
— Не врут! — улыбаясь, покачала головой Эльвира, — Вот только время сейчас не ресторанное. Впрочем, если где-то в гостинице, то, быть может, и накормят. В «Центральной» раньше кухня была неплохой! — дала мне толковую подсказку любимая женщина.
В том, что кухня в ресторане гостиницы «Центральная» была достойной, я убедился после первой же ложки харчо. Пока моя спутница не торопясь клевала и тщательно пережевывала свой полезный салат, я успел управиться не только с первым блюдом, но и с куском жареного мяса. А утолив свой голод, с сытым удовольствием наблюдал, как изящно трапезничает подруга, умело оперируя ножом и вилкой.
Вопреки своей незыблемой привычке всегда садиться спиной к стене, сегодня я уступил желанию дамы видеть зал. И поэтому, о том, что сзади меня происходит какая-то нештатная ситуация, я понял по изменившемуся лицу женщины.
Резко обернувшись, я увидел приближающегося к нашему столу Талгата Расуловича Ахмедханова. Майор, пёр как ледокол сквозь торосы, не замечая никого и ничего вокруг себя. Хорошо, что народа в этот ранний неурочный час было немного. Я успел заметить, что его взгляд был направлен исключительно на Эльвиру. Меня, как мне показалось, он даже не видел. Или не хотел видеть.
На всякий случай я вместе со стулом сдвинулся чуть в сторону. Чтобы иметь возможность встретить недружественного Ахмедханова хотя бы боком, а не спиной.
— Здравствуй, Эля! — не обращая на меня никакого внимания, словно бы меня тут нет, с радостной улыбкой обратился он к моей женщине.
Оказывается, хищный Талгат Расулович способен улыбаться до крайности просветлённо и трогательно. Как улыбается ребёнок в свой день рождения, разом получивший все желаемые подарки. В том числе и те, о которых не смел даже и мечтать.
Меня неприятно царапнуло, что Эльвиру он назвал так, как звал её я. Элей.
— Здравствуй, Талгат! — ответила на его приветствие она, отложив в сторону вилку и переведя взгляд в мою сторону.
Только теперь Ахмедханов обратил внимание на мою персону. Лицо его сначала застыло, а через секунду исказилось. Из счастливо-радостного оно моментально превратившись в маску африканского чикатилы-людоеда.
Мне даже показалось, что я слышу исходящее из его пылающего ненавистью нутра утробное рычание дикого зверя. В любом случае, его взгляд ничего хорошего мне не обещал.
— Талгат! — негромко, но так, что её голосом можно было бы заморозить воробья на лету, окликнула Эльвира майора. — Успокойся и присядь! Присядь, я сказала!
Этих нескольких слов хватило, чтобы злобный тигр-людоед в считанные мгновенья превратился в домашнего котика-вегитарианца.
Ахмедханов обмяк, словно из него выпустили воздух и послушно сел на свободный стул.
Я тоже с облегчением выдохнул, поняв, что, скорее всего, безобразной драки прямо сейчас не будет. На радость малочисленной, но всё же присутствующей в зале ресторанной публики.
— Эля, пусть он уйдёт! — просительно обратился к Эльвире джигит, — Нам с тобой нужно серьёзно поговорить. Пожалуйста, я прошу тебя!
В мою сторону майор упорно не смотрел, не отводя своих горящих черными углями глаз от абсолютно спокойной Клюйко.
— Серёжа, ты езжай, нам с Талгатом Расуловичем действительно необходимо поговорить! — накрыв мою ладонь своей, с непонятной мне улыбкой попросила меня она. — Я до понедельника буду в городе и мы с тобой еще обязательно встретимся. А сейчас ты иди, Серёжа! — Эльвира ободряюще мне улыбнулась.
Во мне ворочались противоречия. Юноше хотелось воспротивиться и нагрубить не только майору, но и мадам Клюйко. А мудрый волчара в сложившейся двусмысленной ситуации увидел самый лучший исход из всех возможных.
Пожав плечами и стараясь не показывать досады и ревности, я достал из бумажника красненькую. Сунув её под стакан с недопитым морсом, я не смог удержаться и шагнув к Эльвире, чмокнул её в щеку.
На этот раз я совершенно уверенно мог бы сказать, что слышал, как Ахмедханов скрипнул зубами.
Улыбнувшись на прощание, я с гордым и независимым видом прошествовал на выход из ресторации.
Выйдя на улицу, я так же, как и совсем недавно Ахмедханов, почувствовал, что из меня выдернули позвоночник. В голове отчетливо сложилось понимание того, что всё, что у нас было с Эльвирой, навсегда закончилось в эту самую минуту.
Странно. Всё время, пока она была в Москве, я особо не парился и нашей разлукой не томился. Однако сейчас, когда она отправила меня в отставку, мне вдруг стало тягостно и тоскливо.
Своим здравым взрослым умом я понимал, что юношеские капризы и переживания ни к чему хорошему не приведут. Исходя из этого, я, рассудив, решил лечить ударенную потерей психику традиционным способом. Но не водкой, а работой и преодолением накопившихся проблем.
Сидящий во мне отвергнутый юнец жаждал мстительного реванша. Он выбирал между визитами к Зуевой или к Копыловой. А мудрый ветеран в то же самое время, ничего, кроме благодарности к умной и рассудительной Эльвире не испытывал. Хорошо понимая, что та поступила очень порядочно и единственно верным образом. По отношению ко мне, в самую первую очередь. Да, тяжелая это штука — раздвоение личности. Может, это и есть та самая
