Глава 7
– Здесь в основном живут предсказатели, – сказал Никита, когда мы зашли в восточный конец переулка Гуоцзыдянь, – еще на этой улице находится храм Конфуция, а неподалеку – ламаистский монастырь Юнхэгун, жаль, мы уже не успеваем попасть ни в одно из этих мест. Вообще, как ты догадываешься, здесь есть много на что посмотреть, где побывать и что попробовать.
– Да, наша роль беспечных молодоженов-туристов подходит к концу. Пора перевоплощаться в спецагентов. – За внешней улыбкой я ощутила легкую грусть внутри. Причем непонятно, что являлось источником последней: то ли осознание того, что настало время прощаться с беззаботной частью нашего путешествия, то ли зыбкое будущее романа с Никитой, то ли предчувствие опасности, а возможно, ее непреодолимая жажда. В любом случае эта грусть была светлой и постепенно обретала форму стеклянного шарика, внутри которого помещались все оставленные позади пекинские красоты и впечатления. Как только шарик мысленно был поставлен на полку воспоминаний, грусть незаметно улетучилась, оставив приятный шлейф.
Никита держал меня за руку и куда-то вел, периодически поглядывая на меня, а с его лица не спадала легкая улыбка, которая интересным образом сочетала в себе грусть с хитрецой.
– Может, все-таки скажешь, куда мы идем? – спросила я, улыбаясь в ответ, когда он посмотрел на меня в очередной раз.
– Угадай сама.
– Только не говори, что к предсказателю.
– Именно к нему.
– Вообще я в это не особо-то верю, – засомневалась я в удачности идеи.
– Если хочешь – не пойдем, – легко поддался Никита, – только вот я в курсе, что ты любишь время от времени раскидывать кости. И как после такого можно говорить, что ты не особо-то в это веришь? К тому же побывать на Гуоцзыдянь и не поболтать с местным предсказателем – это несерьезно.
– Ты меня начинаешь пугать.
– Чем же? Тем, что долго ждал встречи с тобой и хорошо к ней подготовился? – немного смутился он. – Если интересно, я тебя давно заприметил. Как только взял в руки твое досье, сразу понял, что обязательно когда-нибудь встречусь с тобой, но это должно произойти естественным путем.
– Так и случилось, – попыталась я скрыть смущение, но, кажется, покраснела. – Хорошо. Веди меня к своему предсказателю.
– А мы пришли, – сообщил Никита и указал на небольшой домик метрах в пяти от нас, который был огорожен забором все из того же старого серого кирпича. На улице, примыкая к ограждению, стояла лавочка, а на ней сидел древний старик с длинной бородой в круглых черных очках, на нем был национальный китайский костюм ханьфу даопао. Чем ближе мы были, тем больше во мне нарастала сначала еле уловимая тревога, которая затем стала вполне ощутимой.
– Ну так что будем спрашивать? – решила я хоть немного сориентироваться и прояснить ситуацию за несколько шагов до предсказателя, к которому Никита уверенно и достаточно быстро вел меня за руку.
– Как что? Про дело, само собой разумеется, – сказал он.
– Подожди! А вдруг он скажет что-нибудь плохое?
– Можешь не шептать, сомневаюсь, что он знает русский, – усмехнулся напарник и издевательски добавил: – Да чего ты так переживаешь! Все равно же не особо-то веришь.
На последней фразе Никита попытался передразнить меня, и у него это даже получилось. Мы подошли к старику. Тот добродушно улыбнулся беззубым ртом и что-то сказал по-китайски. Никита тут же вступил с ним в диалог, а мне только и оставалось, что следить за выражением лица напарника и догадываться, о чем они там мяукают. С предсказателем все было сложнее: очки полностью закрывали его глаза, а по жестикуляциям и интонациям было сложно что-либо понять, учитывая, что в китайском языке 4 тона, которые даже самой безэмоциональной речи придают странные напевы. Лицо Никиты с самого начала выражало серьезный настрой, но постепенно оно становилось еще более сосредоточенным. Под конец он даже нахмурил брови и внимательно слушал китайца, который, как мне показалось, тоже говорил о чем-то важном и, возможно, безрадостном, периодически показывая скрюченными пальцами на меня. Я тактично не вмешивалась в их разговор, едва сдерживая свое любопытство. Казалось, что беседа длилась невыносимо долго, хотя на самом деле прошло около пяти минут, когда Никита поблагодарил старика юанями и, немного склонившись, пожал ему руку. После этого у напарника снова появилась та самая легкая улыбка, еле скрывающая лукавство во взгляде. Я смотрела на Никиту в ожидании, но ничего не происходило. Мы просто двигались к метро.
– Ну? Что он сказал? – не выдержала я.
Никита молчал, наблюдая мою реакцию, и продолжал улыбаться. Меня это вывело из себя. Я на полном серьезе обиделась на своего спутника и показала это всем своим видом.
– Все, вижу, что перегнул палку, – сразу опомнился он. – Сейчас все расскажу как есть.
Иногда ужасно раздражало, что Никита периодически надо мной подшучивал и издевался, но если заглянуть за это раздражение глубже, то, стоит признаться, его легкий эгоизм и надменность мне даже нравились. Он никогда не заходил за ту грань, нарушение которой могло вызвать только отторжение, но всегда подбирался к ней максимально близко, провоцируя меня на некий резонанс, который ненавязчиво создавал где-то глубоко внутри меня уважение и покорность. Отслеживая описанные процессы, я держала их под контролем, хотя это было не так-то просто.
– Китаец сказал, что…
– Стой! – неожиданно для самой себя громко крикнула я и закрыла ладонью рот моему собеседнику. – Ничего не говори. Я только сейчас поняла, что не хочу знать ни слова из предсказания.
Я убрала руку с губ Никиты.
– Ох, женщины, как быстро у вас все меняется: то расскажи сейчас же, а то я уже обиделась, то молчи, ничего не хочу знать.
– Я серьезно. Мне будет лучше, если мы это обсудим, когда дело будет закончено.
– Без проблем, – понял меня Никита. – Тогда предлагаю его начать.
Мы сели в метро и проехали около десяти станций, затем немного прогулялись до банного комплекса Молишэнхуэй. Пока мы шли, в моей голове рисовались всевозможные варианты того, как могла бы выглядеть китайская баня, но все они были слишком призрачными, неясными и опирались на сомнительную основу того, что я когда-либо видела
