было.
– Я вчера осмотреть тебя должна была. Вернее, уже сегодня… – посмотрела на сильно тикающие часы на стене Александра Ивановна. – А ты, дура, в вечную ночь решила уйти? Мне сказали, что ты еще слаба, что надо подождать… Ничего, я подожду. Ради такого-то лакомого кусочка!.. – Толстый короткий ее палец пополз по обнаженной ноге Яны вверх – от стопы к бедру.
Цветкова давно подозревала, что в прошлой жизни банально была кобылой. Все признаки на лицо. Гордая, норовистая, свободолюбивая… Ее не укротил Карл со своими требованиями и желаниями. Не смог удержать Ричард в своем дорогом и уютном гнездышке, в семье. Эта роскошная грива волос, часто собираемая в хвост, гордая посадка головы, цокающий шаг длинных ног в туфлях на каблуках. Годы упорной борьбы с явным племенным жеребцом Мартином – они с переменным успехом продолжали «объезжать» друг друга…
Яна быстро, резко и очень-очень сильно дернула ногой и, словно копытом, зарядила коленом в лицо Шурика. У Яны это получилось чисто инстинктивно, как получалось у лошадей, коров и других непарнокопытных или парнокопытных, когда их кусал овод. Ну, не любила она, когда ее трогали без позволения, особенно за нижнюю часть тела.
Шурик звонко клацнула зубами и противно забулькала кровью. Раздался такой странный звук, словно где-то глубоко под землей забил бурный источник.
Яна сделала вид, что ничего не слышит и ничего не желает замечать. От чувства омерзения ей захотелось принять душ.
Она с трудом поднялась с больничной койки и взглянула на лежащее на полу бесформенное тело, слабо бьющееся в затухающих конвульсиях. Ей стало страшно – лицо у Шурика было белым, как мел, а вокруг стриженой головы расплывалось пятно крови.
– Откройте! Пожалуйста, откройте скорее!.. – попробовала она постучать в дверь, но сморщилась от боли в забинтованных руках.
Пришлось забарабанить ногой.
Странно, но на помощь к ней никто не спешил. Яна забухала в дверь снова и снова.
– Откройте немедленно! – заорала она. – Случилось несчастье!
Из-за двери послышался тихий голос:
– Я не могу. Извините. Вы потерпите, сделайте всё, что она хочет. Ой! Простите! Расслабьтесь, я обработаю раны оптом. У меня дочка маленькая, поймите меня… Ничего нельзя сделать…
Яна ничего не понимала.
– Медсестра? Юля! Откройте дверь! Тут вашему Шурику помощь нужна. Не знаю, захотите вы ее оказывать или нет, но я же должна вам сообщить.
Замок щелкнул, и дверь открылась. Испуганная медсестра заглянула в палату и кинулась к Шурику.
– Господи! Что вы сделали?..
– Я?! – переспросила Яна, обидевшись. – Она меня трогала. Я слегка дернула ногой. Рефлекс у меня такой… – пояснила Цветкова.
– Вернитесь в постель! Я за врачом!..
– Есть свежая пресса? – спросила Яна.
– Что? – удивилась медсестра.
– Ну, почитать хочу. Скучно так лежать-то, – пояснила Яна, наматывая прядь волос на указательный палец. Она так всегда делала, когда волновалась.
– Послушайте… – набрала воздуха в легкие медсестра. – Я, конечно, вас не знаю. Может, у вас в Москве все себя так ведут? Может, это курортная магия нашего города? Но вы ведете себя словно в санатории! Вы в следственном изоляторе! Тут еще надо разобраться, что произошло. Ложитесь на кровать и лежите тихо! – прикрикнула медсестра.
– Посмотрела бы я на тебя, когда бы тебя захотели изнасиловать! – прошипела Яна, забираясь под одеяло.
Шурик не шевелилась.
Вскоре появился врач и двое мужиков в белых халатах с носилками. Врач поднёс к носу Шурика ватку с нашатырным спиртом, и пострадавшая закрутила головой и закашлялась.
Женщина-мужик очнулась и налитыми кровью и ненавистью глазами посмотрела на Яну. Ее узкие губы шевелились, но звука почему-то не было, только выплескивались небольшие порции крови.
Яна нахмурилась.
– Прекрати шевелить губами, тебе это не идет. Да и твоей поганой крови я боюсь. Могу угадать, что ты хочешь мне сказать… – Яна изменила свой голос и выдала неприятным въедливым фальцетом, как примерно и говорила Шурик: – Я тебя достану!.. Я тебя осмотрю!.. Насквозь осмотрю!.. Я тебя уничтожу!.. Всё, ты точно не жилец!.. Сейчас встану и уничтожу!..
– Да угомонитесь вы! – покосился на Яну один из санитаров.
Яна ухмыльнулась.
– Она же хочет что-то мне сказать… Вы, Шурик, примерно это хотели до меня донести? И, кстати, я тоже пострадала. У меня вон, гляньте, колено отбито. Всё синее! И что-то никто мне помощь не оказывает! – Цветкова сложила перебинтованные руки на груди.
Шурика унесли на носилках и закрыли дверь. Яна вздохнула и отвернулась к окну, чтобы не видеть лужицу крови на полу. Мешала ей боль в ноге, которой она случайно зарядила по подбородку Шурика. Колено просто пульсировало от боли. Да и на вид было не очень – такого сине-багрового цвета.
Через какое-то время вернулась медсестра Юлия и с ней пожилая женщина с ведром и тряпкой, явно заключенная, которая принялась замывать кровь и тихо ругаться себе под нос. Она словно делала заговор или слала кому-то проклятья.
Яна прислушалась и всё поняла – женщина костерила Шурика:
– Дьяволова кочерыжка!.. Бесово отродье!.. Пусть сдохнет!.. Прости меня, господи, что я кровь этой твари трогаю!.. Чтобы ее черти в аду битым стеклом кормили…
Медсестра подошла к Цветковой, села рядом и спокойно сказала:
– Ты покойница.
– С какого перепуга? Это всего лишь ушиб. Мощный подбородок у Шурика…
– Да при чем тут твое колено! Ты Головину покалечила. И при всех назвала Шуриком. На моей памяти она такое никому не прощала. Этого делать нельзя было… – грустно покачала головой медсестра.
– Чего именно нельзя было делать? Называть Шуриком или калечить эту подлюку? А что, кстати, с ней? Надеюсь, челюсть сломана?
– Да если бы! – махнула рукой Юлия. – Ее челюстями камни крошить можно…
– Я гляжу, ее здесь все нежно любят: и заключенные, и сотрудники!.. – усмехнулась Яна.
– Сволочь она распоследняя, – буркнула заключенная.
– Зинаида, ты делай свое дело, не трави душу, – повернулась к ней медсестра. – Принести что-нибудь холодное на колено, Яна?
– Да! Ледяное сердце вашего сотрудника, который засадил меня сюда, – кивнула Яна.
Медсестра рассмеялась.
– А вы…
– На «ты» давай. Раз уж начали, – предложила Яна.
– А ты, видимо, из тех счастливчиков, которые везде найдут на свою задницу приключения?
– Точно! – сказала Яна. – Даже боюсь, что в рай мне дорожка заказана. Я и там что-нибудь такое-эдакое найду и вляпаюсь… И другим, тем, кто со мной, тоже не поздоровится.
Поломойка покачала головой.
– Нет, девочки, мы со своими грехами всё равно за наши страдания в рай, а вот эта… – кивнула она на помойное ведро, с силой отжимая с тряпки воду, – точно в ад! Язык она себе откусила! Так ей и надо! Таким языком только в аду раскалённые сковородки
