интернете. После первого глотка ей стало лучше, и она поняла, что распрощалась с вегетарианством также, как до этого распрощалась со своей одеждой, отвращением к никотину и привычкой звонить каждый вечер родителям.
Мало-помалу она стала выходить на улицу. Но неизменное присутствие газетчиков у подъезда делало эти попытки слишком болезненными. Полина поняла, что лучший час для уличных дел – это рассветные сумерки, промежуток от четырех до шести утра, когда не выдерживали и отправлялись спать даже самые стойкие ее соглядатаи.
В это время она завязывала волосы в хвост – на манер тех девочек из телевизора – надевала майку, шорты, кроссовки и отправлялась на пробежку, попутно заглядывая в аптеку и магазин. «Давай, детка, соберись, – повторяла она как мантру. – Стань сильной, забудь про свои проблемы».
В магазине – курица, блок синего «Галуаза», питьевая вода. В аптеке – коктейль из антидепрессантов, которые можно приобрести без рецепта.
Ненависть к известным брендам приобрела у Полины такие масштабы, что она даже попыталась срезать фирменную соплю, эмблему «Найк», со своих беговых кроссовок. Соплю пришили намертво, поэтому часть ее так и осталась болтаться на ноге при ходьбе. Другую эмблему, точно такую же, на груди своей ветровки, она замазала черным лаком для ногтей.
Стереть все, что напоминало о прошлой жизни. Слиться с толпой. Выбрать ночь и оставаться незаметной. Таков был рецепт выздоровления, и именно он помогал Полине медленно, но верно восстанавливать силы – благо, «Луи Вьюиттон» на время оставил ее в покое и не напоминал о себе. Это было минутное затишье, понимала Полина. Новый виток критики и навязчивого внимания обрушится на нее сразу же, как только стартует судебный процесс.
Соберись, детка. Стань сильнее. Попробуй побороть свою проблему.
Она отчетливо помнит, как впервые, после долгого перерыва, появилась на улице днем. Это была часть реабилитационной программы – самая сложная – когда нужно выйти и встретить свои страхи лицом к лицу. И если страхи окажутся сильнее, что ж, значит, время еще не пришло, а возможно – оно и не придет никогда.
Полина готовилась к этому выходу тщательно, словно солдат, собирающийся на боевое задание. Только черное. Только те вещи, которые невозможно узнать. Только то, что не может ассоциироваться с модой. Единственным отступлением от новых правил стали большие, в пол-лица солнцезащитные очки «Диор». Без очков было не обойтись, а из всех имеющихся у Полины эти выглядели наиболее нейтрально. Но даже они заставили ее лицо скривиться в гримасе отвращения в тот момент, когда холодные дужки соприкоснулись с кожей. Она пообещала себе поменять очки при первой возможности. Больше всего сейчас ее устроила бы дешевая пластиковая китайская поделка – без названий и считываемых форм.
В остальном образ был лаконичен и отвечал новым запросам. Тугой пучок волос на макушке, водолазка, дутый жилет неизвестной фирмы, застегнутый на все кнопки, джинсы (до того, как она отпорола лейблы, они были, кажется, «Версаче»), заскорузлые армейские ботинки – настоящие, а не их нежная интерпретация в исполнении очередного модного дома. Кивнув самой себе в зеркале, Полина вышла на улицу…
Поначалу газетчики даже не узнали ее, а когда узнали, она успела пройти уже пол-двора и значительно от них отдалиться. Прошло не меньше минуты, прежде чем она услышала топот бегущих ног и окрики, призывающие ее подождать.
Полина остановилась, закрыла глаза, а затем, глубоко вдохнув, обернулась. Вид спешащих к ней людей и первые вспышки камер – от этого ее бросило в знакомый холод, и на секунду она потеряла контроль. Ей пришлось стиснуть зубы, чтобы паника не просочилась наружу криком и судорожным рывком к бегству.
«Соберись, детка, соберись». Уговаривая себя, она медленно разжала кулаки, еще не зная, что на тыльной стороне ладони остались и кровоточат ссадины от впившихся в кожу ногтей.
«Дыши».
Репортеры навалились все сразу, обступили ее и, толкаясь, начали бомбардировку:
– Ваши комментарии? Что вы думаете об иске? Чем вы занимались все эти дни?
«Представь, что это неправда».
Полина улыбнулась – так, словно она все еще была главным редактором «Актуэля», а не человеком, лишившимся всяких надежд.
– Все эти дни, – сказала она, глядя в камеры. – Я занималась тем, что выращивала цветы.
– А что насчет всего остального?
– А насчет всего остального – без комментариев.
Без комментариев. Эта фраза становится ключевой в ее жизни. Полина повторяет ее бессчетное количество раз – по телефону, в случайных уличных интервью, в текстах и-мейлов. Доходит до того, что этой же фразой она отделывается от настойчивых расспросов отца, когда тот пытается понять истинное положение дел и посоветовать адвоката.
Родные могли бы помочь в решении ее проблем, но Полина считает себя достаточно взрослой, чтобы не впутывать семью. Это ее застукали на людях с подделкой. И, значит, ей самой предстоит выкручиваться, рассуждает она. Отец Полины считает иначе, но и он вынужден уступить упорству дочери. «Ты только должна знать, что мы волнуемся за тебя, и что ты всегда можешь рассчитывать на нас», – говорит он, озадаченный, перед тем, как повесить трубку.
Репортеров у подъезда с каждым днем становится меньше. Мало редакций могут позволить своим штатным единицам сутками просиживать там, где почти не остается шансов получить хорошую новость. Но все же, когда в один из дней Полину догоняет незнакомый человек, она принимает его за одного из них – за газетчика, откомандированного к ее дому в надежде выцарапать хотя бы пару строк.
– Без комментариев, – на ходу, не поворачивая головы, бросает ему Полина. Про себя она удивляется: сколько же должно пройти времени, чтобы они перестали отираться здесь?
– Постойте! – человек не отстает. – Мне не нужны комментарии, я хочу поговорить с вами о деле.
Полина на секунду сбавляет шаг, бегло сканирует незнакомца через очки. Перед ней – худощавый бородатый мужчина, лет тридцати, одетый в штаны с накладными карманами на бедрах, камуфляжную «натовскую» куртку, и громоздкие рабочие ботинки. Мужчина подстрижен под машинку, отчего его короткие темные волосы напоминают жесткую щетку.
Полина вспоминает, как позволяла себе посмеиваться над такими вот мужиками, находясь у руля «Актуэля». «Лесорубы», – называла она их. Лесорубы, заменившие моду такой вот бесформенной и мешковатой одеждой. Хуже этого, казалось ей, может быть только спортивный стиль, да еще, может быть, звезды на пиджаке Филиппа Киркорова. Но сейчас – времена изменились, и тот факт, что Полина не видит на мужчине ни одного имени из числа «большой дизайнерской десятки», это скорее плюс, чем минус. Рассматривая его, она гадает, где спрятан диктофон.
– Сенсационных заявлений не будет, – Полина нацепляет дежурную улыбку, с
