Унылое скучное здание старого заводского общежития я нашла легко, в детстве мы часто бегали в этот район выпустить лишнюю энергию на заброшенном стадионе. С тех пор ничего не изменилось в этом месте: обшарпанное, вытянутое, как хребет, общежитие с балконами, увешанными сохнущим бельем; ржавые ворота на стадионе, искореженные лавочки без сидений, чахлые кусты вдоль остатков забора. Даже вывески на домах не тронуло временем – булочная, фотосалон, почта. На лавочке возле подъезда сидела пожилая женщина, я прикинула, что по возрасту она должна быть ровесницей отца Ирины, и с улыбкой поздоровалась:
– Добрый день. Я ищу подругу, они здесь жили когда-то, может, знаете, Бородина Ира?
– И вам не хворать. – На лице пожилой женщины отразилось любопытство, событий на скромной улице было маловато, видимо. – Мужика такого знаю, Бородин, слесарь с завода нашего, в восемьдесят четвертой комнате жил раньше. Так помер уже как лет пять он. Туда Люся въехала, распутница. Все знают, как она эту квартиру получила!
– А соседи там остались, которые с Бородиным общались? – Я присела на лавочку рядом, такая любопытная и болтливая пенсионерка – информационный клад.
– Да, в восемьдесят первой живет Томка, она с этим Бородиным обжималась, обнималась. Да так и не вышла замуж за него, побоялась. У него дочка с придурью оказалась, втрескалась в соседского пацана и жить с ним начала без свадьбы и регистрации. А мальчишка поматросил и бросил! Сбежал от нее, ребеночка заделал, а сам в кусты. И на этаже есть там одна, Корякина Машка. Но у них с Бородиным война была, это же из-за их сына девка страдала. Тот покрутил с девчонкой любовь да умотал в столицу, а ее с собой брать не стал. Она неказистая такая, там в городе полно покрасивее и побогаче. Ты сходи к Томке, поднимись, она все расскажет. Она болтливая, любопытная, лишь бы сплетни про всех собирать.
– Спасибо, – поблагодарила я свою собеседницу, внутренне улыбнувшись рассуждениям о пороках соседки.
В здании общежития было темно, часть плафонов без лампочек. Из-за дверей доносились то женские голоса, то детский плач, то звон посуды. По коридорам витали и смешивались запахи еды, алкоголя, свежего белья на балконе. На лестнице я встретила нескольких женщин в халатах, с полотенцами на голове и мокрыми сумочками, скорее всего они шли из душа, общего на все общежитие. В восемьдесят первой квартире мне сразу открыла дверь крупная женщина, в ярком обтягивающем халате, на голове старомодные бигуди. Не успела я открыть рот, как Тома замахала рукой:
– Заходи, заходи быстрее, а то провоняет все рыбой из коридора. Это все соседи, ироды, жарят и жарят каждый день свою рыбу! Слышала, кума! Хватит, говорю, рыбу жарить. – Женщина встала в дверном проеме и начала высказывать претензии невидимой соседке: – Невозможно же дышать! Четверг – рыбный день, а у тебя круглый год рыбный день. И ладно бы себе, а то коту своему рыбу жарит! Когда ж такое было – котам отдельно готовить, всю жизнь ели объедки. А ты со своим таскаешься, как с ребенком малым, хоть бы ваш Кирюшка уже женился и внуков наделал. Заняться тебе нечем. Тьфу!
Женщина с жаром хлопнула дверью и толкнула меня в небольшую комнату, в сторону старого стула с изогнутой спинкой.
– Корякина с ума сошла, – с жаром принялась прояснять проблему Тома. – Муж помер, а она сидит на пенсии и коту рыбу каждый день жарит. Все общежитие провоняла со своей рыбой. Кирилл у нее все болтается где-то, хоть бы матери внука подарил. Певец, где его песни-то? Уже сколько лет все поет и поет, никто не слышал этих песен!
Что-то царапнуло у меня в памяти при звуках имени-фамилии, но Тамара не дала мне передохнуть – тараторила, как будто неделю до этого молчала:
– Оставался бы на заводе слесарем, сейчас бы уже и квартиру купил, и в инженеры выбился. Он парень нормальный, только музыка его испортила. Вот Машка с Генкой разрешали все ребенку, баловали, все можно нашему сыночке. Сыночка-корзиночка! Теперь с котом возится. Тьфу!
Любовь к плевкам и осуждению окружающих в Тамаре сразу бросалась в глаза. Несмотря на домашний вид, женщина была ярко накрашена, на ногтях красовались крупные стразы, а пухлые пальцы унизаны дешевыми кольцами. Она подозрительно покосилась:
– А ты чего хотела?
– Здравствуйте, я ищу свою подругу, Бородину Иру, раньше жила здесь. Может быть, знаете что-то о ней?
Женщина присвистнула и одним движением достала с подоконника газету:
– Ну ты вовремя пришла! Вот, любуйся! – шлепнула она свежую газету со скандальным материалом об маленький стол. – Можешь не искать, пропала твоя Ирка навсегда. Утопилась! Всю жизнь страдала, маялась! Маленькая была с придурью и с возрастом-то не поумнела. Малахольная, одно слово!
– Извините, а у вас не будет водички попить? От духоты плохо себя чувствую, – искала я возможность задержаться и разговорить женщину. – А по молодости страдала, это вы что имели в виду?
– Это не духота, это смрад рыбий! – Шумная женщина бросилась к маленькому комодику в углу. – Она же, Ирка, на глазах у меня выросла. Мать отказалась от них, и ее отец воспитывал один. Папашка, Бородин, сватался ко мне, но у меня по молодости столько ухажеров было. Из дирекции завода, инженеры, сдался мне этот слесарь обычный. Тьфу!
– Вот! – Женщина раскрыла передо мной альбом со старыми черно-белыми фотографиями, на страницах мелькали лица за длинными праздничными столами, на демонстрациях, на лавочках стадиона. – Смотри, какая я красавица, а это вот Бородин и дочка его.
Она по очереди стала пояснять, кто запечатлен на старом снимке.
На фотографии Тамара смотрелась выигрышно – статная фигура, короткое платьице, задорная улыбка – рядом придерживал ее за талию мужчина с усами и небольшой лысиной, он смущенно улыбался в объектив, на заднем фоне застыла сутулая фигурка с большим бантом на голове, лицо у девочки было строгим, а глаза смотрели со взрослой печалью. Толстый палец ткнул в грустную фигурку:
– Она всегда такая, дикая, как звереныш. Молчит и смотрит. Тьфу! – Тамара торопливо перелистывала альбом. – Вот! Это Корякины Машка и Генка с сынком своим. Они через две комнаты от Бородина жили. Ребятишки почти одного возраста, Ирка-то нелюдимая, а Кирюха душа компании, обаятельный парнишка. Вот как подросли они, так влюбилась
