надрывайся.
— ...я заявляю, что, во-первых, ты имеешь право молчать, если таково твоё желание. Это понятно?
— Ещё бы.
— Во-вторых, ты не обязан отвечать на вопросы, если не хочешь отвечать.
— Всё это относится и к вам, гадёныши, так что наматывайте на ус, — сказал Бруэн.
— Это понятно?
— Угу-угу, — проговорил Энтони.
— Ну, а вам понятно?
Остальные ребята промычали или кивнули утвердительно.
— В-третьих, — продолжал Карелла, — если ты всё-таки решишься отвечать на вопросы...
— Да ладно, я уж говорил.
— Молчать и слушать! — гаркнул Бруэн.
— Это уже нарушение моих прав, — возразил Биг Энтони.
— Ты что, никак магистр права?! — загремел Бруэн.
— А мне не надо быть ма...
— Заткни свой вонючий рот и слушай, — крикнул Бруэн.
— ...если ты всё-таки решишься отвечать на вопросы, — продолжал Карелла, — твои ответы могут быть использованы как доказательство против тебя. Ты это понял?
— Что время-то тратить?
— Ты понял?!
— Да, да, понял.
— Также ты имеешь право советоваться с адвокатом до или во время допроса. Если у тебя нет денег на оплату адвоката, мы его назначим тебе.
— Какого дьявола вы мне говорите всю эту чушь? — вопросил Биг Энтони.
— Потому что у нас демократия, — сухо ответил Бруэн.
— Не собираюсь я отвечать ни на какие вопросы.
— А вдруг решишь, как знать? — возразил Бруэн.
— Свобода выбора, вот для чего всё это.
— Ага, всё это дерьмо, — сказал Биг Энтони.
— И последнее, — продолжал Карелла, — если ты решишься отвечать на вопросы в присутствии адвоката или без него, ты можешь прекратить отвечать в любой момент. Это тоже ясно?
— Это всё ясно. Мне нечего говорить.
— Отлично. В любом случае мы тебя задерживаем по ордеру полиции Турмана.
— Да я никакой Маргарет, как там её дальше, и не знаю.
— У полиции Турмана есть свидетель, видевший тебя в лесу около шоссе 14 ночью в прошлый четверг. Тело девушки лежало у твоих ног, и свидетель слышал, как ты спорил с другим парнем, закапывать её в землю или нет.
— Докажите.
— Докажем, не сомневайся. Или они докажут. Или ещё кто-нибудь. Тут участвуют столько правоохранительных органов, что тебе круто придётся. Ну, ладно, если нечего говорить, на этом кончим. Чарли, как бы вызвать дежурного — надо его отвести вниз для регистрации и задержания.
— Сейчас, — Бруэн взял телефон с угла стола.
— Да только два органа тут участвуют, — сказал Биг Энтони.
— А ФБР-то на что? — возразил Карелла.
— А они-то... какое отношение? Вы же сказали...
— Да, по-моему, полицейские в Турмане считают, что девушка была похищена и перевезена через границу штата. Тут ФБР автоматически вступает в дело. Дело-то скверное, Энтони. Убийство похищенной с целью выкупа.
— Алло, Майк, тут у нас надо кое-кого забрать для регистрации и потом отвести в камеру, — сказал Бруэн в телефон.
— Пришли наверх патрульного. — Он послушал минуту и ответил: — По ордеру полиции Турмана. Похищение и убийство? Нет, стенографистки не надо. Он не будет давать показаний. Ладно, спасибо, Майк. — Бруэн положил телефон, повернулся к Карелле и сказал: — Всё. Готово. Как думаете, стоит ли говорить с этими остальными юными джентльменами? По поводу двойного убийства в кондитерской на Гейтсби?
Остальные юные джентльмены в состоянии какого-то священного ужаса и оцепенения слушали разговор между Кареллой и Биг Энтони, и вдруг поняли, что теперь подошла их очередь. Манера обоих полицейских была такой спокойной, мирной, такой реальной, что по какому-то парадоксу создавало атмосферу нереальности в маленькой комнате для допросов, где даже не было окон. Ни один из парней (и особенно Биг Энтони, который только что узнал, какое страшное обвинение ему предъявляется) не был подготовлен к этому безличному, стерильному подходу, и все чувствовали полную обезличенность. Они-то ожидали другое, что-то вроде собственных объяснений: «Ну, парни, сами понимаете, мы действовали по приказу. Да какое тут может быть убийство? Это всё наши дела, наши разборки между кликами. Да мы сами разберёмся, вы только отпустите нас».
А эти полицейские — как какие-то бизнесмены, спокойно и просто говорят о совершении преступлений, о наказаниях за эти преступления, о разных правоохранительных органах, которые осуществят эти наказания. Один из ребят, Чарльз Чинго Ингерсол — всемогущий и почитаемый дисциплинарный офицер «Мятежных янки», вдруг почувствовал непреодолимое желание помочиться и молился в душе, чтобы не намочить штаны, и чтобы другие ребята не увидели. Он всё думал, можно ли попроситься сходить в туалет. Но он боялся, что ему не позволят. Они были, как важные занятые бизнесмены, и не собирались тратить своё дорогое время на ожидание, пока кто-то сбегает в туалет. Чинго ощущал страх. Все они были перепуганы.
Карелла и Бруэн знали это.
— Чинго, — обратился Бруэн, и тот заметно дёрнулся, когда вдруг услышал свое имя.
— Ага, — отозвался он, стараясь сохранить свой обычный вид, хотя и чувствовал, что какая-то предательская жилка задёргалась в нижнем левом веке.
— Ты расскажешь, что случилось в кондитерской?
— Ничего не случилось.
— А мне показалось жуткой картиной.
— Ага, там кто-то что-то сделал, — сказал Чинго. — Но это не мы.
— А как же вышло, что вы стали выбегать из проулка?
— Мы там болтали, вдруг услышали полицейскую сирену и побежали, вот всё.
— Просто болтали, вот как? — спросил Бруэн.
— Да.
— В темноте?
— Мы... у нас был фонарик.
— Где он?
— Где что?
— Фонарик.
— Наверное, обронили, когда побежали.
— Вы болтали в проулке за кондитерской на территории «Алых мстителей» и хотите, чтобы мы поверили?
— Ага.
— Значит, «Мятежные янки» собрались себе и болтают в...
— Они не знали, что мы там, — сказал Чинго.
Дверь в комнату открылась. Патрульный заглянул в комнату, отстегнул наручники от пояса и жизнерадостно сказал:
— Кто тут мой клиент?
— Вон тот, здоровенный, — показал Бруэн.
— Пошли-ка, парень, — предложил патрульный, подойдя к Биг Энтони, и защёлкнул пилообразные челюсти наручника на его правой руке. — Здорово тебя твоя матушка кормила, — сказал он. — Какой у тебя рост?
— Шесть и четыре (194 сантиметра).
— Здоровый ребёнок? — заключил патрульный. —Ну, пойдём, тебя там сержант
