Огонь, пылавший у него в мозгу, поутих и перешел в более продуктивный жар, не мешающий трезвым расчетам.
- Вы это сыграете? - спросил он.
Я понимал, что он спрашивает вовсе не о том, согласен ли я кое-как отыграть положенные эпизоды, а о том, вложу ли я в них душу. Законный вопрос - после всего, что было сегодня. «Сыграю!» - подумал я. Я постараюсь сделать этот фильм шедевром. Но ответил я небрежно:
- Зритель обрыдается.
Ивен скривился. Ничего, ему полезно. Прочие расслабились и снова вернулись к беседе. И все же некое скрытое возбуждение осталось. Это был лучший вечер со времени нашего приезда сюда.
Мы провели в пустыне еще две недели. Работенка была та еще, но зато прилизанный боевичок в конце концов превратился в событие. Фильм понравился даже критикам.
Все четырнадцать дней я был безукоризненно сдержан. Конрад угадал верно - и сорвал банк.
Когда я вернулся, августовская Англия показалась мне удивительно зеленой и прохладной. Я забрал в Хитроу свою машину, «БМВ» серийного выпуска, темно-синюю, с обыкновенным случайным номером, и поехал на запад, в Беркшир, чувствуя себя свободным, как ветер.
Четыре часа дня.
Я еду домой.
Я обнаружил, что все время беспричинно улыбаюсь. Как пацан на каникулах. Летний вечер, и я еду домой.
Дом был средних размеров, наполовину старый, наполовину новый, выстроенный на пологом склоне холма рядом с деревней в верховьях Темзы. Из дома открывался вид на реку и на закат. К дому вела дорожка без указателя. Большинство гостей проезжали мимо, не заметив ее.
Поперек дорожки валялся велосипед. На клумбе, наполовину заросшей сорняками, - лопатка и пара тяпок. Я остановил машину у гаража, глянул на запертый парадный вход и пошел на зады.
Я увидел всех четверых прежде, чем они заметили меня. Словно в окошко. Двое мальчишек играли в бассейне черно-белым пляжным мячом. Рядом с бассейном стоял немного выгоревший зонт, и под ним на надувном матрасе лежала девчушка. На солнышке сидела на коврике, обняв колени, молодая женщина с коротко подстриженными волосами.
Один из мальчишек поднял голову и увидел на другом конце лужайки меня.
- Эй, глядите! - крикнул он. - Папа вернулся! И окунул брата.
Я, улыбаясь, направился к ним. Чарли отлепила зад от коврика и неторопливо пошла мне навстречу.
- Привет, - сказала она. - Осторожно, я вся в масле. Она подставила губы для поцелуя и коснулась моего лица
внутренней частью запястья.
- Господи, что ты с собой сотворил? Худюший, как щепка!
- В Испании было жарко, - сказал я.
Мы вместе подошли к бассейну. Я сорвал с себя галстук и скинул рубашку.
- А ты не сильно загорел.
- Да, не очень… Я большую часть времени просидел в машине.
- Ну что, все нормально? Я сделал гримасу:
- Время покажет… Как ребята?
- Прекрасно.
Меня не было целый месяц. А можно подумать, что я уехал вчера. Папа вернулся домой с работы…
Питер лег пузом на край бассейна, выполз на берег и зашлепал ко мне.
- Чего ты нам привез? - осведомился он.
- Питер! Я же тебе говорила… - в отчаянии сказала Чарли. - Будешь попрошайничать, вообще ничего не получишь!
- На этот раз - почти ничего, - сказал я. - Мы были за много миль от всех приличных магазинов. Кстати, убери-ка свой велосипед с дорожки.
- Ну во-от! - протянул Питер. - Не успел приехать, уже ругаешься!
Он пошел за дом, всем своим видом выражая протест. Чарли рассмеялась:
- Я так рада, что ты вернулся!
- Я тоже.
- Пап, смотри! Смотри, чего я умею, пап!
Я послушно посмотрел, как Крис перекувырнулся вокруг мяча и вынырнул с торжествующей улыбкой, протирая глаза и ожидая похвалы.
- Здорово! - сказал я.
- Смотри еще, пап!
- Погоди минутку.
Мы с Чарли подошли к зонтику посмотреть на дочь. Пятилетняя девочка с каштановыми волосами, хорошенькая… Я присел рядом с матрасом и пощекотал ей животик. Она хихикнула и широко улыбнулась.
- Как она?
- Как обычно.
- Взять ее искупаться?
- Мы с ней уже купались утром… но ей очень нравится купаться. Так что, пожалуй, лишний раз не повредит.
Чарли присела на корточки.
- Папа вернулся, маленькая! - сказала она.
Для Либби, нашей младшей, слова почти ничего не значили. После десяти месяцев ее умственное развитие продвигалось черепашьим шагом. Трещина в черепе. Питер, которому тогда было пять лет, однажды взял ее из коляски, чтобы отнести в дом. Он хотел помочь. Чарли, которая как раз шла, чтобы забрать девочку, увидела, как Питер споткнулся и упал. И Либби ударилась головкой о каменную ступеньку террасы - это было еще на старой лондонской квартире. Ребенок был оглушен, но через пару часов доктора решили, что с ней все в порядке.
Недели три спустя девочку вдруг начало тошнить, а потом она тяжело заболела. Доктора сказали, что у основания черепа образовалась крохотная трещинка, через которую проникла инфекция, и у девочки начался менингит. Но девочка выжила. Мы были так рады, что не обратили внимания на осторожные, завуалированные предупреждения врачей: «Не стоит удивляться, если развитие ребенка несколько задержится…» Еще бы не задержаться - она же столько проболела! Но ведь она скоро оправится, не правда ли? И мы отмахнулись от уклончивых намеков и незнакомого выражения «замедленное развитие».
В течение следующего года мы узнали, что это значит. И перед лицом этого чудовищного несчастья узнали многое и о самих себе. До этого наш брак медленно катился к распаду, сотрясаемый благополучием и успехом. Но горе постепенно сплотило нас снова. Мы наконец-то осознали, что действительно важно, а на что можно наплевать.
Мы оставили шумиху, прихлебателей, тусовки и перебрались в деревню. В конце концов, оба мы были родом оттуда. «Так лучше для детей», - говорили мы, чувствуя, что так будет лучше и для нас.
Состояние Либби больше не вызывало у нас горя и ужаса. Это была просто часть жизни. Мы смирились с этим и приняли все как есть. Мальчики обращались с Либби добродушно, Чарли - с любовью, я - с нежностью. Девочка редко болела и казалась довольной жизнью. Могло быть гораздо хуже.
Научиться не обращать внимания на реакцию посторонних было куда труднее. Но за столько лет мы с Чарли привыкли не думать об этом. Ну и что, что Либби до сих пор не говорит, плохо ходит, пачкается, когда кушает, и не умеет себя вести? Она наша дочка, и все!
Я зашел в дом, переоделся в плавки и взял Либби с собой в бассейн. Она потихоньку училась плавать и совсем не боялась воды. Я держал ее поперек туловища, и она весело бултыхалась, шлепала меня по лицу мокрыми ладошками, лепетала «папа», обвивала мою шею ручонками и висела на мне, как пиявочка.
Через некоторое время я передал девочку Чарли, чтобы она ее вытерла, и принялся играть с Питером и Крисом в нечто вроде водного поло. Минут через двадцать я пришел к выводу, что даже Ивен Пентлоу не столь зануден.
- Еще, пап! - ныли они. - Что, ты уже вылезаешь? Ну па-ап!
- Все! - твердо сказал я, уселся на коврик рядом с Чарли и стал вытираться.
Пока я разбирал вещи, Чарли уложила ребят, и я читал им сказки, пока она готовила ужин. Вечер мы провели вдвоем. Ели цыпленка, смотрели по телевизору старое кино - тех времен, когда я еще не снимался. Потом запихнули посуду в мойку и пошли баиньки.
Кроме нас, в доме никто не жил. Четыре раза в неделю из деревни приходила женщина помочь с уборкой. Была еще нянька-пенсионерка, которая оставалась с Либби и мальчишками, когда нам надо было уехать. Такой порядок завела Чарли. Я женился на спокойной, умной девушке, которая выросла в практичную, деловитую и, к собственному удивлению, очень домашнюю женщину. С тех пор как мы уехали из Лондона, в ней появилась какая-то новая черта, которую я определил бы как безмятежность. Она, конечно, могла выйти из себя и устроить не меньше шуму, чем я сам, но в глубине души она была тверда и надежна, как скала.
Я знал, что многие мои коллеги полагают, будто моя жена - серенькое ничтожество, а моя домашняя жизнь - сплошная скука. И с нетерпением ждут, когда же я наконец сорвусь с цепи и примусь охотиться на блондинок. Но у меня было очень мало общего с тем суперменом, которого я играл в фильмах. Это моя работа, и я добросовестно ее выполняю, но дома я другой.
Чарли уютно примостилась рядом со мной под пуховым одеялом и положила голову мне на грудь. Я провел рукой по ее обнаженному телу, ощутив колыхание в глубине живота и слабую дрожь в ногах.
- Хорошо? - спросил я, целуя ее в макушку.
- Очень…
Мы занимались любовью просто, без особых изысков, как всегда; но благодаря тому, что меня месяц не было дома, это было прекрасно, захватывающе, неописуемо хорошо. То, ради чего стоит жить… Вот она, основа всего, подумал я. Что еще нужно человеку?
- Фантастика! - блаженно вздохнула Чарли. - Просто сказка!
- Напомни, что надо заниматься этим пореже.
- От долгого хранения качество улучшается! - рассмеялась Чарли.
