вас.
– Что – это? – неожиданно уточнил он.
– Разрушение! Она разрушает личность мужчины, что рядом с ней. Она его пленяет, делает безвольным, а потом уничтожает. Она курва, каких поискать. Простите!
Она неожиданно прикусила язык. Поняла, что извиняется перед человеком, которого пришла обвинить. А он надолго задумался. А потом предложил еще чая. И она снова согласилась. В горле было сухо.
Расстались они почти на дружеской ноте. Он пообещал посодействовать тому, чтобы Коленьку выпустили из камеры.
– Завтра он будет дома, – сказал он напоследок и закрыл за ней дверь.
Прошло уже три дня. Коленьку не выпустили, а ей неожиданно сделалось худо. Да так, что утром она не смогла встать с постели. Буквально не смогла пошевелиться. Руки, ноги были мертвыми. В постели было мокро. Она поняла, что у нее случился инсульт. Хотя было странно, что она это понимает. При умершем мозге соображать невозможно. Через час после пробуждения она смогла подтянуть руки к лицу и с ужасом обнаружила, что ногти на ее руках почти черные, а вокруг рта засохло что-то.
Пена! Там была засохшая пена из ее рта. Ее отравили! Но кто и когда?!
Нина Николаевна попыталась вспомнить. И не смогла. Она была и в кафе в эти три дня после визита к Настиному любовнику. Каждый день заходила. Ела мудреные салаты, роллы и арбуз с дыней покупала. Съела все до корки. Летом она плотно сидела на фруктах и овощах. Никакого мяса. Дыня показалась ей со странным привкусом, но она настырно ее доела. Потом вспомнился зеленый чай. Она выпила целых две чашки в кабинете Настиного любовника. Но чай был самым обычным. Из пакетика. Она сама пакетики выбрасывала в корзину для бумаг.
Неужели дыня виновата в ее немочи?
Она пролежала полдня, чувствуя, как уходят из нее силы. Несколько раз смотрела на телефон, заходившийся истошным звоном. Кто ей звонил, она не могла знать. Эта мелодия стояла на всех абонентах. Мог и Коленька звонить, если его выпустили. Если так, то он скоро примчится и спасет свою мамочку. И как только она встанет на ноги, она все-все-все ему расскажет. И про Настю, и про ее любовника. Она больше не станет щадить его самолюбие. Он должен знать.
Телефон звонил без конца, силы из нее уходили, сознание путалось. Умирала она под звук щелканья открывающегося замка на входной двери и с легкой улыбкой успела прошептать:
– Ну вот, наконец-то и Коленька…
Она уже неделю не пила и странно – не хотелось. Тупое погружение в собственные страхи, самобичевание и боль куда-то отступили. Надолго или нет, она не могла знать. Прогнозов давно не делала и не планировала тоже ничего. Уже давно! Просто спала, ела, пила, двигалась, дышала. Но она знала, что дышать не значило жить.
Валерия сбросила ноги с кровати, резко вскочила и, пружиня мышцами, попрыгала на месте. Потом сделала несколько резких выпадов руками: левой-правой, левой-правой. Неожиданно поймала себя на мысли, что не отказалась бы от тренировки. Изнурительной, до сухости во рту и боли в мышцах. Дотянулась до телефона, набрала полустершийся из памяти номер.
– Лера? – раздался тревожный мужской голос. – Ты?
– Я… Как дела? – задала она вопрос, не имеющий смысла.
Тот человек, которому она позвонила, никогда не жаловался и не хвалился. Его ответ всегда был «нормально».
– Нормально, – ответил он привычно. – Ты-то как?
Она подумала и ответила честно:
– Могло быть и лучше. Терпимо.
– Пьешь?
– Неделю сухая.
– Тянет?
– Странно – нет, – призналась она с хриплым смешком.
– Уже неплохо. А звонишь чего? В зал потянуло?
– Ага…
В горле царапнуло. Все-то он про нее знает! Чувствует ее, как себя. Самый лучший друг, брат по крови и сознанию – ее тезка Валерка, сын ее родной тети.
– Еще лучше, Лера, – серьезно отреагировал он на ее ответ. – Жду тебя сегодня в семь. Придешь?
– Да.
– Обещаешь? – с тревогой уточнил двоюродный братишка.
– Обещаю, – после недолгих колебаний ответила она. – Вы-то вообще все как? – Она не общалась с родней уже несколько лет. – Все живы, здоровы?
– Более или менее. Кто-то женился, кто-то родился.
– Упсс… И кто же?
– Придешь – расскажу. – И с легким смешком он отключился.
А ей вдруг стало так легко и свободно дышать, что в ванную она забыто побежала боковым-приставным.
Долго мылась, потом старательно чистила зубы, сплевывая пену зубной пасты в раковину с такими громкими звуками, словно пыталась избавиться от винной вони, пропитавшей ее внутренности. Уставилась на порозовевшее лицо в зеркале, попыталась улыбнуться. Губы дрожали, морщились, но не улыбались. Поторопилась.
После душа поменяла постель, зарядила стирку и принялась шарить по полкам шкафа в поисках приличного чистого спортивного костюма. Нашла тонкие синие штаны и белую футболку с капюшоном. Носочки в цвет, кроссовки из коробки. Фирменное она все спрятала еще до того, как впала в алкогольную спячку, чтобы на глаза не попадалось и не было желания все это выбросить или продать. Оделась, взъерошила волосы, увиденным в зеркале осталась довольна. Более или менее выглядит. Не так, как пару недель назад, когда были круги под глазами, одутловатые щеки и желтая кожа.
Проверила наличие средств на счете. Все было в порядке. Деньги ей регулярно поступали, два раза в месяц. Сумма была приличной, она даже не смогла бы этого пропить с помощью группы собутыльников. А их у нее не имелось. Никогда.
– Оживаем, Лера? – спросила она у своего отражения, надев кроссовки. – Пора?
Продолжительный звонок в дверь заставил ее напрячься. Глазка в ее двери не было, она открыла без вопросов.
На пороге стоял заросший щетиной сосед из квартиры напротив – Николай. Глаза красные, волосы взъерошены. Но перегаром от него не несло. Значит, трезвый. Тогда почему так выглядит? Настю застукал, наконец, с любовником? А к ней зачем пришел? За жалостью и пониманием? Вот этого-то как раз она ему дать и не сможет. Денег в долг – пожалуйста. Бутылку даже может вынести. У нее всегда запас на балконе хранился в картонных коробках. А вот за пониманием и состраданием – это не к ней.
– Здрасте, – сипло поздоровался сосед, рассматривая ее так, будто видел впервые.
Хотя, может, в таком виде и в самом деле ее впервые увидал. Или позабыл, как она может выглядеть. Не важно!
– Здрасте, – ответила она ему с кивком.
И замолчала. Не собирается она ему помогать наводящими вопросами. Раз пришел, значит, имеет, что сказать.
– Разговор есть, – проговорил он с трудом после очень продолжительной паузы.
– Есть – говори. – И опять она замолчала.
Только выразительно глянула на левое запястье, где по
