мукой мученической. Наверное, поэтому неугомонного пса уже дважды возвращали «усыновители».
— Больше никто тебя не обидит, — прошептала она, приподняв висячее ухо.
А Никита, наблюдая за ними, уныло подумал: в нем самом Сашке, похоже, как раз и не хватает такого взрывного темперамента и радостной неугомонности. Он больше походил на улыбчивого, спокойного Друлла, но Сашкиным любимцем стал не этот славный, добрый пес…
* * *
Они уже почти покончили с блинами, когда позвонил Разумовский. Никите показалось, что Артур взглянул на телефон умоляюще: «Замолчи, а? Дай мне хоть день побыть дома…»
Но проглотив большой кусок, он уже просипел в трубку:
— Да, Павел Андреевич. Слушаю.
— Ты там не пьешь случаем? — в голосе полковника прозвучало подозрение, чуть сдобренное завистью.
— Почему — нет? У меня отпуск начался.
— Позже отгуляешь. Так ты чем там занят?
— Блины ем. — Он тяжело вздохнул, увидев, как все планы на день вылетают в трубу.
Разумовский одобрил:
— Уже лучше… Тогда быстренько доедай и выезжай на ограбление банка на Большой Семеновской.
Артур приподнял брови:
— Ограбление? Это ж не моя тема…
— Директор банка убит. Грабители ушли. Трое их было…
— Много взяли?
— Всего пару миллионов… Сразу после выстрела пустились в бега. Мы объявили «Перехват», но пока все мимо…
— Понятно. Едем. — Логов уже поднялся, знаками показывая Сашке, чтобы дала ему салфетку.
Она ловко выдернула желтый квадратик из фарфоровой подставки, похожей на белый парус, и протянула ему. Рискуя подавиться, Никита дожевывал блин, жестами заверяя, что практически готов.
— Можно мне с вами? — просительно протянула Сашка, когда Логов спрятал телефон. — Я уже засиделась…
У Никиты вырвалось:
— А как же собаки?
— А что с ними случится? У нас забор почти три метра, они никак отсюда не сбегут.
Они оба уставились на Артура, но он и не думал возражать:
— Да конечно! Куда они денутся? Компания у них отличная, не заскучают. Поехали.
Для всех собак у них были обустроены симпатичные деревянные будки — никаких вольеров! Насиделись за решеткой… Правда, внутрь постояльцы забирались редко, предпочитая мягкую траву. На зиму Сашка собиралась утеплить будки, но сейчас в этом не было необходимости — в Подмосковье пришло настоящее лето, и бескрайнее небо исходило долгожданным теплом. Правда, накануне прошел ливень, загнавший собак под крыши и раскинувший широкую двойную радугу от горизонта до горизонта.
Сашка задохнулась восторгом:
— В Москве такого не увидишь! Все небо дома закрывают…
— Хорошо в деревне летом, — насмешливо протянул Никита.
Но она не поддержала, бросила на него строгий взгляд:
— Ну правда же — хорошо!
Он и сам не скучал по столичной жизни. Во-первых, туда каждый день приходилось отправляться на работу, а во‐вторых, рядом с Сашкой невозможно было заскучать. Когда они запрыгнули в «Ауди» Логова — она, как всегда, села впереди, а Никита сзади, — Саша тут же начала выдвигать версии случившегося. И одна была фантастичнее другой:
— А что, если ограбление организовал его конкурент? Может, хотел поглотить этот банк, а директор сопротивлялся…
— Детка, девяностые давно позади, — насмешливо заметил Артур.
— Ну ладно, — согласилась Саша. — А как вам такой вариант: его заместитель устал ждать, когда директор отправится на пенсию?
Никита подался вперед:
— И типа организовал вакансию? Но не факт же, что эта должность достанется именно ему. Что ж ему теперь, убивать каждого директора?
— Мы еще ничего толком не знаем, — напомнил Логов. — Надо хотя бы увидеть место преступления. Овчинников с Поливцом уже опрашивают свидетелей.
Вытащив из бардачка упаковку жвачки, Сашка закинула одну подушечку в рот:
— Двое из ларца, как всегда, поперед батьки…
— Так и должно быть. Поэтому они и называются «оперативники».
Она уставилась на него с изумлением:
— Слушай, а мне ведь никогда это не приходило в голову… Точно!
— О сколько нам открытий чудных, — проблеял Артур старческим голоском и замолчал. — Черт! Дальше не помню.
— Готовят просвещенья дух, — подсказала Сашка. — И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…
— Пушкин? — рискнул предположить Никита.
Скосив на него лукавый глаз, она провозгласила:
— И приз за лучшее знание поэзии получает… — ее голос взвился на первом слоге: — Ни-икита Ивашин!
— Да ладно тебе… Мой дед любил смотреть какую-то передачу, которая всегда начиналась этим стихотворением.
Артур подсказал:
— «Очевидное — невероятное».
Но это Никита пропустил уже мимо ушей. Ему показалось, будто Сашкино лицо внезапно сжалось и потемнело, как если бы он резко ткнул пальцем в открытую рану. Может, ее маме тоже нравилась эта передача? Только спрашивать об этом не стоило… Он прикусил губу, судорожно отыскивая в памяти что-нибудь уместное и способное развеселить Сашу, но тут она буркнула:
— Терпеть не могу это слово — «стихотворение».
— Почему? — удивился он неподдельно.
— В нем слышится кулинарный оттенок… Варенье. Что-то в этом роде… Как будто поэт состряпал это.
Никита попытался заглянуть ей в лицо, хотя Сашка отвернулась к окну, за которым проносились мимо монументальные строения проспекта Мира:
— А ты как говоришь?
— Стихи, конечно! Только так.
— Ты такая строгая девушка, — в голосе Логова опять сквозила насмешка. — А по сути-то… Хоть горшком назови!
— Да конечно! — возмутилась она. — Ты же не назовешь Достоевского «чтивом»! А кого-то — вполне…
— Ну, кстати, наш великий Лев, который Николаевич, как раз чтивом и считал романы Достоевского. Бульварной литературой. Не ты ли мне это рассказывала?
— Не я. Вроде.
— Значит…
Артур не договорил, но имя Оксаны повисло в воздухе. Даже Никите стало трудно дышать, и он зачастил, испугавшись за Сашку:
— Ой, Толстой вообще никого ни во что не ставил! Это нам на уроках литературы еще рассказывали. Только Чехова ценил, кажется.
Она подхватила, и ему полегчало:
— Не кажется, а точно. Рахманинов говорил, что Толстой любил одного Чехова… Он даже Пушкина с Лермонтовым обозвал вздором. И Бетховена заодно… И самого Рахманинова тоже, представляете? А у того колени дрожали, когда он шел к этому божеству… Больше никогда не приходил.
— Ты любишь Рахманинова? — почему-то Никите показалось это важным, хотя он вряд ли на слух распознал бы его сочинение.
На этот раз Сашка повернулась, и в ее голубых глазах засветилась надежда. Или ему почудилось?
— Очень, — сказала она. — Если я когда и плакала от музыки, так только от Рахманинова… И он сам — Сергей Васильевич — о боже, что это был за человек! Я читала книгу о нем из серии ЖЗЛ.
Она вопросительно приподняла брови, и Никита поспешно кивнул, подтвердив, что ему известно, как расшифровывается аббревиатура ЖЗЛ. Не такой уж он темный, в конце концов…
— Знаете, Рахманинов в юности был практически нищим, скитался по углам. Его родители развелись и детьми особо не занимались. Сергей уроками зарабатывал, чтобы помогать семье,
