– Ваша милость, – требовательно воззвал к судье отец, постукивая пальцами по столу, – могу я говорить?
– Пожалуйста, мистер Куэйл. Бога ради, начинайте.
Отец заговорил быстро, напористо, в нем чувствовались не только досада, но и нетерпение.
– Защита не станет тратить время на обсуждение уже установленных фактов. В ночь на двенадцатое сентября в кухне собственного дома миссис Анджела Кристо получила ножевое ранение, от которого затем умерла. Кроме нее, в кухне в это время находился только ее сын Джулиан Кристо…
Судья Лейкер поднял голову, видно, не верил своим ушам. Защитник без борьбы признавал самый решающий, ведущий к роковому приговору довод обвинения.
– Защита, – продолжал отец, сжимая руки, словно откручивал неподдающуюся гайку, – допросит всего шестерых свидетелей, причем очень коротко. Мы вызовем мисс Милиеент Майл, мистера Джо Хислопа, Уильяма Хики, доктора Филипа Хоумза, мисс Норму Толмедж и мисс Бетт Морни.
Страгга поднял брови. Я готов был провалиться сквозь землю. Каким образом отец собирался доказать невиновность Джули и выиграть дело с помощью такого набора свидетелей? Но отец не терял ни минуты. Он вызвал мисс Майл и тотчас обратился к ней да так холодно, так бесстрастно, что вся ее вера в радость не могла послужить ей укрытием.
– Мисс Майл, – сказал он. – Мне понятна ваша преданность Иисусу Христу, и мы знаем: господь наш высший судья. Но на этот раз я попрошу вас подумать о Джули Кристо, мальчике и юноше, которого вы знали с первых лет его жизни. Посмотрите на него не глазами Иисуса Христа, или мистера Страппа, или еще чьими-нибудь, а своими собственными. Выполните вы мою просьбу, мисс Майл? Или… – он умолк, развел руками, – или мы с вами затеем ожесточенный спор, прямо здесь, прилюдно, о том, какова природа Христа и его истинное милосердие? Спор, который выиграю я.
Мисс Майл судорожно глотнула и медленно кивнула.
– Я постараюсь, мистер Куэйл. Я постараюсь думать о Джули.
– В таком случае я задам вам простой вопрос, который требует очень простого ответа.
Мисс Майл обратила умоляющий взгляд на Джули, и все мы тоже посмотрели на него. Лицо у Джули было бесстрастное, и он очень походил на Байрона. Джули не собирался помогать мисс Майл, обмениваясь с ней взглядами. Он даже не посмотрел на нее.
– Видите вы этого мальчика, мисс Майл, которого здесь обвиняют в убийстве?
– Да, мистер Куэйл. Да…
– И вам по душе, что он здесь сидит, мисс Майл? Вы хотите, чтобы он остался на скамье подсудимых и его обвинили в убийстве?
Мисс Майл затрясла головой.
– Конечно, нет. Это не для Джули.
– Тогда позвольте задать вам вопрос, которого вам не задал вчера мистер Страпп. Если бы мистер Страпп спросил вас, следует ли повесить Джули за убийство матери, сказали бы вы «да», мисс Майл?
– Нет. Нет. Никогда бы я так не сказала, мистер Куэйл.
– Почему?
– Потому что… – Сквозь криво сидящие очки мисс Майл посмотрела в зал, словно надеялась, что мы ей поможем. Но неоткуда ей было ждать помощи.
– Хорошо, – сказал отец. – Позвольте задать вам другой вопрос, быть может, тогда вам будет легче объяснить, почему вы не хотите, чтобы Джули повесили. Любите вы этого мальчика, мисс Майл?
Мисс Майл съежилась на своем стуле.
– Я люблю только нашего спасителя Иисуса Христа, мистер Куэйл. – в испуге ответила она.
– Но разве вы не любите Джули как тетя, или мать, или друг? Скажите нам правду, мисс Майл. Неважно, что думают другие. Никто не собирается ставить это вам в вину.
Мисс Майл уже не искала помощи. Она совсем растерялась. Она просто кивала, будто ответить на это хоть единым словом было слишком опасно. Потом тревожно оглянулась, будто боялась чьих-то глаз.
– Итак, мисс Майл, – безжалостно, самым холодным своим тоном продолжал отец. – Вы уже немало наслушались здесь о безнравственном поведении Джули Кристо. Но можете вы сказать, что он хоть раз чем-нибудь вас обидел? Вас лично?
– Ох, нет. Он не такой.
– А вам приходилось видеть, чтобы он ссорился с матерью и грубил ей?
– Нет. Никогда.
– Значит, вы хотите сказать, что дома он не доставлял никаких серьезных неприятностей? Так ли я вас понял, мисс Майл?
– Джули никогда нам никому не доставлял неприятностей, мистер Куэйл. Он был со всеми хороший. Джули… – начала она еще, но опустила голову и конца никто не услышал.
– Значит, вы не хотите, чтобы его повесили за убийство? – Теперь я понимал: отец намеренно выставлял перед всеми потрясающую наивность мисс Майл: он вскинул голову и чуть ли не закричал на нее: – Так как же, мисс Майл?
– Джули, – опять начала она. – Джули… – Но продолжать не смогла: наша вечная певунья залилась слезами.
Обычно, когда во время допроса свидетель плакал, отец говорил с ним мягко, старался успокоить. Но сейчас он продолжал, как ни в чем не бывало, словно эти страдания его нимало не трогали.
– Осушите слезы, мисс Майл, и отвечайте на вопросы, – с минуту он все же выждал, снисходя к ее слабости, потом спросил, верно ли, что миссис Кристо была всегда очень нежна с Джули.
– Да…
– Она любила его обнимать, прижимать к груди, верно?
– Да… – Мисс Майл все еще утирала слезы под очками.
– Но даже в детстве Джули всегда старался увернуться от этих объятий? Так ведь?
– Да…
– Особенно когда он стал уже взрослым юношей?
– Да. Это так.
– Но, случалось, она заставала его врасплох? Верно это, мисс Майл?
Мисс Майл, видно, совсем растерялась: уж очень быстро сыпались на нее вопросы, и отвечала она словно бы неохотно, оттого, что не поспевала за ними мыслью.
– Разве не так, мисс Майл? – требовательно повторил отец. – Случалось ей заставать его врасплох?
– Ох, да… Случалось.
– Еще два вопроса, и вы свободны. Насколько я понимаю, все пансионеры платили миссис Кристо в общей сложности два фунта пять шиллингов в неделю, и на эти деньги она содержала пятерых взрослых и своего сына. Все остальные деньги пансионеров шли на нужды вашей евангелической церкви. Это верно, мисс Майл?
– Да, верно.
У меня появилось ощущение, словно своими вопросами отец что-то отбрасывал с дороги, задает их лишь затем, чтобы позднее воспользоваться ее ответами, и даже до слез ее довел тоже ради этого.
– И последний вопрос, мисс Майл. Кто-нибудь в вашем доме, включая и мать Джули, купил мальчику хоть раз книгу или сборник пьес, посылали его на уроки музыки, водили его в театр, давали ему возможность послушать радио, водили его на концерт, рассказывали ему сказки, поощряли какие-либо его склонности, которые скрашивают жизнь всякого современного человека? Мисс Майл старалась удержать слезы, и ей не сразу удалось ответить.
– Ответьте на вопрос, мисс Майл, – сказал отец. – Просто ответьте на вопрос.
– Нет… Ничего этого не было, мистер Куэйл. Мы…
– У вас в доме считалось, что все это грех, ведь так?
– Это все от лукавого…
– Однажды вы сожгли все книги, доставшиеся вам от отца, всю его библиотеку. Ведь так, мисс Майл?
– Это были грешные книги, мистер Куэйл. Они не угодны господу.
– Пожалуй, что так, – с грустью согласился отец и покачал головой. – Вы свободны, мисс Майл.
Последние слова он сказал скороговоркой, небрежно, и ни мисс Майл, ни мы, остальные, не поняли, что это конец, мы еще ждали каких-то главных вопросов. Но не успела она сойти со свидетельского места, а отец уже вызвал Джо Хислопа. Потом, словно спохватившись, прибавил:
– Разумеется, если обвинитель не желает подвергнуть мисс Майл перекрестному допросу.
Но Страпп только отмахнулся. Отец часто повторял: адвокату важно знать, когда задавать вопросы, а когда и помолчать, Страпп, видимо, решил, что сейчас ему выгодней помолчать.
– Джо Хислоп! – пренебрежительно сказал отец еще прежде, чем тот, небольшой, крепко сбитый, встал на место свидетеля (приносить присягу ему больше не требовалось). – Вы бывший боксер, жокей и человек пьющий, и в городе вы известны как спортсмен и игрок, верно?
– Это ваши слова, не мои.
– Это я вас спрашиваю, Джо Хислоп. Ну, а если бы в баре гостиницы «Белый лебедь» или во дворе этой гостиницы (как известно, субботними вечерами там часто происходят пьяные драки, а у нас в городе и вообще в Австралии этим почему-то принято восхищаться) вы бы увидели, что один дергает другого за волосы, вы сочли бы, что он в ярости и совершает насилие?
– Как сказать, – огрызнулся Джо. Джо всегда терпеть не мог моего отца-англичанина и теперь, когда тот допрашивал его в суде, готов был каждое его слово встречать в штыки.
– Что значит «как сказать»? – сердито бросил отец с другого конца этого своеобразного ринга. – Мы с вами живем в Австралии. Австралийцы – народ грубый, скорый на расправу, а не то что за волосы таскать, это всему свету известно. Так за что же он вам вцепился в волосы, Джо Хислоп? Отвечайте.
