«Этого не может быть!!!» — сопротивлялось все мое существо. Но это случилось. Мы с напарником выбрали противника себе не по зубам. И проиграли. Я вспомнила маленький розовый листочек, спрятанный у меня на груди. «Куда ты пропала, золотко? Я волнуюсь… До скорого!»
Не сметь, не показывать этому подонку то, чем он жаждет насладиться…
Главное — я даже не смогу поплакать над телом любимого… О Боже, что ты несешь, глупая баба! Над тобой-то кто поплачет?
До скорого, Гриня. Нас с тобой разлучили ненадолго…
— Кончай ты комедию, Артист, е-б-х…! — прорвало Акулу. — Решай бабу скорей, не ночевать же здесь! Прав Чайханщик: заметут нас тут, в натуре!
— Заткнись, Акула…
Но что это случилось с бесстрастным экспериментатором? Манерный облик Артиста менялся на глазах. Пистолет Стечкина плясал в его руке, тонкие губы передергивала усмешка, похожая на конвульсию, и все его аристократические, богемные черты исказились до неузнаваемости. Словно сквозь личину «человека, который старается профессионально делать свою работу», пробивался наружу сам дьявол!
— Я не сказал тебе еще кое-что, моя маленькая героиня! В той взлетевшей на воздух «Ладе» вместе с дерьмом, которое осталось от твоего возлюбленного Гришки, менты найдут обгоревшую одежду и сандалики Антоши Бутковского. К сожалению, труп малыша я им представить не могу, мне он нужен живым, но они сами его «дорисуют», не сомневайся! И на квартире у почившего героя им будет чем поживиться, это я тебе уже говорил. И окажется, что любимый друг и наперсник моего па… «подопечного», Олега Николаевича, — никакой вовсе не герой, а подонок, похититель и убийца! Ха-ха-ха… Славный финальчик для дерьмового рыцаря, не правда ли, моя прекрасная леди? Сегодня я придумал инфаркт своему «клиенту», завтра его сердечко, боюсь, откажет вовсе! Вы с Гришкой не дали мне пустить его по миру, но я сделаю лучше! Свой спектакль я доиграю до конца. Но ты этого уже не увидишь, детка…
Я во все глаза смотрела на него, злобно пританцовывающего передо мной с пистолетом в трясущейся руке. Да это же… быть того не может!
— Ты… его сын!!!
За спиной у меня прозвучал двойной возглас крайнего изумления — каждый из «парочки» выразил его на свой манер.
— Заткнись! — истерично заверещал Бутковский-средний. — Акула, веревку! Чайханщик, взять ее на прицел!
— Послушайте, вы, Чайханщик, Акула! — обратилась я через плечо к «сладкой парочке». — Меня порешить вы всегда успеете. Но пораскиньте мозгами: неужели вы не видите, что сами уже покойники? Теперь вы знаете, кто такой Артист…
Рука с автоматическим пистолетом Стечкина медленно выравнивалась на цель, которой был мой лоб… Но терять мне было уже нечего… почти, так почему не попробовать последнее средство?
— …И жить вам осталось недолго, если будете дураками. Баксов вам уже не видать как своих ушей, вы же слышали, что Артист отказался от сделки с клиентом. Он хочет теперь, чтобы все поверили, будто ребенок мертв…
— Заткнись, стерва!!!
Но я прекрасно видела, что мои слова уже посеяли смуту в двух преступных умах — трусливом и примитивном, поэтому затыкаться не собиралась:
— …На самом деле у Артиста есть другой покупатель на мальчика, но делиться с вами он не собирается!
Смута в стане врага достигла точки кипения, но было поздно. «Стечкин», сжимаемый теперь уже двумя руками, быстро переместился в направлении «сладкой парочки»:
— Назад, придурки! Стволы на пол, к моим ногам, живо!
Первым швырнул свой «ТТ», конечно, Чайханщик, затем — нехотя — примеру старшего товарища последовал Акула. Рискнуть?.. Нет, он слишком далеко от меня, не успею. К тому же против меня они уж точно выступят единым фронтом…
— Отлично, ребятки, я знал, что вы не разочаруете шефа!
Отблагодарив свои кадры волчьей улыбкой, Артист носком лощеного башмака пододвинул к себе пистолеты и наступил на оба сразу. После этого черное дуло плавно повернулось градусов на шестьдесят и опять нацелилось в меня.
Номер не прошел. Что ж, значит, придется потерять последнее, что осталось. Гриня, я иду к тебе!
— А теперь, милая леди, сначала я убью тебя. К сожалению, вынужден воспользоваться непривычным для себя способом, так что извини, если будешь долго мучиться…
— Нет, Виталий, больше ты никого не убьешь. Повернись ко мне!
Я обмерла. На пороге дежурки стоял Бутковский-старший с маленьким спортивным пистолетом в руке. На фоне распахнутой входной двери и отдаленного прожектора, освещающего майдан, его высокая фигура была прекрасной мишенью…
В конце концов, долг частного детектива — защищать интересы клиента до последнего вздоха, а я свой последний еще не испустила. В тот момент, когда сцепленные на рукоятке «стечкина» руки Артиста метнулись к двери, сама я метнулась к нему и врезала ногой по его рукам одновременно с нажатием курка. Оглушительная очередь полоснула по бетонным перекрытиям потолка, тусклая лампочка, освещавшая комнату, погасла, и в кромешной тьме, наполнившейся воплями, срикошетившие пули засвистели по всей дежурке… Рухнув на ногу Артиста, придавившую к полу пистолеты Акулы и Чайханщика, я была в полной уверенности, что список жертв Галантерейщика пополнился по крайней мере еще одним человеком.
Описанный конец света уложился в кратчайший миг. И в этот же самый миг произошло еще кое-что, а именно: в окошко без решеток, выходящее на склон холма, с ужасающим грохотом, звоном разбитого стекла и с боевым кличем влетело нечто подобное тайфуну или лавине, но, по-видимому, все же одушевленное. Всецело поглощенная схваткой отца и сына Бутковских, пытающихся завладеть «стечкиным», я успела заметить, что на пути нового бойца встал Акула, и между ними тоже завязалась кровавая битва. Ну, по крайней мере, новенький — наш человек, и то ладно!
Решив, что это подоспели органы защиты правопорядка, я промямлила что-то вроде «ну наконец-то, Гарик!» и попыталась встать на ноги, чтобы помочь Олегу Николаевичу, которого считала более уязвимым. Но не тут-то было! Падая, я подвернула левую ногу и теперь, чуть приподнявшись, вскрикнула от боли.
Трудно представить себе более глупое положение: ты сидишь в полной темноте на двух пистолетах и не можешь двинуться с места, а вокруг тебя две пары людей, дерущихся не на жизнь, а на смерть, и ты не в состоянии помочь своим!
Акула и его противник лупили друг друга молча и страшно; было слышно только, как сопровождаемые глухими стонами удары врубаются в тела. Так, здесь мне делать нечего. Только сейчас я сообразила, что почему-то не видно и не слышно моего друга Чайханщика. Честно сказать, меня это не опечалило: составить ему пару мне в данный момент не хотелось бы.
Ползком я приблизилась к двойке Бутковский-Бутковский, не забыв прихватить с собой оружие. Отец и сын катались по полу уже за пределами дежурки. Присмотревшись в темноте, я выждала момент, когда рука Артиста, все еще удерживающая пистолет, но уже за ствол, оказалась поблизости от меня, — и что есть мочи рубанула по его запястью ребром ладони. (Левая рука Виталия Бутковского, как я успела заметить, в это время пыталась сдавить горло родителя.) Так в моем распоряжении оказался еще и третий трофей — автоматический пистолет Стечкина.
Галантерейщик взвыл от боли и обиды и ослабил свой смертельный захват. Надежнее было бы, разумеется, стукнуть его по голове рукояткой одного из пистолетов, которые у меня имелись в широком ассортименте, но его голова находилась в проходе между стеллажами, и я не могла дотянуться до нее.
Видимо, осознав, что аплодисментов ему уже не сорвать и пора сматываться со сцены, Артист неожиданным отчаянным усилием выскользнул из отцовских объятий и, сделав изумительный кувырок через голову, оказался на ногах и исчез за дверью. Я даже присвистнула от удивления.
— Гимнаст, — выдохнул Бутковский-старший, — бывший… Таня, это…
— Я знаю, Олег Николаевич. Теперь это уже не важно. Он уходит…
С трудом переводя дух после трудной борьбы, мы лежали перед дверью и смотрели вслед Артисту, который быстро, как заяц, бежал по майдану к автостоянке, то исчезая в тени, то выскакивая на освещенные участки.
— Гарик, он уходит!!!
Ответа не последовало. Гарик был еще занят. Ну, в конце концов, с Акулой у него свои счеты.
На стоянке я увидела всего два автомобиля — темный и светлый. Олег Николаевич проследил за моим взглядом:
— Наверное, черная «Вольво» — его машина! Там только она и стояла. Белая — моя «Волга».
Вот наглец, он даже машину открыто поставил на стоянку! Как бы в подтверждение, до нас долетел далекий шум заводимого двигателя, и черная элегантная машина, рванув с места, описала полукруг и скрылась из виду.
Уходит…
— Олег Николаевич, давайте телефон! Я звоню Батыру…
Мне было наплевать, что Гарик может меня услышать. Оставался последний шанс.
