— Ты грязное животное! Нет, хуже…
— Фу, как вульгарно! Нет, леди, я просто человек, который старается профессионально делать свою работу, только и всего. А вдохновение — это, по-моему, составляющая профессионализма вообще, идет ли речь о сапожнике, артисте или о… джентльмене удачи. Вот видите: даже вы подозревали Гришку! А для верности обыск обнаружил бы у него дома одежду пропавшего малыша, блокнотик, на страничке которого была написана оставленная преступниками записка и карандашик… ну, правда, без Гришкиных драгоценных «пальчиков», но ведь это такая мелочь… И пока доблестные органы выколачивали бы из Гришки Орлова чистосердечное признание, мы с моим… «клиентом» тихо и мирно завершили бы наше дельце. И уж тогда никому не пришло бы в голову связывать похищение ребенка с именем бедного Артиста, к тому же, как всем известно, давно обретающегося в аду!
Он снова расхохотался, не спуская с меня трех холодных глаз: двух своих и третьего — черного, пистолетного.
— Ну, как вам спектакль, моя прекрасная леди?
— Скверный спектакль, Артист! Замысел грандиозный, не спорю, но воплощение слабовато, а детали и вовсе не выдерживают критики. Во-первых, они никогда не доказали бы, что меня убил Григорий, потому что он этого не делал. Во-вторых, где же те «неопровержимые улики», которыми я, по-вашему мнению, располагала? В-третьих, очевидно же, что Орлов не смог бы провернуть это дело без помощи кого-то из членов семьи, они начали бы копать, и заподозрили бы Натали, и обнаружили бы вашу старую связь, и…
— Браво, леди! Еще раз браво! Я снова и снова убеждаюсь, что я в вас не ошибся. Значит, вам это известно. Ну конечно: а как бы иначе вы вышли на меня, ведь я официально считался мертвым… Я так и думал, что за это надо благодарить мою Натали. Только здесь у вас неувязочка, леди. Вы не учли, что Натали… Вы тоже ее так называете, да? Ей идет это имя, не правда ли… Вы не учли, что Натали никогда не выдала бы своего старого друга. Нет, как женщина она давным-давно предала меня, но ведь она знала, что ее ребенок в моих руках! И она смертельно боялась, что ее любимый муженек узнает, кем и чем она была до него. Откуда мне было знать, что эта дуреха втюрится в него, когда Сема Пфайферман — Царство ему Небесное! — по моей нижайшей просьбе устроил их знакомство? Она даже сына ему родила! Она хотела освободиться от меня, видите ли… И поэтому показала бы что угодно, хоть бы даже и то, что вступила в преступный сговор со своим любовником Гришкой Орловым, ха-ха-ха… здорово, да? Гришку супруг, может, и простил бы, но меня — никогда! И неужели вы думаете, леди, что этим показаниям не поверили бы — если б, конечно, дело дошло до них? И все «неопровержимые улики» менты собрали бы за вас сами и доказали бы все, что хотели доказать. Уж будьте покойны!
В глубине души я была вынуждена признать, что подонок тысячу раз прав. Он оказался гораздо большим чудовищем, чем я предполагала. Но вслух я этого говорить не стала: не хотелось делать ему очередной комплимент. Поэтому он продолжал как ни в чем не бывало:
— Нет, леди, режиссура была превосходная, говорю это без ложной скромности! И исполнено все было бы тоже как по нотам, если б не подвел мой друг гаишник. Подумать только: от этакой малости порой рушатся такие великие замыслы! Вот и пришлось импровизировать на ходу… Впрочем, значит, так было угодно судьбе. Вы верите в судьбу, Танечка? Я очень верю! Я, например, знал, что мне не суждено поджариться в той тачке, которую поднял на воздух мой друг Батыр. Вам ведь наверняка известна эта история, правда? Хотя пришлось немного «помочь» провидению, не без этого… Может быть, и вправду мой удел — адское пламя, геенна огненная, но… Нет, нет! Умру я не так. И уж во всяком случае не тогда, когда это будет угодно Батыру или кому-то еще.
— А как вы умрете, Артист?
— О, леди… Боюсь, эта информация вам уже не пригодится. Вы и так знаете достаточно, чтобы умереть самой, ха-ха-ха! Зато я могу выступить в роли оракула и предсказать вам вашу судьбу, Танечка! Увы, ее приговор остался без изменений, лишь срок исполнения немного сдвинулся, как видите…
Он склонил голову набок, наблюдая, какое впечатление на меня произвели его слова. По-моему, остался несколько разочарован: ничего нового для себя я не услышала. Я незаметно скосила глаза на будильник, тикающий на канцелярском столе. Всего-то девять тридцать семь, святые угодники! А мне казалось, я уже целую вечность назад ворвалась в эту обитель греха… Да уж, до «часа Х» еще надо постараться дожить! Гарик раньше срока вряд ли появится, но где же этот Гришка? Неужели с Олегом Николаевичем что-то серьезное?..
Нет, ну все-таки! Что мне так знакомо в этом сероглазом негодяе, что? Его «мистификация» тут ни при чем: тогда он настолько изменил свою внешность, что я, пожалуй, его не узнала бы, если б он сам не подсказал. Нет, он мне кого-то напоминает именно этот, такой…
— Я же говорил, что вы мужественная женщина. Но рискну сделать одно предположение: ваше мужество в данный момент во многом поддерживается стрелками вот этих часов, которые неуклонно движутся по кругу… Я угадал?
— С чего вы взяли?
— Вижу, угадал. И вы наверняка думаете: «Пусть себе болтает Артист, это дешевое трепло, время работает на меня! Сейчас появится мой супермен, думаете вы, и оторвет головы всем этим нехорошим дядям, и наступит полный хеппи-энд, как в настоящем детективе…» Не правда ли?
Куда это он клонит? Я почувствовала, как мое сердце забилось, оборвалось и укатилось в тартарары, откуда его уже не вернуть никому и никогда. И я сидела совсем пустая, без сердца, без мыслей и без чувств, не ощущая ни рук, ни ног, и только один безмолвный крик гулко стучал в пустой голове: «Не может быть!!! Не может… Не может…»
Сквозь туман, застилавший глаза, я увидела, что Артист весь подался вперед и внимательно наблюдает за мной. Теперь он напоминал ученого-экспериментатора, который ввел белой мышке смертельную дозу какой-то заразы и ждет, когда же она начнет корчиться в судорогах.
— Наступает кульминация, леди! — торжественно возгласил он. — Сейчас мы с вами играем свой маленький «спектакль в спектакле». Свет на сцену! Вы, жалкая публика! Склоните головы перед величием истинной человеческой трагедии! Леди, соберите все свое мужество, оно вам сейчас понадобится. Хеппи-энд отменяется! Ваш герой не придет. Этот телефонный звонок из «Бутона»…
— Ты паршивый ублюдок!!!
Не отдавая себе отчета, я вскочила с места, совершенно уверенная, что сейчас получу пулю в лоб. Но выстрела не последовало: Артист лишь отпрыгнул к двери и поднял пистолет на уровень глаз. Он не хотел идти против судьбы, предписавшей мне быть повешенной. Зато на меня с рыком навалился Акула, про которого я совсем забыла, и чудовищным ударом в живот буквально перерубил меня пополам.
Когда надвинувшаяся на меня тьма понемногу рассеялась, я увидела, что сижу на том же самом стуле, актеры на своих местах — словом, мизансцена та же. Но во мне самой стремительно нарастает нестерпимая боль — только почему-то не в отбитом животе, а на том месте, где еще недавно было сердце…
Гриня… Нет, этого не может быть!!!
— Я понимаю, как вам сейчас тяжело, Танечка. — Подонок смотрел на меня сочувственно, улыбался с дружеским участием! — Мне самому приходилось терять близких людей. Но что поделать! Это судьба, а перед судьбой мы бессильны. Значит, его судьба была — не загнуться в следственном изоляторе, не сгнить в тюряге, а… Судьба уготовила Гришке Орлову лучшую участь, леди! Пусть вас утешит то, что его смерть была мгновенной и… яркой!
— Была?..
— Да, леди! Это случилось двадцать пять… — он взглянул на свои наручные часы, — нет, уже двадцать шесть с половиной минут назад. Моя маленькая бомбочка, в отличие от вашей, была совершенно натуральной! Прямо под сиденьем водителя… Ведь в это время ваш Гриня должен был находиться на пути сюда, верно? Я чувствовал, что сегодня мы с вами здесь встретимся, но встречаться с ним в мои планы совсем не входило! Я рассчитал время так, чтобы не было слишком рано или поздно… Хотел было предупредить вас о приближении этого «момента истины» — мы тогда с вами только начинали нашу беседу, но… но я решил, что это будет слишком тяжело для вас. Теперь-то все уже кончено, а тогда… Представить, что именно в этот миг душа покидает любимое тело и оно превращается в черный прах! Бр-р… Даже для меня это слишком сильные ощущения, Танечка!
— Спасибо… за заботу. Я тронута.
Последним усилием воли я заставила себя смотреть ему прямо в глаза. Только не показать этому садисту, как мне больно. Только не корчиться в судорогах! «Ну псих…» — отчетливо выдохнул у меня за спиной Акула.
Умирающая белая мышка глядела на своего мучителя, а видела… глаза погибшего друга. Темно-карие, такие глубокие-глубокие, в обрамлении пушистых ресниц, они менялись: смотрели то печально, то насмешливо-влюбленно, то страстно… Теперь они живут только в моей памяти, и я должна вспомнить о них все. Пока еще у меня самой есть время… И я вспомнила Гринины глаза, последнее прикосновение его губ и рук сегодня утром, вспомнила все-все, что было за эту неделю… Подумать только: всего неделя! Еще каких-то семь дней назад я и не подозревала о его существовании, потом вдруг приобрела целый мир — и вот разом потеряла все…
