В этом же прыжке, повергнувшем Акулу, я перекатилась за металлический стеллаж с каким-то скарбом. (Его заприметил еще ночью наш «живец»). И очень вовремя. Ибо откуда-то из глубин полутемного затихшего помещения до меня долетел звук, который профессионал не спутает ни с каким другим. Милейший Чайханщик взвел курок и изготовился продырявить мою красивую шкуру.
Что ж, настала пора тряхнуть «козырной картой». Либо пан — либо пропал!
— Слушай сюда, Чайханщик! Брось пушку, если не хочешь прямо сейчас предстать перед Аллахом…
— Почему Аллах будет принымать Чайханщик?
— Потому что у меня тут бомба, дружище. Симпатичная маленькая бомбочка, всего полкило тротила, но этого вполне хватит, чтобы поднять на воздух всю эту каменную берлогу вместе с тобой и этой дохлой акульей тушей.
«Дохлая акулья туша» пока и вправду не подавала признаков жизни.
— И с тобой тоже, дэушка?
— Хороший вопрос. Да, риск есть, старина, но это моя работа. К тому же мне заплатили вперед, и хорошо заплатили, так что наследники в обиде не будут. Но я могу и не составить вам компанию, Чайханщик! Ты ведь можешь не попасть прямо в бомбу, а дверь рядом со мной, ноги у меня в порядке в отличие от твоих, и невдалеке здесь есть очень уютный овражек… Ты, конечно, можешь мне не верить, а то я вроде как тебя уговариваю… Пожалуйста, проверь, если охота! — Я издала короткий демонический смешок.
— Ты обманшик, дэушка. Нэт бомба! Ты нэ взрывать склад, тэбэ нужен малчик, хе-хе-хе…
Ах ты, старая бестия! Соображает… Но я была к этому готова:
— Кто тебе это сказал, Чайханщик? Мальчик нужен Казаку, это его дело. А я работаю на Батыра, ты меня понял?
Судя по воцарившейся мертвой тишине, он понял меня отлично. Моя «бомба» попала точнехонько в цель!
— Што нужно Батыр? — Даже голос его изменился, никаких там больше «хе-хе-хе»…
— Батыру нужен Артист, тебе это хорошо известно. И Батыр знает, что Артист сейчас будет здесь…
Из недр склада до моих ушей донеслось отчетливое «вах, вах, вах».
— Но твоя шкура Батыру не нужна, Чайханщик. И если ты меня понимаешь, то сейчас ты — слушай сюда! — выбросишь к двери оружие, поднимешь руки вверх и выйдешь на середину комнаты. А потом мы поговорим, что я могу для тебя сделать. Но имей в виду; долго думать тебе некогда: люди Батыра будут здесь с минуты на минуту.
Секунда тишины, вторая, третья… шестая… Дозревай же ты скорее, старая трусливая гиена! Не то вместо «людей Батыра» (которые были, конечно же, чистейшим вымыслом) мне самой придется общаться с твоим патроном, а это в мои планы совсем не входит!
Я уже потеряла счет мгновениям, «спрессованным в столетья», когда на цементный пол в проходе между стеллажами с лязгом шлепнулся пистолет. Повернувшись несколько раз вокруг собственного центра тяжести, он замер неподалеку от белобрысой головы Акулы, который начинал меня не на шутку тревожить. Так что оружие подоспело как раз вовремя, чтобы я смогла успокоить клиента — с помощью рукоятки, конечно. Стволом «ТТ» я отвернула оттопыренную полу акульей джинсовой жилетки, напяленной на разрисованный наколками жирный торс, и извлекла еще один ствол. Вооруженная наподобие заправского гангстера — по пушке в каждой руке, — я предстала перед Чайханщиком, который в точности выполнил все мои указания.
— Прекрасно, Чайханщик! Если ты и дальше будешь хорошо себя вести, мы с тобой договоримся. А ну-ка тащи сюда веревку попрочнее да вяжи как следует своего друга Акулу, а то он может испортить нам весь пасьянс.
Не знаю, понял ли Чайханщик, что такое «испортить пасьянс», но через пять минут бездыханный Акула был обездвижен по всем правилам и лежал посреди обширной складской дежурки, наподобие скатанного ковра или большого рулона линолеума.
— Долго возишься, Чайханщик! — с совершенно ненаигранным беспокойством попеняла я ему и отдала последнее распоряжение: — Неси сюда мальчика, быстро!
— Не спеши, Чайханщик. Мы еще побеседуем с леди.
О, я сразу узнала этот голос, хотя никогда в жизни его не слышала! Зря все-таки я сегодня не погадала на результат нашей операции. И зря выпустила из виду входную дверь, проверяя прочность акульих пут…
Чайханщик замер на месте и только глядел через мое плечо маленькими шакальими глазками, в которых застыл ужас.
— Бросьте оружие, леди! Вперед, к стене! Вы понимаете, что я никогда не вошел бы сюда с голыми руками. Дуло «стечкина» направлено вам в голову. Я, признаться, скверный стрелок, но при таком раскладе, согласитесь, шансов у вас мало. Бросайте, бросайте!
Он говорил тоном школьного наставника, который застукал своих подопечных с поличным и уверен, что они прячут в карманах сигареты. Я знала, что это не блеф; выходит, сон в руку — это я насчет автоматического пистолета… Мне оставалось только подчиниться. Два моих ствола, добытые с таким трудом, один за другим полетели на пол.
— Отлично, леди. А теперь… — Голос стал приближаться ко мне…
— Нэ стреляй! — истошно заверещал Чайханщик. — У девка бомба, шеф!
— Да ну? Это правда, леди?
— Истинная!
— Оч-чень интересно! Посмотрим. Возьми ее на мушку, Чайханщик. Да подбери ты оружие, кретин! Вот так.
Чайханщик исполнил приказ, и в тот же миг холодный ствол «стечкина» уперся мне в затылок.
— Мой искренний совет, леди: не дергайтесь! Эта штука снесет вам череп, а я не люблю крови. Так где она?
— За пазухой, — выдавила я.
Меня просто замутило от страха, когда его рука скользнула в нескольких миллиметрах от моей шеи. Я едва сдержалась, чтобы не зажмурить глаза… Но, видимо, время смертельного «объятия» еще не пришло. Должна признать: «бомбу» он извлек виртуозно, как настоящий джентльмен.
— Ха-ха-ха!.. — Если бы я не знала, что это смех безжалостного убийцы, он мог бы показаться мне даже приятным. — Милая вещица. Ложись!
С этим возгласом он швырнул мою «игрушку» под ноги Чайханщику. То, что произошло с несчастным «татарчонком», не поддается никакому описанию. В мгновение ока он с воплем распластался на полу рядом с Акулой, закрыв руками лысую голову, моля о милости Аллаха, пророка Мухаммеда и всех своих святых. Артист же веселился вовсю, и от его смеха у меня в жилах холодела кровь. Мучая людей, этот монстр ловил кайф! Но как ни был он увлечен зрелищем, а давление холодного ствола на мой затылок нисколько не ослабело.
— Ну, хватит! Вставай, трусливый дурак, это была всего лишь дырявая банка. Она же просто кинула вас, придурки! Нет, Чайханщик, мне надо было оставить тебя догнивать в твоей родной «зоне» на Колыме: в моих делах от тебя проку как от безногого ишака. А этот-то… «Гроза испанских морей», единоборец хренов…
Поскольку участие Акулы в делах шефа в данный момент вообще было ниже самого нижнего предела, патрон ограничился тем, что пнул распростертое на полу связанное тело, к которому, кстати, медленно, но верно возвращались первичные реакции и простейшие инстинкты. Чайханщик тоже слегка оклемался от пережитого ужаса, но бурный поток его эмоций ринулся в другое русло: теперь он осыпал причудливыми восточными проклятиями, щедро разбавленными блатным жаргоном, меня — виновницу своего унижения. Если бы не присутствие шефа, он, наверное, перегрыз бы мне горло.
— Но что же мы, однако, стоим? Чайханщик… да заткнись ты наконец! Стул даме! И развяжи этого кретина… Прошу, леди. — Он слегка подтолкнул мою голову стволом «АПСа», показывая, что я могу сесть.
Я села — и тут впервые увидела обладателя этого голоса. И сразу поняла, почему его прозвали Артистом. Поскольку сам он не спешил начинать беседу, с улыбкой разглядывая гостью, то и у меня было время получше рассмотреть эту достопримечательность преступного мира. И еще у меня была причина это время потянуть…
Существуют настолько яркие типажи, что образ человека раз и навсегда ассоциируется с определенным занятием, и никакой другой данности сознание принимать не хочет. Этому человеку надо было стать актером, художником, музыкантом. Я легко представила, как его прямые длинные волосы — темные или светлые, все равно — падают на высокий лоб, когда он под овацию зала склоняется в поклоне над своей скрипкой, отыграв какой-нибудь концерт Сарасате; как его большие серые глаза горят праведным гневом, а тонкие губы кривит горькая усмешка, когда он произносит со сцены знаменитое: «А судьи кто?..»; как эти крупные красивые руки, испачканные красками, вдохновенно порхают над холстом и мольбертом… И даже эта его жеманная родинка на щеке всюду была бы кстати.
Он не стал ни художником, ни актером, ни музыкантом — он стал преступником. Но он так и не смог, а скорее всего не захотел, пожертвовать артистичностью своей натуры, даром вдохновения. И потому он стал артистично совершать преступления, вдохновенно творить зло! Не знаю, почему это классику пришло в голову, что «гений и злодейство — две вещи несовместные». А как же гений самого злодейства — ведь это тоже гений?.. Только вот обладатель этого «дара» получает его не от Бога, а от дьявола.
