Так. Значит, придется задержаться в городе. Но как долго? Ведь уже час дня, а «большой сбор» в Усть-Кушуме назначен на десять тридцать вечера. Впрочем, времени еще полно, вот только Гриня совсем одичает один в берлоге…
Размышляя о непредвиденном повороте событий, я с наслаждением приняла ванну. Романтика природы, конечно, хорошее дело, но она имеет свою оборотную сторону… Спешить мне было пока некуда. В теплой воде меня разморило, безумно захотелось спать: мы ведь подремали всего часа три, да и то — разве это сон, на голой земле… Наверное, мой бедный напарник тоже изо всех сил борется с собой: я-то сейчас завалюсь, пожалуй, а он на посту!
Ба! Я вспомнила, что в нашем «секрете» остался Гришкин мобильный телефон — подарок Олега Николаевича. Правда, только сам он на него и звонит, когда ищет своего незаменимого Гришу. Орлов пользуется этой штуковиной редко: не его стиль. Но всегда и всюду таскает с собой.
Я набрала номер, но связи не было. Мой сигнал затерялся где-то в пространстве и времени. Попыталась еще разок — тот же результат. Ох уж эти мне мобильные телефоны!..
Я позвонила Олегу Николаевичу — он ответил сразу же. Спросила, как он себя чувствует, он сказал — вполне сносно.
— Вы где, Танечка?
— В городе. Возникла необходимость… Гриша на месте. Вы ему не звонили?
— Пробовал, но почему-то нет связи. Это иногда бывает. Что у нас… там, Таня?
— Все в порядке, Олег Николаевич. Ночь опять будет безлунной, но звездочка взойдет. Сегодня, — подчеркнула я. — У нас все по плану. Просто звоню узнать, как вы.
— Спасибо. Таня, я хотел…
— Что, Олег Николаевич?
— Нет-нет, ничего… Спасибо вам, Танечка! До встречи…
Я положила трубку — и сразу же провалилась в глубокий сон. Даже ноги не подтянула на диван…
Пробудилась я стараниями все того же телефона. Кажется, он надрывался довольно долго, потому что в последних кадрах моего сна все время звучала какая-то назойливая стрельба очередями…
— Спишь, что ли? — Девушка Оля говорила приглушенной скороговоркой. — Только что принесли! Посыльный. Большой желтый конверт, толстый… Без всяких штемпелей и без обратного адреса.
— Бегу!
— Деньги не забудь!
Какие еще деньги? Ах да! Я уже и позабыла, что подобные девушки мыслят только о баксах.
Лихорадочно метнувшись к шкафу с одеждой, взглянула на часы. Е-мое!.. Я чуть было не заговорила «алфавитом», как Акула: без двадцати шесть! Не помню, что и как я на себя напялила — возможно, вообще ничего, но на такой скорости этого все равно никто не заметил. Факт тот, что через сорок минут я уже опять была дома, но с большим желтым конвертом.
Конверт — и в самом деле толстый и тяжелый — был заклеен слабенько, так что никаких дополнительных ухищрений не потребуется. Но сначала я хорошенько осмотрела его снаружи. Это ничего не дало, кроме предположения: весьма вероятно, что адрес фотоателье «Бриз» с фамилией Натали на этом конверте и записки похитителей ребенка написаны тем же орудием и одной и той же рукой.
Я достала записки и сравнила. Ну да! Очень-очень вероятно… Правда, на конверте не печатные буквы — обычный размашистый почерк, скорее всего мужской, но… Впрочем, что гадать? Открою да посмотрю: может, содержимое мне все и расскажет.
Первыми из конверта выпали негативы, причем в большом количестве. Все до единого они оказались негативами порнографических шедевров с Натали в главной роли. Должна признать: Натали достигла в сем высоком искусстве степеней известных. Да и фотограф Женя Шпак знал свое дело. Интересно: на «земле обетованной» он тоже промышляет этим бизнесом?
Ну, мне такое ни к чему, а моему клиенту и подавно. Я бросила негативы обратно в конверт. Там был еще один большой черно-белый снимок, но совершенно другого рода. Должно быть, у каждого из нас есть в семейном архиве нечто подобное, потому что каждый среднестатистический советский гражданин хотя бы раз в жизни отдыхал на юге. В нижнем левом углу стояла фигурная надпись: «Евпатория, 1988 год». Фланги фотоколлажа украшали виды этого рая земного, а в центре… В центре снимка, на фоне моря и лохматой пальмы, юная Натали в соломенном сомбреро обнимала какого-то загорелого смеющегося парня, развалившегося на скамейке. Он был в темных очках, которые сидели на крупном заостренном носу, широкая улыбка открывала мелкие ровные зубы; голову с красиво рассыпавшимися светлыми волосами он слегка повернул к своей девушке так, что отчетливо была видна большая темная родинка на его левой щеке…
Это был он! В 88-м году в Евпатории шестнадцатилетняя деревенская девочка Наташа отдыхала с матерым уголовником Артистом-Галантерейщиком! Вообще-то, может, и не с ним, а может, он еще не был тогда матерым (хотя мне казалось, что он был таким всегда!); но верно одно: девять лет назад они уже были знакомы. Надо будет, между прочим, поинтересоваться у Марь-Тарасовны ее методами воспитания дочери…
На этом снимке Артист выглядел, пожалуй, лет на двадцать пять, не больше. Правда, определение возраста сильно затрудняли черные очки, скрывающие глаза. Чем больше я смотрела на него, тем больше мне казалось, что глядит от оттуда, из Евпатории-88, на меня и смеется надо мной! Насколько я могла судить, атлетом он действительно не был, но руки у него и вправду были примечательные — вот их-то было прекрасно видно. Отлично развитые, с худощавыми запястьями, но широкими, крупными кистями, они нежно придерживали маленькие лапки подруги, обхватившей его шею… Руки, затянувшие столько смертельных удавок!
Похоже, однако, что эти двое были вполне счастливы тогда, девять лет назад, в безмятежной солнечной Евпатории… Пути Господни неисповедимы!
Он смотрел на меня и смеялся, а я никак не могла понять: кого же он мне так отчетливо напоминает? Ну кого?.. Я никогда не видела этого лица, это однозначно, и все же было в нем что-то мучительно знакомое; причем «знакомость» эта была не из глубин памяти, а совсем-совсем свежая…
Тут я, наконец, обратила внимание, что на оборотной стороне фотографии что-то написано. Надпись, сделанная все тем же черным фломастером и тем же почерком, что и на конверте, шла по диагонали из угла в угол: «Женщине, подарившей мне сына».
Час от часу не легче! Что же это — у Натали был еще и ребенок от этого?.. Но где же он тогда, что с ним?.. Нет, тут что-то не сходится! Да и надпись непохожа на обычную дарственную, и сделана она, кажется, только что… А что, если он имел в виду… О Господи! Ну что же, во всяком случае, такой цинизм вполне в духе Артиста. Я припомнила жалостливую историю о больном братишке, рассказанную им в поликлинике.
Однако что это я? Времени на созерцание и размышления совсем нет! Скорее, скорее… Я быстро перефотографировала снимок (благо аппаратура всегда наготове), аккуратно уложила в конверт все его содержимое и заклеила. Это и вправду оказалось несложно. В шесть пятьдесят семь я швырнула конверт на стойку девушке Оле — в лучшем виде, как и обещала. Она просто ерзала на месте от любопытства, но спросить все-таки не решилась — и правильно сделала! Вздохнув, девушка за стойкой схватилась за телефон…
— Свободна! — на прощание бросила я ей через барьер.
Оля вряд ли меня поняла. Ей очень хотелось урвать еще пятьдесят зелененьких.
Я припустила по Вольской во весь опор: не хватало еще встретиться здесь с адресаткой желтого конверта!
Десять минут до дома. Десять минут на сборы. Скорее!.. Пятнадцать минут по городу (черт бы побрал эти светофоры!) и еще двадцать — до Кушума, на полном газе. Давай, старушка, давай! Вот и автобус 243, встречный… Мимо, мимо!.. Эх, черт, в спешке забыла еще раз набрать номер Григория; наверно, извелся, бедняга, не знает, что и думать…
Ну, наконец-то! Мимо остановки, по спуску, на песчаный бережок, на знакомый пятачок. Ага, здесь и встанем. Теперь — ноги в руки и вперед! По бережку, мимо дачников-купальщиков, в июне в девятом часу вечера их тут еще полно. А сейчас забираем влево, в лесочек, и — вверх по склону… Никто нами не интересуется? Вроде нет, ну и славно… Десять минут обычным ходом, потом — осторожненько, крадучись, с оглядкой, чтобы не напороться ненароком на какого-нибудь дозорного…
Вон и знакомое до боли кирпичное строение внизу. Все тихо? Все тихо. А вот и примеченный дубок с разлапистыми корнями, скрытыми кустарником. Как ловко: ну ничегошеньки снаружи не видно!
Какие мы с напарником молодцы!
— Гриня-я! Это я вернулась, ау!
Ответом мне был лишь шепот листвы, потревоженной ветерком, прошелестевшим по сумеречному предвечернему подлеску…
В нашем тайном убежище было пусто. И мне сразу стало как-то одиноко и неуютно на белом свете…
Куда же подевался мой напарник?
Я согласна: тоскливо торчать целый день одному в этой дыре да еще в двух шагах от темницы, которую так и тянет взять штурмом, но чтобы бросить пост… Взять штурмом? Батюшки, да уж не наделал ли он без меня глупостей?! Правда, клятвенно обещал не геройствовать, но ведь это же Гришка Орлов…
