Я прислушалась. Со склада теперь доносился лишь приглушенный расстоянием богатырский храп. Акула с Чайханщиком, наверное, пересказали друг другу весь алфавит и взяли передышку.
— Дрыхнут. Но они уже наболтали достаточно, пока ты улепетывал от Акулы. Кстати, он порывался тебя «замочить», Гарик, а Чайханщик не дал…
— Им обоим это зачтется!
— Антошка здесь. Пичкают его наркотой, чтоб не плакал! Сегодня ночью Артист увезет его отсюда…
— С-суки…
— Слушай, друг! — Гриня вцепился в нового партнера, как черт в грешную душу. — Их там всего двое, так? И нас с тобой двое…
— Как это — вас двое! А я, значит, уже никто?! — Я захлебнулась праведным возмущением, но мужское большинство только отмахнулось от меня. Да это бунт на корабле!..
— Может… того, а? Пошумим тихонько? Один раз тебе открыли, откроют и второй… Что-нибудь придумаем. Ну, старик!!!
— Да не тряси ты меня, черт! Положим, нас действительно не двое, а трое, хотя ты, может, об этом и не догадываешься, но… дело не в этом. Ты думаешь, ты один такой умный, да? Думаешь, никому больше это в голову не пришло, да? Может, ты думаешь, что Гарик Папазян трус, и у него руки не чесались сейчас вломиться туда и оторвать кое-что Акуле и этому, второму?.. Да? Ты так думаешь?!
Теперь они трясли друг друга, так что у меня даже зарябило в глазах.
— Ничего я не думаю! Пошли сейчас!!!
— Оно и видно, что не думаешь! А ты подумай! Да нельзя нам сейчас шуметь, дурак, пойми ты… Вот смотри: предположим даже, что у нас все получится как по нотам. Пойдем на них, вооруженных до зубов, с одной моей пушкой и всех порубаем, и никто из них при этом не продырявит ваши с Татьяной красивые шкуры…
— Татьяна с нами не пойдет.
— Ага, держи карман шире! Значит, ты ее знаешь хуже меня, дорогой, несмотря на ваш амур… Молчи, когда с тобой говорит старший по званию! Так вот, предположим, все это у нас получилось и мальчика мы освободили. А Артист? Ведь эта сволочь опять улизнет и опять начнет все сначала!
Конечно же, Гарик был прав.
— И если ты думаешь, Гришка, что он простит вам с Татьяной, что вы увели у него добычу, и позволит наслаждаться жизнью, то… то ты так не думай. И этого вашего Бутковского с сыном он тоже не оставит в покое, не надейся… Нет, старик, нам нужна эта гадина — Галантерейщик! А он вернется сюда за мальчиком, обязательно вернется! И кроме того…
— Ладно, все! Я понял…
— Кроме того, я сказал — предположим, что вас не продырявят. А если все-таки продырявят, что гораздо вероятнее? Что я буду тогда делать с вашими симпатичными трупами? На погоны мне, в конце концов, наплевать, но неужели ты думаешь, что Гарик после этого сможет спокойно жить, слушать птичек и любить девочек?..
— Понял, говорю, не трепись!
— Ну и классно, что понял. Я ведь тоже понимаю, как тебе тошно, старик… Но сегодня мы эту «малину» накроем. Потерпите до вечера, ребятки! Я вот что предлагаю…
План Гарика был прост и толков. Был в нем, конечно, риск, были спорные моменты, но… разве вообще возможен план операции по задержанию банды преступников, свободный от риска и спорных моментов? Меньше всего мне понравилось, что в этом плане мне самой отводилась весьма скромная роль. Но выбирать не приходилось, раз уж у нас неожиданно появилась мощная поддержка в лице правоохранительных органов, хотя и действующих неофициально… Кстати, теперь мне еще надо придумать, как без риска для жизни отделаться от моего второго клиента — Батыра… Я немного пошумела, удалось отвоевать у уголовного розыска и примкнувшего к нему Гришки Орлова несколько мелких уступок, но в главном Гарик был непреклонен. Что поделаешь? Даже будучи самым верным другом, он все-таки оставался ментом… В сердцах я теперь уже назвала их с Гришкой гадами.
Расстались эти двое как старые товарищи по оружию. Мне вдруг пришло в голову, что они в принципе очень похожи, эти такие разные парни. И даже почти тезки! Оба — самоуверенные до нахальства, всегда правы, во всем привыкли быть первыми. Оба — бешеные, лихие рубаки, признающие право силы; и оба служат своей силушкой добру и справедливости — разумеется, так, как сами это понимают. И оба — мужики, рядом с которыми мое женское начало не может безмятежно дремать…
Чудесное летнее утро было в самом разгаре, когда Гарик пристегнул кобуру с табельным оружием, тщательно причесался, бросил прощальный взгляд в мое зеркальце и, убедившись, что из наушников по-прежнему доносится стабильный храп, сказал: «Ну, до вечера, братья-разбойнички!» После чего молниеносно чмокнул меня куда-то между ухом и шеей — и, очень ловко увернувшись от Гришиной оплеухи, со смехом выскочил из укрытия.
Я посмотрела на своего насупившегося напарника. Нет, все-таки мне досталось лучшее! Мужчин на свете много, а супермен — только один…
Я удобно пристроила голову на его упругом животе.
…Проснулись мы от игривых лучей солнца, пробравшихся в нашу пещеру, и от многоголосого шума, долетевшего снизу, с майдана, и сверху — с дороги. Раза два ребятня с воплями пронеслась сверху вниз по тропинке невдалеке от нашего убежища. Оказывается, днем здесь довольно оживленно! Не хватало еще, чтобы мы заняли насиженное место каких-нибудь других «братьев-разбойников» возрастом от шести до шестнадцати! Рассекретят наш «секрет» — тогда хлопот не оберешься…
На утреннем совете нашего «тройственного союза» было решено не снимать объект с прослушивания до самого вечернего «часа Х»: мало ли что… А раз так, то в пещере кому-то надо было постоянно дежурить.
Мы услышали, как Чайханщик покормил Антошу и снова сделал ему инъекцию. Эти действия бандит сопровождал собственными комментариями: судя по всему, он любил поговорить. Только однажды до нас долетел слабый голос малыша: Антон произнес слово «дядя». Грине пришлось отвернуться, чтобы скрыть намокшие глаза, а я ободряюще погладила его по плечу. Нас хотя бы чуть-чуть успокоило то, что Чайханщик обращался с маленьким пленником по-своему ласково.
Удостоверившись, что все идет нормально и «сладкая парочка» у себя в норе (Акула, натрудив ночью кулаки о бедного Гарика, все еще храпел), я дала своему напарнику увольнительную на полчаса — освежиться и привести себя в порядок. Теперь мы могли не опасаться, что за дачей Бутковского следят преступники: «дуэт» Артиста со склада почти не высовывается — они как огня боятся ищеек Батыра. Но все-таки осторожность надо соблюдать.
Вместо получаса Гришка провозился полный, зато результат того стоил: он предстал передо мной таким ослепительным, что теперь уже мне не захотелось уходить… Но я ограничилась прощальным поцелуем — и на сей раз безжалостно подавила свое женское начало.
Мне предстояла дорога более дальняя — в Тарасов. Беспокоило меня — и уже не на шутку — фотоателье «Бриз». Почему до сих пор нет этого таинственного послания, которое Натали ждет уже целую неделю? И что это за послание, в конце концов? Чутье подсказывало мне, что оно должно быть как-то связано с преступлением: ведь Натали очень волнуется из-за этого конверта, а что сейчас может по-настоящему волновать мать, кроме судьбы ее ребенка?
Я ведь так и не рискнула во время вчерашнего разговора открыть глаза Олегу. Отчасти потому, что у меня все еще не было зримых и осязаемых доказательств вины его женушки. (Почему-то я очень надеялась на этот полумифический конверт!) Впрочем, нет… нет, конечно: это был только предлог. Просто не смогла рассказать — и все! Духу не хватило. Олег и без того был так потрясен известием, что его старый знакомец — бывший батыровский «советник по экономическим вопросам» — не только жив-живехонек, но и является похитителем его сына… И что наш единственный шанс — это выручить Антошу силой. Мой несчастный клиент, при всей его обычной выдержке, минуты три сидел будто громом пораженный, белый, как воротничок его рубашки. Потом засунул под язык нитроглицерин… Да мне и самой едва не понадобилась таблетка: я ожидала от Олега Николаевича сильной реакции, но — не до такой же степени! И тут еще вывалить на него причастность его обожаемой супруги?! Ну нет, увольте! И Гришкины глаза из-за ссутулившейся спины Бутковского умоляли: не надо…
Ну, в общем, я не сказала. Просто попросила Бутковского хранить все в строжайшей тайне от всех. И теперь в своей благополучно переночевавшей машине я стремилась навстречу очередному тайному, которое в конце концов все равно станет явным. Теперь уже очень скоро…
Дома моим первым желанием было погрузиться в ванну, но я заставила себя броситься к телефону. Сообщения на автоответчике не было; вернее, их было много, но «разнообразные не те». Мне пришлось убить еще минут пятнадцать, чтобы дозвониться до девушки Оли. Сначала была бесконечно занята линия (как же — разгар трудового дня!), потом трубку все время брал любвеобильный фотограф Рафик. Наконец, не знаю с какого захода, я услышала знакомый гнусавый голосок. Увы, она сообщила мне такой же печально знакомый ответ: послания для Бутковской пока нет. Но — но! — утром в «Бриз» звонила она сама и сказала, что сегодня конверт для нее принесут обязательно. И что она дома и ждет звонка немедленно, как только послание прибудет. Я напомнила, что это я — дома и я жду от Ольги немедленного звонка.
