Я хочу отца, а не богатство.
Он стоит совершенно неподвижно. Смотрит в пол, и меня оставляют все глупые надежды. Ничего. Ни словечка, ничего. Просто часть его состояния и чертово молчание. В душе у меня дыра, и я объявляю войну своим эмоциям, отчаянно пытаясь собрать воедино то, что осталось от гордости.
– Хорошо. – Я вытираю глаза и глотаю слезы. – Хорошо. Но ты должен знать, что погубил ее.
Его глаза вновь стекленеют, и я чувствую в нем перемену вопреки его холодной выдержке.
– Ты разбил ей сердце и стал первым мужчиной, который разбил и мое. Но с ней это был хотя бы полный разрыв. – Я качаю головой. – А вот мое ты разбивал на протяжении долгих двадцати лет. Порой я думаю, что проклята, раз унаследовала ее сердце, но теперь считаю, что лучше так, чем получить твое.
– Я хочу только…
Я хлопаю по столу ладонью.
– Лучшего для меня? Что ж, ценю твои усилия. – С отвращением качаю головой. – Сделка заключена, Роман. – Я протягиваю ему руку. – Пожми мне руку.
– Что? – Он смотрит на мою протянутую ладонь и заметно бледнеет.
– Это ведь финансовая сделка? У меня еще мало опыта, но уверена, так ты закрепляешь свои договоренности. Рукопожатием скрепляешь сделку. Я принимаю твои условия. Я… п-принимаю вашу взятку, мистер Хорнер. Считайте, что деньги потрачены не впустую.
– Я не собирался…
– Да, собирался. Пожми руку.
С поникшими плечами Роман вкладывает ладонь в мою руку, и я стараюсь приложить все усилия, чтобы мои колени не подогнулись. Мотивы моего поступка сугубо эгоистичны, потому что я в первый и последний раз держу за руку своего отца.
– Теперь посмотри мне в глаза, – хрипло приказываю я, – и попрощайся.
Когда он смотрит мне в глаза, я не чувствую удовлетворения.
– Попрощайся, Роман.
– Сесилия, это смешно. – Я резко отдергиваю руку.
– Ты заслуживаешь кармы, которая тебя настигнет. И в этом есть своя прелесть: ты никогда не узнаешь, когда тебе все вернется бумерангом.
– Я приму это во внимание. – Отец прочищает горло и говорит хриплым голосом: – Ты все сказала?
Слезы, которые я больше не в силах сдерживать, бегут по щекам, и я киваю.
– Да, сэр. На этом все. Вам стало лучше?
– Я понимаю, что ты расстроена, но…
– Прощай, Роман.
Я иду к двери с папкой, полной денег. За спиной раздается еле слышный голос, почти шепот:
– Пожалуйста, держи меня в курсе касаемо успехов в учебе.
Я оглядываюсь и вижу в его глазах раскаяние, но через секунду он отводит взгляд в сторону.
– Иди к черту.
Несмотря на то, что у меня оплачена еще одна ночь в отеле, я еду домой, поскольку там чувствую себя спокойнее. Если уж быть откровенной, я чувствовала себя спокойнее под присмотром Тобиаса, в то короткое проведенное с ним время, чем в конференц-зале наедине с родным отцом.
По пути домой я думала о словах, которые могла бы сказать по-другому, но я донесла свою мысль, и мое мнение никакой роли не сыграло. Вообще.
Оставив Романа, я не проронила ни слезинки – ни в лифте, ни когда забирала из номера сумку, ни по пути домой. Но стоит мне подъехать к особняку и увидеть его – безжизненное здание, имитация жизни, которой не существует, – как пощипывание в глазах становится невыносимым.
Дом, в котором никогда не будет жить семья.
Я оставляю сумку в машине и медленно поднимаюсь по ступенькам, как вдруг слышу рокот двигателя. Оглядываюсь и вижу, как на подъездную дорожку въезжает «Ягуар» Тобиаса. С противоречивыми эмоциями, сжав кулаки, поворачиваюсь, пока он объезжает дорожку и резко останавливается.
Тобиас, одетый с иголочки, выходит из машины и идет ко мне целеустремленным размашистым шагом, остановившись у подножья лестницы. Я скрещиваю на груди руки, пока он осматривает меня с головы до ног. В его глазах виднеется нечто, напоминающее беспокойство. Но я слишком поглощена мыслями, чтобы раздумывать над тем, что оно значит.
– Не сегодня, Тобиас. Не сегодня. Просто дай мне отдохнуть.
Не двинувшись с места, он прикусывает губу.
– Зачем ты приехал? – требовательно спрашиваю я и делаю шаг вперед, голос предает меня хрипотцой. – Документы подписаны. Наша сделка завершена, Тобиас. Ты выиграл. Забирай свое королевство. Вперед. Я не стану тебя останавливать. – Я держу лицо, чувствуя, как сердце начинает расходиться крошечными трещинками.
Нет, нет, нет. Сердце, молю, не поступай со мной так.
Тобиас сглатывает и, опустив взгляд, засовывает руки в карманы брюк.
– Уходи! Проклятье, если в тебе есть хоть капля порядочности, уходи сейчас же. Если тебе что-то нужно, это может подождать.
Он медленно поднимает на меня глаза, а я прижимаю ладони к животу, желая удержать себя в руках.
– Ты получил, что хотел! Все кончено. Я скоро уезжаю. В доверии больше нет необходимости. Уезжай. Шахматная доска целиком и полностью теперь твоя.
Тобиас продолжает молча наблюдать, как я медленно теряю рассудок.
– Ты пришел позлорадствовать? Что ж, зря, я теперь очень богатая, ты не в курсе?
– Сесилия…
– Ты победил! Победил! – Я раскидываю руки и поднимаю их. – Все твое. Верши свое черное дело.
С перекошенным лицом он делает ко мне шаг, потом другой.
Я продолжаю отступать к двери.
– Все кончено. Шах королю. Еще шаг – и с ним покончено.
Тобиас медленно качает головой.
– Господи, ты меня разорил, у меня ничего и никого не осталось, но зато чертовски много денег. Мне никто не нужен. Мне никто не нужен! Слышал? Я хочу, чтобы ты ушел!
Молчание.
– Не прикидывайся, что беспокоишься за меня. Это оскорбительно!
Тобиас обхватывает рукой затылок и вздыхает. В его лице и позе сожаление. Вина.
У меня отвисает челюсть, когда я понимаю, в чем причина.
– Господи, ты слышал? Слышал каждое слово. – Я фыркаю и недоверчиво качаю головой. – Ты не можешь ни на секунду меня оставить, как я того заслуживаю. Просто немного побыть наедине, всего раз.
У меня вырывается смешок, а глаза горят от унижения.
– Ничего себе, ты, видимо, считаешь меня настолько жалкой. Ты поэтому приехал? Сказать, что я жалкая? Валяй! Скажи! – Я скидываю туфли и кидаю их к его ногам.
– Я тебя разочаровала? Ты пришел сказать, что взрослые люди так не поступают? Не так ведут бизнес? Не трать время. Ты и так ясно дал понять, что я не соперник, достойный твоего уважения. Иди! Разбирайся с моим отцом. Теперь все кончено.
Проходит несколько долгих минут, но Тобиас не уходит, смотря на меня решительно и умоляюще.
– Скажи что-нибудь! Скажи, ублюдок, что угодно, но убедись, что в конце прозвучит
