приятелями. При каждом приятеле была либо жена, либо подруга.
– А ты почему без барышни? – бесцеремонно поинтересовалась Маринка, устраиваясь на заднем сиденье. – У тебя что, барышни нет?
– Как это – нет? – возмутился Левочка. – Конечно, есть! Сколько хочешь!
– О, даже так! Что же ты их не взял?
– А зачем? – искренне удивился Левочка. – Сегодня, девочки, я с вами. Зачем нам еще барышни? Только путались бы под ногами...
Не знаю, как Маринка, – а я была искренне тронута.
– Куда мы едем? – спросила я, откидываясь на мягкую серую спинку сиденья и открывая окно.
– В лес, – ответил Левочка. – Есть одно хорошее местечко по Ярославской дороге. Ирочка, ты предпочитаешь открытые окна или кондиционер?
– Открытые окна, – сказала я.
Минут через двадцать мы выехали на окружную.
– Через центр было бы быстрее, – мрачно заметил Левочка. – Но через центр сегодня не проедешь.
– А что такое? – удивилась сестра.
– Как – что? – в свою очередь удивился Левочка. – Вы телевизор-то когда-нибудь смотрите?
– Еще как смотрим! – сказала Маринка.
– Еще как! – поддакнула я. – Хотя, слушай, мы же со вчерашнего утра не включали...
– У нас было много других дел, – сурово заявила сестра. – Так что там?
– Манифестация, митинг, демонстрация трудящихся – хрен знает что, – нахмурившись, пояснил Левочка. – Вся эта радость идет по Тверской и вообще с разных сторон к Кремлю и на Красную площадь. Причем все это – несанкционировано. Милиции там – тьма-тьмущая, ОМОН и все такое прочее. По идее, должны разогнать. А там – кто его знает...
– Чего они, собственно, хотят? Я имею в виду – чего конкретно?
– Спасения русского народа, объективного расследования убийства Добрынина, разоблачения жидо-масонского заговора... А кто-то вроде собирался выступить против них, но пришли или нет – не знаю. Хотел бы я знать: это когда-нибудь кончится?
– Когда-нибудь, наверное, кончится, – без особенной уверенности проговорила сестра. – Знаете, что я подумала? Если кто от всей этой истории не выиграл – так это евреи. Простые евреи, не масоны.
– Не совсем так, Мариша, – возразил Левочка. – Американский Конгресс, как известно, размышляет, не отменить ли все льготы по части эмиграции для российских евреев. Как рассуждает американский Конгресс? Страна демократическая – какие беженцы! А вот если в стране разворачивается очередное дело Бейлиса, тогда все понятно. Понятно, откуда берутся беженцы и зачем им статус. Так что все не так просто.
– Вот, вот! Видишь! – воскликнула я. – Я же говорила! Получается, что убить Никиту было выгодно всем, – понимаешь, всем! Ведь это кошмар какой-то! Всем на руку, куда ни плюнь... Ну и страна!.. Не гангстер вроде, не наркобарон, не террорист...
– Откуда ты знаешь? – резонно возразила сестра.
– Ладно, девочки, – вмешался Лева. – Давайте о чем-нибудь веселом.
Машина въехала в лес и, попетляв по лесным дорогам, остановилась на берегу озера. Левочка не соврал, пообещав «хорошее местечко». Местечко было чудное – даже странно, что такие еще остались в ближнем Подмосковье. В двух шагах за нами был густой смешанный лес. Именно такой лес я больше всего люблю: и хвоей пахнет волшебно, и под ногами – не колючки, а мягкая зеленая трава. Озеро, на берегу которого мы остановились, показалось неправдоподобно прекрасным и притягивало, как магнит.
Я плаваю, как рыба, и могу торчать в воде часами, теряя чувство времени, забывая обо всем, растворяясь. «Человек-амфибия», – говорит сестра, которая тоже плавает прекрасно, но ей это гораздо быстрее надоедает.
Мужская часть компании занялась приготовлением шашлыков. Мы предложили свою помощь, но нам вежливо указали на то, что «шашлыки – дело мужское», и предложили пока прогуляться. Решительно, нравы этой компании были мне по душе! Я воспользовалась моментом, быстренько переоделась и побежала купаться. Вода была теплая, парная – еще бы, при такой-то жаре! – она несла меня, обнимала, гладила...
Не знаю, сколько прошло времени, – я опомнилась, случайно увидев, что сестра машет мне с берега. Я повернула и поплыла к ней, по ходу дела взращивая в себе патриотические чувства. «Черт с ним, с синим морем, – говорила я себе. – В другой раз съезжу. Здесь тоже отлично плавается. Вот только Костя...» Я имела в виду: «Костя расстроен», но в ту же секунду до меня дошло, что с Костей теперь связаны проблемы более серьезные, чем его огорчения и обиды. Просто удивительно, что, думая об этой истории, я никак не могу собрать мысли воедино. Начинаешь думать в одном направлении – и все прочее тут же вылетает из головы.
Выйдя на берег, я первым делом поделилась этим наблюдением с сестрой.
– Точно! – подтвердила она. – Мысли все время идут по двойным рельсам. Начинаешь думать про «шантаж» – забываешь про листовку; начинаешь думать про листовку – забываешь про Костю и так далее. А знаешь, что это значит?
Я покачала головой.
– Это значит, мы думаем «не туда». Должен быть какой-то вариант, в котором все сцеплялось бы воедино. А мы его не видим, хотя наверняка он у нас под носом. И это не дает мне покоя. Ладно, давай переодевайся и пойдем разделим трапезу.
– Сейчас. – сказала я. – Хотя мне и есть чего-то не хочется...
Мы присоединились к остальной компании. На траве уже была раскинута скатерть-самобранка с пластиковой посудой, привезенными из дома закусками и бутылками красного вина. Шашлыки истекали соком и источали восхитительный запах. По дороге к «столу» я еще предавалась печальным размышлениям, но при виде всего этого великолепия у меня вдруг проснулся зверский аппетит. Я еле дождалась своей порции шашлыка и тут же начала жадно рвать его вилкой, ножом и зубами.
– Подумала – и стала кушать, – ехидно прокомментировала сестра.
За едой все время шел довольно оживленный треп ни о чем. Кроме нашей троицы, там было восемь человек – четыре пары. Из этих восьми я помнила только одного, и то смутно. Но это было совершенно неважно. Компания оказалась на редкость легкой в общении.
После еды все разбрелись кто куда. Трое Левочкиных приятелей, прихватив своих спутниц, отправились «за земляникой».
– И землянику не забудьте! – напутствовал их Левочка.
Четвертый приятель, по имени Митя, еще за обедом смотрел на меня заинтересованно, а тут, видимо, решил перейти к делу,
