вечера, с другой – она боялась упустить что-нибудь важное.
Наша мама является нам в двух ипостасях – то в уютной, домашней, «плюшечной», то в элегантно-роскошной, «дамской». Казалось бы, уже можно к этому привыкнуть – за столько-то лет! И все-таки каждый раз, когда она является нам «при параде», мы с сестрой просто шалеем от того, что у нас такая элегантная мать. О чем мы немедленно ей и сообщили, перебивая друг друга.
– Ну я рада, что вы мной довольны! – сказала мама. – Но, знаете, у меня такое чувство, что нас в комнате не трое, а четверо: вы, я – и телевизор.
– Да-да, – с досадой кивнула Маринка. – Ты смотрела перед уходом?
– Смотрела, – вздохнула мама.
– Ну и что там?
– Кошмар! – мама махнула рукой. – Сначала был митинг на Манежной площади. Им дали наораться вволю, непонятно почему – митинг-то несанкционированный. Тут они на радостях двинули на Красную площадь. Туда их все-таки не пустили, и началась очередная потасовка. Сколько-то человек увезли в больницу. Собирались завтра громить синагоги, но тут начальство опомнилось, нагнали в город внутренних войск, все оцепили...
– Почему это нельзя было сделать вчера или сегодня утром? – спросила я.
– Все потому же, – мрачно сказала сестра. – Отчасти властям все это выгодно, до определенного предела, конечно. Это мы уже обсуждали. И, пожалуйста, пожалуйста, не заводись снова на тему, что это убийство всем на руку! Я и так нервничаю.
Она угадала: я уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь в этом роде. Дело в том, что эта мысль решительно не давала мне покоя.
Телевизор мама все-таки включила.
– Я только быстренько пробегусь по всем программам, – сказала она отчасти даже виновато и стала нажимать кнопки одну за другой.
Перед глазами, как в сумасшедшем калейдоскопе, замелькали лица. У меня возникло странное чувство – что-то вроде deja vu. Как будто все, что я видела по телевизору за последнюю неделю, собрали воедино и показали одновременно по разным программам. «Заговор!», «Провокация!», «Ребята, давайте жить дружно!» Тьфу!
– Ну вот что! – решительно заявила я. – С меня хватит! Вы как хотите – а я пошла.
– Я тоже, – сказала сестра. – Мама, кто-нибудь звонил?
Звонили, как выяснилось, только Маринке. Мама честно перечислила всех звонивших, причем я с удивлением обнаружила, что одно из имен – мужское – мне ничего не говорит. Не укрылся от моего внимания и тот факт, что Маринка при упоминании этого имени явно оживилась. Она поймала мой наполовину удивленный, наполовину возмущенный взгляд и быстро проговорила:
– Познакомились в Риге. Все расскажу.
– Проверьте автоответчик, – сказала мама. – Я включила перед уходом.
Маринка подошла к телефону и нажала кнопку.
– Ирочка, – сказал Костин голос, – я прилетаю в понедельник. Если не смогу дозвониться, приду вечером без звонка. Целую. До встречи.
Не то чтобы я думала, что он останется в Швейцарии навсегда. Нет, этого я не думала. Но мне было так страшно представить себе, что будет, когда он вернется, что я предпочитала вовсе об этом не думать. В точности как страус – прав был без вести пропавший Сергей Кузнецов. В понедельник я должна буду встретиться с Костей, посмотреть ему в глаза, что-то сказать... Невозможно!
– Надо подумать, как с ним разговаривать, – сказала сестра. – Завтра, на ясную голову... Ладно?
– Ладно, – уныло кивнула я и отправилась спать.
Человек, как известно, предполагает... Не зря Маринка называла это дело «двухколейным». Стоило нам сосредоточиться на линии «Костя–ревность–шантаж», как нас перебросило в другую колею. И как!
В воскресенье ведущий двенадцатичасовых новостей объявил:
– Только что мы узнали, что журналист Сергей Кузнецов вернулся домой. Пока нам не удалось поговорить с ним подробно. Мы выяснили только одно: Кузнецов был похищен неизвестными лицами и все эти дни находился у них в плену. Более подробная информация – в следующих выпусках.
Стоит ли говорить, что, когда подошло время следующего выпуска, мы рванули к телевизору наперегонки.
– К сожалению, Сергей Кузнецов не смог приехать сегодня к нам в студию, – сообщил ведущий. – Он обещал приехать завтра и дать подробное интервью. А сегодня он согласился побеседовать с нашим корреспондентом Еленой Галкиной у себя дома.
Камера показала комнату с письменным столом и компьютером – по-видимому, рабочий кабинет, хотя с потолка свисали спортивные кольца, в углу была шведская стенка, а на полу под ней – мат. За столом сидел мой недавний знакомец. На этот раз он был в спортивном костюме и шлепанцах. Камера показала его крупным планом. Вид у него был не такой веселый и победный, как в момент нашего знакомства, а растерянный и как будто немного смущенный.
– Он? – зачем-то спросила сестра.
– Он самый, – подтвердила я.
– Сергей, – обратилась к нему корреспондент Елена Галкина, маленькая, кудрявая и восторженная, – если можно, расскажите, пожалуйста, о том, что с вами произошло.
– Знаете, я пока еще не очень в состоянии... – сказал Кузнецов. – Не собрался с мыслями. Я уже говорил вашему коллеге. Впрочем, расскажу, но только вкратце, так сказать, основную канву...
– Да, конечно, пожалуйста, – поспешно согласилась Галкина. – Насколько я понимаю, это случилось в среду?..
– В среду, – подтвердил Кузнецов. – В среду вечером я вышел из редакции очень поздно, в начале одиннадцатого. Подошел к своей машине, сел, и тут мне на голову набросили мешок. То есть я думаю, что это был мешок... Потом связали и положили на заднее сиденье. Кто-то сел за руль. И повезли... Привезли в какой-то подвал – не подвал, а прямо-таки подземелье. Ну и продержали там три дня, а потом выпустили.
– Сергей, – жалобно взмолилась Галкина, – я понимаю, вам не до того, нужно прийти в себя... Но, может, хоть чуть-чуть поподробнее?.. Насколько мне известно, похитители не вступали ни с кем в переговоры, не ставили никаких условий, не просили выкуп... Какова же была цель этого похищения, и почему они вас все-таки отпустили? У вас есть ответ на этот вопрос?
– Да, я знаю ответ. Знаю от них самих. Им действительно не нужен был выкуп. Они преследовали совершенно другую цель. Вы помните мою статью «Не верь глазам своим»?
Галкина промычала что-то неопределенное. Кузнецов продолжал как ни в чем не бывало:
– Она вышла во вторник.
