подумала Маша.
«Сцена как в кино про банду «Черная кошка», – подумал Вадим и посмотрел по сторонам, соображая, как поступить.
Сначала незнакомцы перемещались довольно неторопливо, но по мере приближения стали ускоряться и разошлись в разные стороны.
Догадаться, что дело дрянь, было нетрудно. Если нападут сразу втроем, ему одному не справиться.
Его жизнь не была намазана шоколадом, и драться он умел. Но рядом Маруся, а это в разы осложняло ситуацию.
Тот, что шел в середине, самый здоровый, вдруг сорвался с места. Вот так сразу? Даже закурить не попросят? Вадим отпрыгнул ближе к кустам, потянул за собой Марусю, быстро задвинул ее за спину и повернулся лицом к нападавшему, успев заметить блеснувший в руке амбала нож.
Ах ты, сволочь! С ножом на девушку!
И тут он не понял, что случилось. Из-за его спины вынырнула Маруся и, очень быстро оказавшись перед бандитом, неловко, как показалось Вадиму, взмахнула рукой. Он хотел крикнуть, но не успел. Только увидел, как нож непостижимым образом вылетел из рук здоровяка, упал и стал кружиться, вальсируя на утоптанной множеством ног тропке, еще не заметенной снегом.
Целое мгновение Вадим смотрел на нож, а потому не заметил, что сделалось вдруг с нападавшим и почему он молча летит вслед за оружием. Вальсировать тот не стал, просто проехался тушей по дорожке и замер, врезавшись головой в чугунную ногу садовой скамейки. Не ожидавший подобного развития событий второй головорез с криком замахнулся на Марусю – и через мгновение упал, проломив кусты.
Вадим все же кинулся к месту схватки, хотя было незачем. У скамейки стояла Маруся и задумчиво смотрела на лежащего человека.
– Ты что, Джеки Чан, что ли? – задыхаясь, спросил Вадим и зачем-то стал отряхивать ей пуховик.
– Нет. Я – Стивен Сигал, только поплоше малость, – ответила она, повернувшись к нему, а потом вдруг обняла и прижалась всем телом.
Он затих, пытаясь осознать, что произошло. Маруся молча сопела.
– Ты можешь стоять так сколько захочешь, – наконец выдавил он, – только лучше давай уносить отсюда ноги.
– Не волнуйся. Он еще минут двадцать в отключке будет.
– Я не волнуюсь.
Маше показалось, ему немного неловко. Наверное, из-за того, что это она спасла их, а не наоборот.
Решив как-то исправить ситуацию, она подняла голову и посмотрела на Вадима испуганными глазами.
– Кошмар какой, правда? Не могу в себя прийти!
Он хмыкнул:
– Ценю твое благородство, но у меня все равно на всю жизнь комплекс неполноценности. Это вообще что такое было?
– Айкидо.
– Я просто потрясен. Какое оно, оказывается… эффективное.
– Баланс техники и духовной гармонии.
– Сейчас посмотрим, кто стал жертвой этого тандема.
Он наклонился, вытянул неподвижную тушу за ноги и перевернул.
– Суровое лицо. Поди не меньше трех ходок на зону, – глубокомысленно заметила Маша.
– Живехонек. Так что, будем звонить в полицию?
– Давай не будем портить ментам праздник.
– А эти двое?
– Пусть их вон тот оттаскивает.
Они оглянулись. Из кустов торчала испуганная морда, совсем детская.
– Черт с ними, с отморозками! Поехали домой.
– Поехали, – послушно кивнула Маша.
Пока сидели в вагоне метро, а потом шли к дому, Маша несколько раз ловила на себе удивленный и даже несколько недоуменный взгляд.
Ну да! Она не девочка-припевочка! И пусть лучше он узнает об этом сейчас!
Вадим словно услышал ее мысли, усмехнулся и обнял, крепко прижав к себе.
– Мне нравится в тебе абсолютно все. Даже айкидо.
Новый год
Они стали целоваться сразу, как только закрыли за собой дверь. У Маши даже голова закружилась от этих невозможно сумасшедших поцелуев. Наверное, Вадим понял, что это глупо – целоваться, стоя в коридоре, поэтому каким-то образом они переместились в комнату. Должно быть, он ее туда притащил. Нет, просто принес. В следующий миг они оказались на диване, и это тоже пролетело мимо ее сознания. А потом все непостижимым образом закрутилось в воронку, и ей совсем не хотелось из нее выбираться. Только погружаться все глубже и глубже. До самого дна, которого, как оказалось, нет, потому что там, в глубине, начиналась бесконечность.
Никогда еще его неухоженная квартира не казалась им такой уютной. Они долго лежали, бездумно трогая и узнавая друг друга. Его пальцы скользили по Машиной спине вверх, забирались под волосы, трогали горячее ухо, а потом спускались вниз по руке и гладили ее, лежащую у него на животе. Маша никогда не думала, что простые прикосновения могут быть такими важными и значительными. Он дотрагивается до нее, потому что она ему принадлежит. А он принадлежит ей, поэтому она тоже может трогать его там, где хочется. И он, наверное, не будет против.
Она уже было собралась проверить, так это или нет, но не успела. Вадим неожиданно поднялся, ушел на кухню и вернулся с бокалами и шампанским.
– Через две минуты Новый год, – сообщил он, открывая бутылку.
– Уже? – удивилась Маша.
– А ты хотела еще немного побыть в старом?
– Хотела. В нем я нашла тебя.
– А я тебя.
– Ты меня не искал. Выпихивал из офиса и из квартиры.
– Давай выпьем за то, что мне так и не удалось этого сделать.
– Я настойчивая и целеустремленная.
– Знаю. Но люблю тебя не за это.
– А за что?
– Да ни за что! Просто люблю и хочу, чтобы это никогда не менялось.
И в этот момент часы на далекой Спасской башне стали бить полночь.
А потом они забрались с ногами на диван и стали смотреть фотографии.
На одной из них Маша увидела камею. Анна Соболева, замужняя дама и счастливая мать, сидит в кресле, держа на руках маленького сына. Малыш смеется. Наверное, ему очень весело смотреть, как дядя прячется от него за большую коробку на ножках и, подняв над головой круглую штуковину на палочке, что-то говорит им с мамой писклявым голосом.
Анна чуть опустила голову, глядя на сына. На ее груди на тонкой цепочке красуется прекрасная камея. Она нарочно надела украшение. Скоро они с Николаем увидятся, и она отдаст камею ему. Пройдет время, но Николай, дотрагиваясь до медальона, всегда будет ощущать тепло ее кожи, знать, что камень прикасался к ней.
Маша достала из коробочки украшение и приложила к щеке. Теплая какая. Бедная Анна. Знала ли она, кому досталась камея?
Маша словно увидела, как Стах достает медальон, смотрит на него, трогает. Касается портрета Анны рукой убийцы. Ему досталось только изображение. Женщина не достанется ему никогда. Она всегда будет принадлежать только одному человеку – Николаю Соболеву, тому, чье изрубленное тело он зарыл в лесу, уничтожив все следы. Никто и никогда не найдет останки. Никто и никогда не узнает, за что он убил своего командира.
Маша убрала украшение в коробочку. Жаль, что они никогда не смогут положить камею рядом с телом полковника Соболева.
– Ты же утверждала, что печалишься крайне редко? – подозрительно поглядев на нее, спросил Вадим.
– Не могу удержаться. Печальная судьба у этой камеи, правда?
– Была печальная. Теперь камея принадлежит тебе.
– Нет, что ты!
