обратно ехать надо, так мне куда угодно по дороге. А город я хорошо знаю, как свои два… три… четыре… пять пальцев, так что привезу тебя куда надо!
– Ну, если так… – Надежда села в машину и назвала свой адрес.
У нее было неприятное чувство – она не любила садиться в незнакомые машины. С другой стороны, долго оставаться возле больницы не хотелось – в любую минуту мог появиться убийца.
Машина бойко ехала по улицам, как вдруг Надежда увидела впереди знакомый белый фургон.
Фургон убийцы! И номер тот же самый!
Она схватила водителя за локоть и прошипела:
– Поезжайте за этим фургоном!
Машина вильнула, едва избежав столкновения с черным «мерседесом».
– Жэнщина, никогда так нэ делай! – возмущенно проговорил водитель, справившись с управлением. – Нэльзя хватать меня за руку, когда я за рулем! Если бы я с тем «мерином» столкнулся, вах, что было бы!
– Извините, это я от волнения… но вы все же поезжайте за тем белым фургоном.
– Муж, что ли? – Водитель с интересом покосился на Надежду. – Налэво ходит?
– Ну, как вам сказать… – уклончиво отозвалась она.
– Налэво – это нэхорошо! – проговорил водитель. – Наши мужчины налэво не ходят. Если им какая другая жэнщина понравится – они на ней женятся. Можно два жена, можно три жена… налэво не нужно!
– Ну, я не знаю… – с сомнением протянула Надежда. – Так вы поедете за тем фургоном?
– Еду, еду! Он от мэня никуда нэ денется! Я ведь этот город хорошо знаю…
– Слышала, слышала! Как свои четыре-пять пальцев!
– Верно говоришь! – Водитель лавировал в потоке машин, но белый фургон куда-то исчез.
«Как же, знаешь ты город! – раздраженно подумала Надежда. – Упустил все-таки! Небось, только что из своего аула приехал, где только ослом управлял!»
– Нэ волнуйся, нэ упущу твоего мужа! – проговорил водитель, как будто подслушал ее мысли. – Он не иначе вон в тот переулок свернул, а я двором проеду и догоню его!
Он действительно въехал в открытую подворотню, пересек просторный заасфальтированный двор и выехал на другую улицу, точнее, в переулок, заканчивающийся тупиком.
А в этом переулке стоял знакомый Надежде белый фургон.
– Вот он, твой муж! – с победным видом сообщил водитель. – Сюда он приехал, здесь его полюбовница живет! Что дальше делать будешь?
– Буду с ним разбираться! – ответила Надежда Николаевна и протянула водителю деньги. – Спасибо, дальше я сама!
– Разбираться – это правильно! – одобрил водитель. – А лучше плюнь на нэго, он тебя нэ ценит. Уходи от него, приходи ко мне, я на тебе женюсь. Ты мне понравилась, будешь хорошей женой…
– Третьей или четвертой?
– Зачем четвертой? Только второй!
– Нет уж, спасибо!
Водитель развернулся и уехал.
Надежда огляделась. В фургоне и возле него никого не было. В переулок выходило несколько жилых подъездов, а также три коммерческих заведения – круглосуточный продуктовый магазин, рюмочная с неоригинальным названием «Дружба» и подвальчик, над входом в который висела вывеска: «Антиквариат». На этой же вывеске было грубо намалевано изображение зловеще ухмыляющегося человечка в шутовском колпаке с бубенчиками…
Точно такого же, как на коробке с картами!
Это был безусловный знак, и Надежда бросилась к двери подвальчика.
Конечно, это было очень рискованно – несколько минут назад с трудом сбежав от убийцы, теперь она сама шла прямо к нему руки, но Надежда Николаевна не могла остановиться – ведь сейчас он там, возможно, кого-то убивает! Хотя… что-то ей подсказывало, что если следовать логике вещей, то именно здесь она увидит очередную ужасную инсталляцию. И будем надеяться, что последнюю.
Надежда на всякий случай достала из сумки баллончик с перцовой смесью, спустилась по ступенькам и толкнула дверь магазина. У нее над головой звякнул колокольчик, и наступила тишина.
Через пару секунд глаза Надежды привыкли к полутьме, и она смогла оглядеться.
Она находилась в полутемном помещении, заставленном всевозможным старьем, которое только при очень большом воображении можно было назвать антиквариатом.
Здесь были старые граммофоны с расписными трубами, настольные лампы с круглыми зелеными абажурами, чугунные пресс-папье и настольные канцелярские наборы. Были фарфоровые статуэтки сталеваров и пионеров, многие с отбитыми носами, руками и другими частями тела, были бронзовые бюсты исторических деятелей разных времен и народов. Имелся старый механический арифмометр «Феликс», наивный предшественник электронных калькуляторов. Была допотопная пишущая машинка «Ундервуд» с немецкой клавиатурой и еще более старая швейная машинка «Зингер».
Кстати, такая же машинка до сих пор стояла на даче у Надеждиной матери и, между прочим, неплохо шила.
– Есть здесь кто-нибудь? – проговорила Надежда, и звук собственного голоса показался ей странным и пугающим. – Я вооружена! – добавила она на всякий случай и выставила перед собой заветный баллончик.
В эту минуту она увидела, что находится в магазине не одна. В самой его глубине, за невысоким прилавком, сидел человек. Его скрывала полутьма, поэтому Надежде не удавалось разглядеть деталей, но в самой его позе было что-то странное и неестественное. Странным казалось и то, что он никак не реагировал на появление Надежды, не отвечал на ее призывы и даже не шелохнулся при ее появлении. А еще… еще как-то странно выглядела его голова.
– Эй, что с вами? – проговорила Надежда, испуганно понизив голос, и подошла ближе. – С вами все в порядке?
Теперь она лучше разглядела этого человека – и сердце ее упало куда-то вниз живота.
Это был немолодой человек в темном костюме. Он сидел в старинном деревянном кресле, положив руки на подлокотники и откинув голову… А из этой головы торчала бронзовая статуэтка.
– Господи… – пролепетала Надежда Николаевна. – Опять я опоздала…
Однако что-то в этом человеке показалось ей странным и неестественным. Разумеется, череп, раскроенный бронзовой статуэткой, сам по себе неестественен, но здесь было что-то еще…
Надежда взяла себя в руки, подошла еще ближе, достала телефон и осветила неподвижное тело.
И поняла, что перед ней – манекен.
Это была очередная инсталляция, созданная убийцей перед тем, как совершить новое убийство. Ну, Надежда примерно так и думала.
Она внимательно осмотрела очередное «орудие убийства» – бронзовую статуэтку кудрявого мужчины с густой бородой, в руке которого был посох, обвитый змеей. У статуэтки имелось небольшое круглое основание, проще говоря – подставка, на которой была надпись латинскими буквами: «Aesculapius».
Эскулап, поняла Надежда. Античный бог врачевания.
Древние греки называли его Асклепием.
Именно так называлась онкологическая клиника бывшего мужа Ольги Трефолевой.
Теперь не оставалось никаких сомнений, кто будет следующей жертвой убийцы!
Надежда сделала несколько фотографий ужасной инсталляции и тут услышала, как скрипнула входная дверь магазина и звякнул дверной колокольчик.
Она дико испугалась, зайцем скакнула за прилавок, увидела полуоткрытую дверь, ведущую в темноту, и метнулась туда. За дверью оказался длинный темный коридор.
Надежда быстро пошла по нему, освещая путь фонариком телефона и надеясь, что этот коридор хоть куда-нибудь ее приведет.
Коридор шел все прямо и прямо. Потом впереди сквозь темноту проступил голубоватый призрачный свет, и Надежда испытала дежавю – однажды она уже шла по такому же коридору и видела впереди такой же призрачный свет…
Свет становился все ярче и ярче, наконец коридор закончился и Надежда оказалась в небольшом круглом зале, дальняя стена которого была освещена голубоватым светом, как экран черно-белого телевизора.
Теперь у Надежды отпали всякие сомнения. Она видела и этот подземный зал, и эту тускло светящуюся стену, похожую на экран, – в тот день, когда побывала в библиотеке имени Скабичевского.
Тем временем на светящейся стене появилось смутное изображение – то, что в старину называли туманными картинами. Постепенно изображение стало приобретать четкость, и вскоре Надежда увидела картину, очень похожую на ту, которую видела в подземелье под библиотекой: четыре трона с восседающими на них величественными королями в пышных, расшитых золотом мантиях, в золотых коронах, с символами власти в руках.
Однако, приглядевшись к этим королям, Надежда увидела, что вместо голов у них – выбеленные временем черепа с пустыми дырами глазниц…
И тут же изображение на стене сменилось. Теперь на экране появился ярко освещенный многоколонный зал, посреди которого стояли четыре золоченых кресла, в которых сидели дамы в пышных бальных платьях. На двух дамах платья были из черного бархата, на двух
