они помогают, иногда играют решающую роль. Павел продолжил, пока Инга в состоянии шока:
— Что за человек была Майя? Это не праздный вопрос — лишь бы время занять. Во время убийства ей нанесли пятнадцать ран ножом…
— Ножом орудовал дилетант? — включилась она в диалог.
— Дилетант… хм! Может быть, может быть. А если убийца жаждал причинить как можно больше страданий?
— Значит, он плохо знал ее, у Майи был пониженный болевой порог, что спасало ее не раз.
— А она бывала в переделках? — оживился Феликс на заднем сиденье.
— Еще в каких. Но я об этом узнала поздно… точнее, догадалась.
— А что же произошло? Если вас смущает наша скромная контора, можем заехать в ресторан, тут недалеко, место тихое, утопает в зелени. Мы приглашаем вас на обед, тем более вы с дороги.
— Пожалуй, я бы горячего чаю выпила, — согласилась она.
Место на самом деле оказалось тихим, если не считать птичек на ветках, чирикающих о своих птичьих делах. Главное, беседки позволяли уединяться и от постороннего шума, и от любопытных глаз — густо обвиты диким виноградом, в одной из них расположились Инга, Павел и Феликс. От обеда гостья отказалась, только зеленый чай, себе ребята заказали кофе, и пока оба думали, как вернуть Ингу к подруге, она сама начала:
— Вы спросили, какой была Майя… Разной. Настолько разной, что доводила до шока. В школе мы учились в одном классе, она отличалась покладистостью, наивностью, скромностью. А ближе к четырнадцати что-то в ней появилось новое, что сделало ее другой. Нет, она не стала эпатажной, дерзкой, осталась исполнительной, училась хорошо, но… как бы приподнялась над всеми. Не знаю, как объяснить… Я не раз ловила взгляд Майки, как она смотрела на одноклассников, будто все знала про всех наперед, жутковатый взгляд.
— Но вы же дружили, верно? — вспомнил Павел.
— Общались, — нашла более подходящее слово Инга. — Она была умнее одноклассников, любознательной, поэтому общались. А дружить стали позже, когда Майка меня… Это был единственный случай в моей жизни, о котором я не могу вспоминать без содрогания, но он был, и до сих пор мне почему-то страшно… Нам было по шестнадцать, жили мы в захолустье. Однажды весной Майка уговорила меня поехать в соседний областной центр, то есть в этот город. Только потом до меня дошло, что в нашей столице мы могли встретить знакомых, это ей совсем не нужно было при ее-то занятии, к тому же выяснилось, что город она знала отлично. А я тогда первый раз в жизни обманула родителей, сказала, будто еду с компанией девчонок, мне поверили. Даром обман не прошел, меня потом долго изводил стыд и ужас… но это было после всего. А тогда я ощутила себя взрослой, свободной, мы сели в электричку и приехали…
* * *
Планы у девочек на субботу и воскресенье строились грандиозные. Они заселились в маленькую гостиницу по-взрослому, причем никто не заметил, что обе слишком юные, без взрослых. Чуть позже Майя призналась, что это здешние знакомые по ее просьбе уладили все формальности, на вопрос — что за знакомые у тебя так далеко от дома, она лишь усмехалась, хитро щуря свои кошачьи глаза. Заселившись и повалявшись на кроватях, девчонки пообедали в кафе рядом с гостиницей, это было так круто, их обслуживал официант! Потом, несмотря на пасмурную погоду, гуляли в парке и, конечно, на каруселях катались, смеялись, ели мороженое. Платила Майка.
— Откуда у тебя столько денег? — все же поинтересовалась Инга.
— Накопила, — искренне ответила щедрая подружка.
И смеялась. Майка заразительно и часто смеялась, иногда вообще без повода, но заставляла смеяться вместе с собой. Вечером был запланирован поход в театр, в настоящий театр с настоящей оперой, о которой обе имели смутное представление, главное — там поют все три часа, а смотрят крутые люди — разве это не забавно? Но в оперу им не удалось попасть, последующие события сломали планы. Девочки возвращались в гостиницу, вдруг Майка резко притормозила, вспомнив:
— Ой, мне надо в одно место!
— В туалет, что ли? Так гостиница недалеко.
— Нет, у меня здесь дело. Пошли со мной, это недалеко и недолго.
Майя взяла ее за руку и потянула к скверу, девочки пересекли его по диагонали, потом быстро шли вдоль оживленной улицы, затем по пешеходному бульвару. Инга не переставала удивляться:
— Ты так хорошо знаешь этот город… Откуда?
— Да приходилось бывать здесь, — отговорилась подруга.
— А что ты тут делала?
— Навещала родственников, — убедительно врала Майка. — Они с моими погрызлись, ну, ты знаешь моего отца, выпьет и — понеслась вода в хату, потом жалеет, стыдится и снова к рюмке прикладывается. Короче, я к ним приезжаю иногда, они меня водят по разным местам. Мне здесь нравится, запомни, я буду жить здесь, завоюю этот город, вот увидишь.
Так и пришли на тихую и узкую улочку, как ни странно, она пестрила витринами магазинов, ювелирных салонов, бутиков с одеждой, кафешек.
— Какая странная улица, — недоумевала Инга. — Столько магазинов и… никого из людей, это же невыгодно.
— Те, кому надо, знают сюда дорогу. Мы пришли, это здесь.
— Клуб «Dhana». На каком языке? Что означает?
— Не знаю. Но означает что-то… типа богатства. Идем.
Она привела Ингу к старинному дому, впрочем, вся узкая улица состояла из двух- и трехэтажных старинных зданий. А вошли они в неожиданно просторный холл с тусклым электрическим освещением, само здание не казалось вместительным, но она ошибалась. Майя усадила ее в кресло и велела ждать, сама же помчалась по лестнице вверх. Заняться было нечем. Однако на стенах висели фотографии Инга поднялась и подошла к стене, чтобы рассмотреть снимки. Скучные оказались фотки: руки, перерезающие ножницами ленточку, мужчины и женщины с длинными бокалами и широкими улыбками, ну и в том же духе.
Вдруг распахнулась дверь, вошли два парня, стали по бокам входа, следом вошел пожилой и сухощавый мужчина в темно-сером костюме, с платком на шее вместо галстука. В те времена она не могла определить даже приблизительно возраст, все седовласые ей казались древними стариками, а у него были совершенно седые, отливающие серебром и чуточку волнистые волосы.
Он остановился и уставился на Ингу глубоко посаженными большими бесцветными глазами. Неприятно стало от этого пронзительного, немного удивленного взгляда, который словно просверливал насквозь ее всю, будто рассматривал внутренности Инги. А еще смотрел так, будто про себя решал, что с ней сделать — распять или удавить. Пожалуй, впервые в жизни ей стало не по себе, она повернулась к стене с фотографиями, ощущая на
