— Странные люди. Если мы не берем трубку, значит, нас нет дома, — с досадой сказал Анатолий.
— Ленка точно знает, что я дома, — улыбнулась я.
— Откуда ты знаешь, что это Ленка? Может быть, тебя вызывает Кирьянов, чтобы задать тебе пару вопросов?
— Где я была в ночь с девятнадцатого на двадцать первое августа? Нет. Это Ленка.
— Она что, по-особому звонит? — не сдавался Анатолий.
— Нет, звонит она, как все, но такой настойчивый звонок только у нее.
— Так хочется с тобой поспорить и проиграть. — Он хитро посмотрел на меня.
— А откуда ты знаешь, на что я поспорю?
— Я не знаю, я надеюсь, — засмеялся Анатолий. — Ладно, бери трубку, а то Ленка твоя подумает, что ты умерла.
Я взяла трубку и, как и ожидала, услышала Ленкин голос.
— Таня, срочно приезжай на пляж! — выпалила она вместо приветствия.
— Куда? — удивилась я.
— На городской пляж!
— Ленка, ты в своем уме? А ничего, что меня только три дня назад из больницы выписали? Мне, наверное, и на солнце быть вредно.
— Три дня активного постельного режима ей не вредно, а тихо-мирно полежать на песочке в тени вредно! — возмутилась Ленка. — Срочно приезжай! Тут такое творится!
— Да что там, в конце концов, происходит?! — вышла из себя я.
— Приезжай — увидишь, — неожиданно спокойно сказала подруга и отключилась.
— Придется ехать — Ленка просто так не отстанет, — сообщила я, обращаясь к Анатолию. — Ты со мной?
— Кого-то три дня назад выписали из больницы, и этому кому-то очень вредно солнце. Разве я могу в такой ситуации остаться в стороне? Конечно, я с тобой.
Городским тарасовский пляж можно было назвать с большой натяжкой, скорее, он был междугородным, так как находится на острове Покровские пески, расположенном на Волге между Тарасовым и Покровском. Добраться до него можно пешком по мосту, но для этого надо пройти полтора километра бодрым шагом под палящим солнцем или на покровском автобусе, который с недавних пор делает остановку у пляжа.
Мы выбрали второй путь, потому что нам обоим не терпелось узнать, что же такое интересное происходит на Покровских песках.
Ленку мы нашли на покровской стороне — она сидела под раскидистым деревом у самой воды и пристально смотрела на южную оконечность острова.
— Ну, и где тайфуны, ураганы и прочие торнадо, ради которых ты нас выдернула из дома? — спросила я подругу.
— Будут тебе и тайфуны, и ураганы, но потом, если они тебе будут интересны после того, что я тебе покажу. Смотри.
Я посмотрела в направлении Ленкиной вытянутой руки и не поверила своим глазам — у южного мыса острова стоял белоснежный катер и над ним гордо реял босеан — черно-белый с красным крестом флаг тамплиеров.
— Задача, — начал Анатолий. — Что делают представители средневекового ордена в водах великой русской реки?
— Я знаю, — сказала я.
— Откуда? — удивилась Ленка.
— Ребята, вы тоже это знаете, — ответила я с хитрой улыбкой.
— Только не говори, что они ищут реликвию де Пейнов.
— Да, Толя, я уверена, что именно этим они и занимаются. Тамплиеры получили дневник Ирины Александровны и тотчас же снарядили экспедицию в Тарасов.
— Вот это оперативность! — восхитилась Ленка, нисколько не сомневаясь в моем предположении.
А вот у Анатолия сомнения были:
— Я думаю, что найти ларец, не зная точно, в каком месте он был выброшен, — дело нереальное.
Однако словно в подтверждение моих слов на поверхности воды у катера появился водолаз, а потом еще один.
— Ну, что я вам говорила! — торжествовала я.
— Даже если это и так, я уверен, что результат этой экспедиции будет нулевым, — не сдавался Анатолий.
— Поживем — увидим, — не стала спорить я.
Прошло четыре месяца. По устоявшейся традиции декабрь был сырым и дождливым. Поэтому о приближающемся Новом годе напоминали не сугробы и бодрящие морозы, а украшенные витрины магазинов, которым, однако, так и не удавалось создать у жителей города праздничное настроение. Спасаясь от моросящего зимнего дождя и старательно обходя кратеры с грязной жижей на асфальте, прохожие смотрели не на зазывающие елочные огни и причудливо мигающую иллюминацию, а себе под ноги и стремились быстрее добраться до дома, чтобы укрыться от этой затянувшейся непогоды.
Я заразилась всеобщей хандрой и по возможности старалась не выходить из дома. Интересных дел не было, а собирать досье на неверных супругов накануне Нового года не хотелось. Ленка с утра до вечера пропадала в школе, где шла бурная подготовка к Новому году. Единственным развлечением в эти хмурые дни были письма от Анатолия. Это были не те мыльные письма, которые мы стали писать друг другу с появлением в нашей жизни Интернета, а настоящие, написанные от руки и запечатанные в конверт. Если почта работала без накладок, что случалось крайне редко, то письма приходили через день, но чаще всего это были два-три письма сразу.
Получив письмо, я забиралась в уютный уголок дивана-гиневана и принималась за чтение. Сама я писать письма не любила, предпочитая быструю и удобную мобильную связь. Но сейчас я поняла, что слова, написанные на бумаге, которые не застают врасплох, которые можно перечитать или просто положить в ящик стола, и они будут греть душу, это то, от чего мы отвыкли, предпочтя удобное настоящему.
Однажды утром я, как всегда, вышла из квартиры, чтобы спуститься к почтовому ящику, и увидела, что дверь квартиры Ирины Александровны открыта — до этого она была опечатана — и за ней слышатся какие-то голоса. Я тихонько подошла к двери, и та неожиданно распахнулась. На пороге появилась женщина.
— Добрый день, — сказала я ей. — Я хотела бы знать, что здесь происходит.
— Я из музея. Администрацией города принято решение о передаче коллекции гражданки Мироновой нашему музею. Так что не беспокойтесь, мы не воры и не грабители. А вы не та самая Татьяна Иванова, которая помогла раскрыть убийство Ирины Александровны?
— Та самая, — ответила я. — А можно мне войти в квартиру?
— Вам можно, — сделав ударение на первом слове, произнесла женщина.
Я вошла в квартиру. По ней сновали рабочие, на полу стояли ящики со стружкой, куда они бережно укладывали старинные статуэтки, вазы и прочие предметы, которые при жизни хозяйки создавали неповторимую атмосферу этого дома. Я прошла гостиную и заглянула в спальню. Там еще никого не было, и все вещи стояли на своих привычных местах.
Прямо над кроватью висел портрет тореадора с поднятой вверх шпагой, которую он через секунду вонзит в тело быка. Мужчина на портрете был необычайно красив. Но чем больше я всматривалась в его лицо, тем больше оно меня пугало. На лице была написана радость, но это не было торжеством победителя, который одерживает верх в честной схватке. Это была радость убийцы-маньяка, который через мгновение утолит, наконец, мучающую его ненасытную жажду. И тут я вспомнила другой портрет, который увидела ночью в доме Алекса. Художник запечатлел предка Филиппа, а в том, что это был именно Филипп, муж Ирины Александровны, я нисколько не сомневалась, сразу же после сражения. Он уже пережил это упоение смертью и теперь, оборачиваясь на поле боя, усеянное его жертвами, испытывал жгучее раскаяние и осознавал неотвратимость управлявшего его жизнью родового проклятия.
— Никогда бы не подумала, что великий Пикассо может писать в столь реалистичной манере, — услышала я у себя за спиной.
— Простите, что вы сказали? — Я была настолько погружена в свои мысли, что смысл сказанного не сразу дошел до меня.
— Я говорю, что это полотно принадлежит кисти самого Пикассо, — повторила женщина.
«Так вот почему картина так прекрасна и одновременно так ужасна, — подумала я. — Только гений мог разгадать тайну Филиппа и запечатлеть ее в своем творении».
— Не может быть! — сказала я вслух. — Хотя почему не может, в нашей жизни случается всякое. Я поздравляю вас с таким приобретением, обязательно приду в музей, чтобы еще раз полюбоваться этой картиной.
Я попрощалась и вышла. В почтовом ящике письма не оказалось, но там лежало извещение, из которого я поняла только, что на мое имя пришло заказное письмо. Я поднялась в квартиру, быстро оделась и побежала на почту, благо она находилась совсем рядом с домом.
На почте мне вручили толстый конверт. Письмо было от Анатолия. Я не стала его вскрывать, а принесла домой. Дома я почему-то тоже медлила. Сварила кофе, уселась на свое любимое место на диване, но никак не могла отважиться и посмотреть, что же там внутри конверта. Тогда я бросила кости: «14+28+5» — сюрприз, возможно, оригинальный подарок. Предсказание ничего не прояснило — оракул тоже был в затруднении. «Опять придется все делать самой», — подумала я и надорвала конверт. В конверте оказались билет на самолет до Парижа и небольшая записка «Предлагаю встретить Рождество в городе влюбленных». Кости, как всегда, не соврали: и сюрприз, и оригинальный подарок! Я посмотрела на дату вылета и ахнула: самолет из Тарасова вылетал уже завтра в 6.00. «Кости все-таки ошиблись — это не сюрприз, это два сюрприза», — проворчала я. Можно было броситься по магазинам в поисках соответствующего случаю туалета, перерыть шкафы, выбирая все самое нужное, а можно было ничего не делать и поехать налегке, надев свои любимые джинсы и куртку. Я выбрала второе и, похвалив себя за столь мудрое решение, взяла в руки чашку с кофе. Но не успела я сделать первый глоток, как зазвонил телефон.
