К чему хорошему сможет привести этот проект? В конце концов, женщины потребуют равенства полов, начнут поголовно работать и зарабатывать себе на жизнь… То есть переместят свои интересы в сферу мужской деятельности и перестанут заниматься своими прямыми обязанностями: домом, детьми, семьей…
Говорят, что Бородин считает женский ум ни в чем не уступающим мужскому. Он даже высказался в том духе, что некоторые его ассистентки разбираются в химии значительно лучше некоторых его коллег-мужчин.
Что ж, ему видней. Только жена Бородина, насколько мне известно, высших курсов не кончала.
Скажу прямо: «Князь Игорь» — прелестная опера, но оперный театр — единственное место, где я буду слушать Бородина с удовольствием».
На этом вторая запись закончилась. Я отложил дневник в сторону и немного посмаковал подробности, которые узнал из рукописи.
Выходит, мой прадед был знаком с Александром Блоком! Да, конечно, они были современниками, хоть прадед мой значительно старше поэта. Прадед родился в 1860, а Блок…
Я немного напрягся. Блок родился в 1880, если мне не изменяет память. В ту пору, когда мой прадед начал вести дневник, поэту исполнилось двадцать пять. Фантастика какая-то.
Хотя почему нет? И Пушкин, и Достоевский, и Бальзак тоже были чьими-то современниками. И тоже не чурались общества, насколько мне известно.
Есть еще одна интересная деталь. То, что мы с прадедом родились в одном и том же шестидесятом году с разницей в столетие, я отметил давно. Знаю и то, что мы принадлежим к одному зодиакальному знаку. Мой день рождения двадцатого марта, а прадед родился двадцать пятого числа того же месяца. Как сказал бы Егор, у нас с прадедом полная совместимость натур.
— Полная, — сказал я мрачно. — Вплоть до сумасшествия.
Тут же вспомнил, что запретил себе разговаривать вслух и замолчал.
Но есть в дневнике прадеда еще одно интересное совпадение. Девушка по имени Александра. Та самая Александра, которую все знакомые называют Сандрой. Независимая барышня, имеющая собственное суждение обо всем на свете. Короче говоря, как моя Сашка.
Только моя Сашка немного постарше. Хотя, знаете, в то время женщины взрослели гораздо раньше, и двадцатилетняя барышня вполне могла быть в своем смешном для нас возрасте почтенной матерью семейства. То есть по своему житейскому опыту вполне могла стоять рядом с нынешней тридцатилетней женщиной.
Да, интересные вещи подбрасывает нам иногда жизнь. Может быть, история действительно повторяется на каждом витке спирали? Повторяется буквально, вплоть до совпадения имен, характеров, дней рождений?..
«И болезней», — шепнул мне внутренний голос. Я вздрогнул и сплюнул через плечо.
Все-таки интересно, действительно ли я видел на том снимке барышню по имени Сандра? Или мое неугомонное воображение просто выдумало прелестную блоковскую Незнакомку как повод для написания нового романа? Мое воображение способно на все. Оно способно даже свести меня с ума.
Я отложил дневник, подошел к столу и порылся в нижней тумбе. Там у меня лежит телефонный справочник, которым я часто пользуюсь во время работы. К примеру, там есть номера телефонов крупнейших архивных институтов России. В том числе, и Питерского института.
Я полистал справочник, нашел нужные мне сведения. Машинально посмотрел на часы, отметил, что рабочий день почти закончен: без десяти шесть. Но, если мне повезет, я смогу застать на месте чрезмерно пунктуального сотрудника.
Я набрал одиннадцать нужных цифр и замер с трубой, прижатой к уху. «Пускай кто-нибудь ответит!» — молил я всех известных мне богов. — Хоть бы кто-нибудь!»
Боги откликнулись на просьбу, и через минуту ожидания мне ответил солидный мужской голос:
— Да.
— Игорь Дмитриевич? — спросил я неуверенно.
В справочнике указаны телефоны приемных, а так же полные факсимильные данные руководителей институтов. То есть имена, отчества и фамилии. Мне гораздо легче разговаривать с незнакомым человеком, если я знаю, как к нему обращаться. Поэтому я всегда набираю номера приемных.
Но я рассчитывал нарваться на секретаршу, и немолодой мужской голос меня слегка смутил. Неужели я говорю с директором архива?
— Это я, — ответил мужчина, ничуть не удивляясь. — С кем имею честь?
— Петербургский, — представился я. — Антон Николаевич Петербургский.
— Петербургский, — медленно повторил собеседник. — Постойте… Тот самый?!
Его голос стал радостным.
— Тот самый, — ответил я смущенно. Надо же! Директор Архивного института повторил слова барышни по имени Сандра, обращенные к моему прадеду!
Интонация не оставляла места сомнению: Игорь Дмитриевичу мои романы нравились.
— Я ваш горячий поклонник, — заверил меня собеседник.
— Благодарю вас…
— Особенно радует грамотная подача исторических подробностей.
— Благодарю…
— Сейчас, знаете ли, мало кто грешит знанием истории, хотя все рвутся писать исторические романы…
— Спасибо…
— За исключением дам, конечно.
— Да. Игорь Дмитриевич, у меня к вам деликатный вопрос, — удалось, наконец, мне вставить слово.
Собеседник споткнулся, замешкался и рассмеялся:
— Простите, разговорился. Так чем могу вам помочь, Антон Николаевич?
Я побарабанил пальцами по столу, раздумывая, как бы поделикатней приступить к делу.
— У вас работала Наталья Ивановна Егорова?
— Наташа?
Голос собеседника стал грустным.
— Работала, — ответил Игорь Николаевич после небольшой паузы. — Замечательная была женщина. Вы ее знали?
— Заочно, — ответил я очень обтекаемо. — Она мне как-то звонила…
— Да? — удивился Игорь Дмитриевич.
— Да. Она приехала в наш город отдыхать…
Я замолчал.
— Ах, да! — воскликнул собеседник с траурной интонацией. — Да-да! Конечно! Я позабыл, где вы живете!
Он тяжело вздохнул и грустно сказал:
— Такая беда… Утонула Наташа. Месяц назад похоронили.
Я похолодел. Неужели правда? Кто же тогда назначил мне встречу в номере санатория «Солнечный берег»? Кто передал мне эти документы?
— Она говорила, — начал я, взвешивая каждое слово, — что привезла для меня документы, касающиеся моего прадеда.
— Вот как? — удивился директор архива.
— А вы об этом ничего не знали?
— Ничего, — ответил собеседник. Судя по его тону, он действительно растерялся. — Что за документы?
Я снова побарабанил пальцами по столу. Осторожно, Антон, очень осторожно на поворотах!
— Я не знаю, — солгал я. — Я не успел ее увидеть. Значит, в институте не находили никаких документов, связанных с моим прадедом?
— По крайней мере, я об этом ничего не знаю, — ответил Игорь Дмитриевич.
— А могло быть так, что Наталья Ивановна… как бы это сказать…
Я замялся и умолк.
— Нашла документы сама и решила их тайно вынести из института? — договорил собеседник.
— Скажем по-другому: решила ознакомить с ним наследника. То есть меня, — смягчил я острые углы.
Игорь Дмитриевич долго молчал.
— В принципе, такие случаи у нас бывали, — сказал он мрачно. — Но Наташа!..
Он подумал еще немного.
— Не могу вам ответить определенно, — сказал он, наконец. — Воровать документы у Наташи не было никакой необходимости. Ее муж, знаете ли, весьма небедный человек. Он и институту помогал… Нет, продавать архивные папки Наташе не было смысла. Может быть, она хотела сделать вам приятное? Насколько я помню, Наташа ваши книги читала. И они ей нравились. Но опять-таки не понимаю, почему она это сделала за моей спиной? Неужели она не могла поставить меня в известность и попросить разрешения вывезти на время документы из города?
— А вы бы позволили? — спросил я.
Собеседник поперхнулся.
— Не знаю, — ответил он неуверенно. — Обычно не позволяю. Но, возможно, в этом случае сделал бы исключение.
Он немного подумал и спросил:
— А документы в ее номере нашли?
— Не знаю, — ответил я.
— Чудеса, — пробормотал Игорь Дмитриевич.
Я тяжело вздохнул.
— Ну, что ж, спасибо вам за помощь.
— Не за что, — ответил собеседник, но я понял, что он думает совсем о другом. О тех самых документах, которые, возможно, увезла с собой его бывшая подчиненная.
— Всего доброго, — сказал я.
И отключил телефон.
Остаток дня я провел, сидя у камина. Мне все время казалось, что кто-то стоит за моей спиной, и я время от времени резко оборачивался назад. Но кабинет был пуст, населявшие его призраки существовали только в моем больном воображении.
Я отправился спать очень рано. День выдался не то чтобы трудный, но какой-то изматывающий. Чрезвычайно изматывающий, несмотря на то, что я не написал ни одной страницы.
«Издатель меня в порошок сотрет», — подумал я мрачно. Именно подумал, а не сказал вслух. И ужасно обрадовался своей адекватности.
