и еле сдержался, чтобы не врезать.
– А ты зачем? – он тоже взял меня за грудки.
– Какое тебе дело?
– Я тоже хочу узнать правду, – он отбросил меня, – мне тоже не всё равно!
Я смотрел на него, не моргая, пытаясь успокоить дыхание, ни черта не выходило, давно забытый приступ удушья опять накатил.
– Так ты нашёл что-нибудь? – задыхался я, поправляя ворот рубашки.
– Нет…
Врёт или нет…
– Ты врёшь или нет?
– Её убили! А тех, кто работает в центре, не трогают никогда! – Он подошёл ко мне и стал говорить уже шёпотом: – Мы неприкосновенны, Льюис. А теперь знаешь, что происходит? Знаешь что? – Он огляделся и сказал ещё тише: – Мне кажется, они избавляются от нас всех, нас попросту зачищают.
«Да ты просто трусишь, наконец до меня дошло. Ты просто боишься смерти. По-моему, он был единственным в городе, у кого ещё остался этот страх. Всем было не до него. Когда жизнь не приносит радости, смерть не вызывает страха».
– Не бойся! Кому ты нужен?
Я отошёл от Андреа. Он лишь больше наводил суеты. Дыхание нормализовалось, здесь у всех были приступы астмы, все ходили с ингаляторами в кармане. Мне нужно было отдышаться немного.
– Они устранили её, могут убить и нас, – Андреа ходил за мной по пятам. – Я хотел уволиться сегодня, – продолжал он, – зашёл в отдел кадров, но оказалось, что мы не имеем права уйти! Ты представляешь, мы здесь пожизненно. Может, она хотела уйти и её устранили?
– Не хотела она уходить, понятно?!
По коридору рой быстрых шагов, это другие возвращались с обеда.
Андреа поправил пиджак и сел за свой стол.
Я отошёл к своему. Отдел наполнялся людьми и тихими разговорами с сожалением, вздохами и трагичным: «Господи, какой ужас», разлетающимся по углам.
Я был последний, кто её видел, последний, кому она хоть что-то сказала…
Почему же она не сказала ни слова, неужели не знала, что её хотят убить? Мы смеялись и болтали о всякой ерунде…
В случае чего звонить Льюису – крутилось у меня в голове, – в случае чего звонить Льюису… Может, это был не тот случай? Может…
Господи, точно!
Я придвинулся к компьютеру и зашёл в поисковик. Мысли стучали в голове, сменяя и тесня друг друга, мне казалось, у меня помутился рассудок, мне казалось, я схожу с ума…
Когда она окончила университет? В 2092-м? Я вбил в поисковике название её университета, зашёл на сайт в раздел факультетов, выбрал нужный, нажал на раздел выпускников, нашёл список и ту самую…
– Кристин Рей? – я стоял на пороге юридической конторы.
Серая, безликая, таких было сотни. Они заверяли наследства, ущерб и всевозможную юридическую дребедень. Мне потребовалась пара часов, чтобы найти настоящее место работы этой самой Кристин.
– Да, – посмотрела она на меня через толстые линзы очков, – хотели составить договор?
– Кристин… – я сел рядом.
– Простите, – она сняла очки, не поняв такой фамильярности, – мы с вами знакомы?
– Нет, но мы оба знакомы с Надин.
– А, Надин, – протянула она.
– Вы уже знаете?
Она изменилась в лице.
– Знаю что?
– Что Надин убили…
– Что?! – она вскрикнула так громко, что все взгляды в этой конторе устремились на нас.
– Пожалуйста, говорите тише.
Она прикусила губу.
– Мы с Надин работали вместе, – продолжил я. – Скажите, вы тоже дружили?
– Как вас зовут?
– Простите, забыл представиться – Льюис Невилл.
– А документы у вас есть?
Я показал. Она взяла мою карту и пробила данные в своей программе.
– Да, это правда вы.
– Надин вам что-то обо мне говорила? Вы ведь дружили?
– Мы не виделись с университета.
– Так давно?
– Да, но она приходила ко мне неделю назад. Она сказала, что вскоре ко мне, возможно, придёт один человек по имени Льюис Невилл и, если будет спрашивать о ней, отдать ему это.
Кристин отодвинула ящик стола и достала ежедневник в синем кожаном переплёте.
– Вот, – протянула она его мне, – заберите.
– Спасибо, – я взял тетрадь и встал.
Эта Кристин тоже изрядно испугалась, никто не хотел связываться с покойниками. В этом городе они были страшнее живых. За чужой жизнью мог никто не стоять, но за чужой смертью могли стоять многие, и лучше не мешаться у них на пути.
Я шёл к двери и смотрел на тетрадь.
«В случае моей смерти звонить Кристин… звонить Кристин», – голос Надин так и звенел в ушах.
Она выбрала эту Кристин не случайно, она выбрала её, чтобы замести следы. Никто не будет следить за подругой, с которой вы не виделись десять лет. Она выбрала её не случайно, она должна была спрятать тетрадь, а после…
– …предупредить об этом меня.
– Вы что-то сказали? – спросила Кристин.
– А? – Я обернулся, хотел спросить ещё что-то, но, увидев и без того испуганный взгляд, поспешил удалиться. – Нет, ничего, простите.
Город пах сыростью и кислотным туманом. Такой смог из осадков от ближайших заводов стоял везде. Многие ходили в респираторах, но те, кому было всё равно, как мне, не затрудняли себя ничем.
Свобода, как оказалось, всё же была, и была она в безразличии.
Было много таких, как Кристин и Андреа, тех, кто ещё боялся за свою жизнь. Я их не осуждал ничуть, но самому мне было глубоко всё равно на свою жизнь и ту, что вокруг. Раньше все куда-то бежали, теперь перестали бежать, просто не знали куда.
На высотном здании бизнес-центра по стенам из огромных зеркал проходила нить электродов, по которой бегущей строкой – «Новая земля – лучшее место для всей семьи».
Первая треть дневника была исписана личными записями, такими личными, что я чувствовал, как краснел, когда пробирался сквозь них. Я понимал, что не должен читать, что это неправильно и даже подло, но, если она сама передала мне его, значит, понимала, что я прочту всё. Может, это часть конспирации? Любой человек, открывший первые страницы, подумает, что тетрадь – это лишь выплеск женских эмоций из-за несчастной любви. Она писала о Кайле, об их первой встрече, о том, каким он был и о чём мечтал. А мечтал он о «Новой земле» и был одним из немногих, кто отправился туда. Из записей было понятно, что два года назад ему предложили работу, он был среди строителей тех самых домов. По договору все, кто работал на «Новой земле», могли рассчитывать на дом там же, на вполне выгодных условиях – половину стоимости брало на себя государство, и так как квартиры у Кайла не было, то вторую
