в лицо.
– Я пытался объяснить вашим людям, – продолжил я, – что это какая-то ошибка, но они сказали, что никакой ошибки быть не может и что здесь разберутся, что да как.
– Правильно, – причмокнул полицейский и, затушив недокуренную сигарету в горстке серого пепла, вытащил ещё одну.
– Где вы были сегодня ночью, мистер Невилл? – вдруг спросил он.
– Не дома.
– А точнее?
– Я провёл ночь у своей знакомой.
– У меня нет времени отгадывать ребусы, Льюис. Как звали вашу знакомую?
– Надин Леман.
– Что вы делали ночью? – едва заметная улыбка промелькнула над уголком его рта.
– Разговаривали.
– Угу… И когда вы закончили разговаривать?
– Не помню, в полпятого – в пять.
Он записал.
– Какой долгий был разговор, – стучал он ручкой по столу.
– Мы старые друзья. А что? Что-то не так?
– Ваша знакомая мертва. Её убили. Огнестрел. Последнее, что удалось раздобыть с её карты памяти, был разговор с вами у неё дома, после запись не велась. Это вы нажали на её браслет, мистер Невилл?
– Как мертва?
– Как и все бывают мертвы, в нашем городе, знаете ли…
– Знаю.
– Ну так что? Во сколько вы ушли?
В ушах зазвенело, мне не хватало воздуха ни сказать, ни вздохнуть.
– Не может быть…
– Чего не может быть? – совершенно спокойно продолжал полицейский. – Того, что мисс Леман мертва? Вот, пожалуйста, в профиль, анфас.
Он достал из ящика стола фото мёртвой Надин и подвинул их ко мне.
Это была она, с зияющей раной в виске. Это была она, с широко открытыми глазами. Это была она, с прядями кудрявых волос, прилипшими к её тонкой шее, как они пахли сегодня, как они пахли сейчас… смертью, убийством, ужасом. Ужас, застывший в этих глазах, вдруг передался и мне. Я хотел было вскрикнуть, но не мог, горло будто сжало в тиски, я захотел разорвать эти фото. Посмотрел на сержанта, подвинул фото Надин к нему. Он расплывался от слёз, как и всё расплывалось – эти стены и стол, и окно с решётками в виде ромбов.
– Браслет автоматически начал запись в семь утра, – продолжал он. – При фиксации неподвижности глазных яблок в течение десяти минут…
– …автоматически посылается вызов в экстренные службы.
– Именно. Вы, как я понимаю, тоже отключили запись этой ночью? – ухмыльнулся он.
«О, ты думаешь, раскрыл дело, сержант, нет, ты его не раскрыл, ты его не раскроешь, как и все преступления, что лежат у тебя мёртвым грузом».
– Нет. Не отключал, – сказал я.
Лицо полицейского перекосило.
– Не отключали? – сигарета повисла на пересохшей губе, оголив пожелтевшие зубы.
– Нет.
– То есть вы хотите сказать…
– Что алиби у меня есть.
Через десять минут я был уже в другой комнате и диктовал им пароль от моего персонального ящика памяти.
– Зашёл, – сказал полицейский, что сидел у компьютера с большим монитором.
Все прильнули к экрану. Полицейский открыл последнюю папку и включил последний видеофайл, развернул окно для просмотра. Я подходил к квартире Надин, задержался у двери, возвёл кулак, поправил помятый свитер. Я и не знал тогда, что так волновался.
– Это вы? – спросил сержант.
Нет, чёрт возьми, папа римский.
– Да, это я.
Оставшиеся пару часов я слушал голос Надин, её шёпот, мои вздохи, видел её голую грудь. Все, кто был в комнате, пялились в экран. Обычно я пересматривал такое на следующее утро или под вечер, с бутылочкой пива, а не с посторонними людьми.
Мятые простыни, руки Надин ведут по моему животу, я привстаю, хочу отдышаться, теперь на экране всё её тело, голая грудь, волосы на подушке, чуть приоткрытый рот и голубые глаза, такие же, как на посмертных фото, только живые. И ни один из этих уродов не отвернулся, впрочем, я тоже смотрел.
Один из полицейских поправил ширинку.
– Может, вы перемотаете? – не выдержал я.
– Может, – сказал тот, что сидел у экрана, и нажал на медленную перемотку.
Оттого стало не легче и не быстрее ничуть.
Мне кажется, я был там сейчас, в этой ночи, в ее объятиях, я слышал её, я видел её, я ею дышал. Жизнь в городе заставит кого угодно привыкнуть к смерти. Ещё сегодня ты можешь беседовать с консультантом из соседнего супермаркета, а завтра узнаешь, что его застрелили, и так было со всем.
Этот, что стоял у монитора, запустил ускоренную перемотку, тот, что был возле сержанта, покраснел до ушей и отпросился в туалет.
Я вышел из этой комнаты через два часа. Ещё сорок минут длился допрос. Они спрашивали про Надин, а после перевели меня из подозреваемых в свидетели.
* * *
Я пришёл домой и включил телевизор.
– Итак, вы полагаете, что жизнь на «Новой земле» будет значительно лучше, чем на нашей?
– Почему же будет? Она уже значительно лучше.
– Почему же только тысяча человек из нашего города переселилась туда в прошлом году?
Я упал в кровать и зарылся в подушки.
– Люди не любят непостоянства. Вы понимаете, нужно что-то менять. Привычки, быт, людей вокруг.
– Я знаю, даже были разводы.
– Да, встречается и такое, кто-то из супругов предпочитает жить лучше, а кто-то живёт, как и жил. Но, честно говоря, мы не приветствуем распада семьи. Если переезжать, то всем вместе.
– И ведь им предлагается лучшее.
– Да, так и есть, и это работает.
– Существует много домыслов о том, что «Новая земля» всё ещё заражена.
– Это всё фантазии, происки консерваторов.
– Консерваторов?
– Конечно, таких земель будет всё больше, и кто же тогда останется здесь? Кто будет работать на город, на корпорации? Вы думаете, правительству будет хорошо, если все уедут в поля и будут заниматься угодьями? Разводить овец, выращивать виноград…
– Не хотите ли вы сказать, что вы выступаете против правительства?
– Я выступаю за людей. Вы говорите о мнимой угрозе, о землях, которые были когда-то заражены. А вы измеряли радиоактивный фон здесь, вы измеряли количество выбросов? Мы же все просто окружены заводами, и что они выпускают? Пластик, химикаты, и мы этим дышим.
– Каким вы видите будущее?
– Люди должны вновь учиться жить за городом, а города, да, безусловно, останутся, но это будет как промышленный, рабочий квартал.
– Разгрузятся ли дороги?
– Конечно, как вы знаете, недавно потерпела неудачу разработка ещё одного воздушного такси. И как бы нам ни обещали, что мы будем ездить по воздуху, в реальности этого не происходит. У нас просто нет таких двигателей и мощностей. Вы знаете, сколько топлива нужно на эти машины?
– И представить боюсь.
– Поэтому нужно разгружать города.
– Я бы с удовольствием посмотрел на «Новую землю». Надо как-нибудь
