Ознакомительная версия.
«Кажется, пасут меня солидно», — решил я.
Новая «Альфа-Ромео» ехала сзади почти впритык.
Что они хотят? Посмотреть, куда я еду? Или хотят взять. Куда ехать? В посольство в центре города? Не успею выйти из машины, как меня возьмут. На виллу Абамелика, где живут наши? Они легко заблокируют подъезд. В консульство на Номентана? Пожалуй, туда. Буду гудеть, пока не откроют ворота. А внутри взять не имеют права. Итак, на Номентану.
Я повернул налево и через пять минут оказался в самом начале Номентаны. Еще три квартала — и я приехал. Нужно уходить в правый ряд, но там машины ползут еле-еле. Я проехал один квартал. Машины в правом ряду вообще встали. Последний перед консульством квартал. Сломавшийся грузовик мешает поворачивать. Движение остановилось. Все ясно, это для меня. Теперь понятно, контрразведка взяла меня всерьез.
Если бы не кейс, бояться было бы нечего: дипломатический паспорт, непросроченная виза. Досматривать дипломата они на станут, до швейцарского паспорта не доберутся. Но кейс… Жаль, не успел посмотреть, что там внутри.
Попытаться проскочить в посольство? Уйти на Абамелика? Не имеет смысла, не пустят. Выйти из машины и позвонить? Не дадут.
Я выскочил к Колизею. Хвост опять поменялся, и теперь в боковом зеркале маячило «Пежо».
Раньше хоть можно было заехать к чехам, восточным немцам. Прикрыть все посольства они не смогли бы! Теперь друзей нет.
Интересно, когда им надоест кататься за мной по городу, что они придумают? Устроят небольшую аварию? Это они умеют.
Я вернулся к вокзалу, проехал мимо русского магазина, повернул налево.
И в это момент пришло решение.
Теперь только бы успеть.
* * *
Я обогнул серое здание театра Латино, повернул в переулок, у подъезда с табличкой «Только для персонала» въехал на тротуар. Выключил зажигание, схватил кейс, выскочил из машины и нырнул в подъезд.
Главное, чтобы пьеса еще не кончилась.
Сразу за входной дверью начиналась лестница. Возле нее на массивном стуле восседал не менее массивный привратник.
— Пьеса кончилась?
Привратник встал и загородил путь:
— Что хочет синьор?
— Я спрашиваю, кончилась ли пьеса.
Мясистое непроницаемое лице привратника застыло в не предвещающей покладистости улыбке:
— Что хочет синьор?
Я поглядывал на входную дверь и думал, что буду делать, если дверь откроется. И повторил как можно спокойнее:
— Меня интересует, кончилась ли пьеса.
— Не кончилась, не кончилась, — задребезжал голос откуда-то сверху. — Сейчас начнется третий акт.
Я поднял голову и вверху на лестнице увидел даму-критика.
— Торопитесь, вы обязательно должны ее увидеть в третьем акте. Она божественна.
Я гордо продефилировал мимо сразу потускневшего привратника, приложился к ручке дамы-критика:
— Отведите меня к нашей очаровательной.
— Идемте.
Она взяла меня за руку, открыла какую-то дверь, и я оказался в совершенно ином мире, мире театра в момент спектакля. Кто-то куда-то спешил, кто-то, наоборот, всем своим видом выказывал полнейшую безмятежность. Здоровый волосатый парень протащил мимо почему-то красную луну, невесть откуда вынырнувшие две очень молоденькие носатые балерины в пачках чуть не сбили меня с ног.
— Вы так остроумно посадили на место эту фантазерку, — верещала дама-критик. — Вашу шутку про человека, который взорвался на бензоколонке, я рассказываю всем-всем. Вы ведь это придумали? Признайтесь, что это ваша фантазия. Получилось очень остроумно.
— Придумал, — согласился я.
Электра шла навстречу. Она была в ярко-пурпуровой накидке до полу.
«Ночная фея!» — я вспомнил название пьесы.
— Что случилось? Что с вами?
— Мне нужна ваша помощь. Я…Полиция…
На лице актрисы не дрогнул ни один мускул. Она повернулась к идущему следом седому мужчине в полосатой куртке:
— Скажите, дорогой, чтобы задержали начало акта на пару минут.
Потом повернулась ко мне:
— Идемте.
Я поспешил следом. Лестница, коридор, еще лестница, дверь — и мы оказались в ее уборной.
— Я вернусь через час. Здесь вы не должны никого бояться.
Она вынула маленький ключик из двери и вышла, закрыв дверь снаружи.
Я остался один.
Гримерная великой актрисы оказалась по-домашнему уютной: высокое, до потолка, стенное зеркало, трюмо с тюбиками грима, кисточками, пузырьками, широкая и низкая, не выше колена, кушетка, не прислоненная ни к одной стене, видавший виды секретер, торшер с голубым абажуром.
Я сел в кресло у круглого столика в углу.
«Вроде бы ушел, — думал я. — Что дальше?»
Сначала надо попробовать открыть кейс.
Цифровые замки слева и справа, по шесть цифр и там, и там. Но я знал код.
Я набрал слева дату рождения фельдмаршала — 261000, справа дату его кончины — 240491. Сейф не открылся. Подумав с минуту, я справа набрал дату рождения, слева дату смерти. Тот же результат.
Код был неправильный!
Я стал думать. Без кода открыть сейф в домашних условиях невозможно.
Мольтке. А почему Мольтке? Сейф и статуэтка — вещи совершенно разные. Это Кузякин сказал мне, что они связаны друг с другом. Нет, они не связаны. Они посылались разными людьми.
Уж если люди Нуйомы и использовали чьи-то даты рождения и смерти, то во всяком случае не немецкого фельдмаршала. Они должны были закодировать сейф датами рождения и смерти человека, близкого им по духу. Ленин. Конечно же, Ленин. Я быстро набрал 200470 и 220224. Сейф не открылся. Я поменял цифры местами. Тот же результат.
Кто еще кроме Ленина? Маркс? Энгельс? Кто еще? Троцкий? Че Гевара?
Я стал искать телефон, осмотрел комнату и нашел не сразу: на трюмо, между вазами и кучами брошек, застежек, пряжек белый аппарат был почти незаметен. Звонить отсюда неопасно, они не получат разрешения на прослушивание личного телефона министра. Но я и не собирался звонить в посольство, там телефоны на постоянном прослушивании. Я набрал номер справочной:
— Как я могу позвонить в бюро ООН?
Стандартистка продиктовала номер. Я тут же его набрал.
— Бюро ООН, — ответил мужской голос.
— Вы не могли бы дать мне номер домашнего телефона господина Читова?
— Да, конечно.
Телефон Читова на записи, но к постоянному прослушиванию подключен вряд ли. Этот разговор они расшифруют только завтра, можно рискнуть. В трубке послышался голос Читова:
— Я вас слушаю.
— Петр Христофорович, вы меня помните? Я Лонов Евгений Николаевич. Я…
— Я вас помню, Евгений Николаевич.
— Мне совершенно срочно надо знать даты рождения и смерти Маркса, Энгельса, Троцкого и Че Гевары. Причем не только год, но день и месяц.
— У меня есть французская энциклопедия Ларусс. Подождите, я попытаюсь найти Я стал ждать. И про себя посмеивался: «Завтра местная разведка с ума будет сходить, зачем мне понадобились Троцкий и Че Гевара».
— Маркс есть. Родился 5 мая 1918, умер 14 марта 1883.
Я записал.
Через минуту:
— Есть Энгельс. Родился 28 ноября 1820, умер 5 августа 1885. С Троцким будет посложнее.
Я записал и снова стал ждать.
— Вы знаете, и с Троцким нет проблем. Родился 7 ноября 1879, умер 21 августа 1940.
«Ишь ты, — отметил я про себя. — 7 ноября».
— И Че Гевара есть. Родился 14 июня 1928, умер 9 октября 1967.
— И еще вопрос. У меня нет номеров посольства. Не могли бы вы позвонить Тростникову и попросить его связаться со мной?
И я продиктовал номер, который прочел на телефоне.
— Я вас понял. Все сделаю.
Молодец.
С кого начать? С Че Гевары. Конечно же, для пылких революционеров он главный персонаж в истории.
Щелкнули пружинки, и сейф открылся.
* * *
Первое, что я увидел — это огромный пистолет. Под ним — синий матерчатый кулек и два пакета с деньгами, завернутые в полиэтиленовую пленку. Я попробовал на ощупь кулек: камни, разного размера, большие, маленькие.
Что теперь? Считать деньги смысла не было.
Я вынул из кармана мой швейцарский паспорт на имя Жильбера Мало и прилагаемые документы, положил их в кейс, закрыл кейс и набрал слева 220470, справа 210124. Эти цифры я не забуду.
И в это время зазвенел телефон. Я поднял трубку. Неужели Володя? Так быстро. Хотя… Я посмотрел на часы, прошло уже двадцать минут, скоро вернется Электра. На всякий случай я решил говорить по-итальянски:
— Я вас слушаю.
— Добрый вечер, — мне ответили тоже по-итальянски, но с явным русским акцентом.
— Рад, что ты позвонил, — это я произнес по-русски.
— Рад, что вас слышу.
Я узнал голос Тростникова. И понял, что тот узнал мой тоже:
— Как дома дела?
Тростников немного помолчал, наверняка соображал, что отвечать. Потом неуверенно протянул:
Ознакомительная версия.
