выход своей ксенофобии.
Гитте пыталась взять под контроль сердцебиение.
В гостиную вбежала девочка, придя в восторг при виде кучи пакетов под елкой.
– Вау, сколько подарков!! Мама, смотри, смотри!
Тут она обернулась и, увидев Гитте, невольно отпрянула.
– Ой, какая большая тетя! Мама, ты видела?
В гостиную вошла женщина лет тридцати с небольшим. Улыбнулась Гитте, сделала пару шагов к дивану и протянула руку.
– Линнеа, – представилась она. – Приятно познакомиться.
– Гитте Ланде́н-Батрачка, – проговорила Гитте.
– Батрачка? – переспросила Линнеа. – Вау! Круто.
Вошла Карина с вазой печенья в руках, поставила ее на журнальный столик.
– Бабушка, а когда придет рождественский гном?
– В канун Рождества, если ты хорошо себя вела.
Девочка склонила голову набок.
– Хотя на самом деле его нет. Это дедушка переодевается и напяливает бороду.
– Нет-нет, – возразила Карина. – Рождественский гном существует на самом деле. Вернее, существовал. По-английски он называется Санта-Клаус…
Она взяла девочку на руки, уселась в одно из больших кресел и усадила внучку себе на колени.
– …потому что на самом деле его звали Николаус, и он был греческим епископом в городе под названием Миры Ликийские, который сейчас находится в Турции. По соседству с ним жили три девочки, и он бросал им в окно подарки, чтобы им не пришлось идти на панель…
Карина запнулась и закашлялась.
– …не пришлось голодать. Он сотворил много чудес, и в конце концов его объявили святым, и отсюда в западном мире пошла легенда о Санта-Клаусе.
Девочка задумалась.
– А что это были за подарки? – спросила она. – Которые он дарил девочкам?
– Многие говорят, что это были мешочки с золотом. Девочка обвела взглядом гору подарков под елкой.
– Или мобильный телефон!
Гитте закрыла глаза. Карина всерьез считает себя интеллектуалкой оттого, что прочла о Рождестве в Википедии.
– Сусанна, – проговорила она, – ты не поможешь мне подняться?
Тут же подскочил Хокан, взял ее за руку, подхватил под локоть и поднял ее с дивана. Все смотрели на нее.
– Кто-нибудь может вызвать такси?
– Да зачем? – удивился Хокан. – Я тебя отвезу.
– Нет, – отрезала Гитте. – Сусанна, ты позвонишь?
Тяжело опираясь на костыль, она натянула пальто и вышла на мороз поджидать такси.
* * *
Дом по-прежнему возвышался на Олимпе, никто не мог с ним поспорить ни по величине, ни по расположению. После 70-х, когда расцвет поселка остался в прошлом, новых кварталов уже не строили, и домов больше и красивее, чем у них, здесь не появилось. В памяти Гитте вилла сияла, словно маяк среди тьмы, свет лился потоком из панорамных окон, отражаясь на фасаде, отделанном декоративным кирпичом.
Сегодня вечером дом стоял темный и промерзший. Его контуры казались бесформенным бетонным комом на фоне ночного неба, глубокий черный на черном фоне. Иногда она развлекалась, определяя рыночную цену виллы при помощи всяких сайтов в интернете. На сегодня цена составляла 1,7 миллиона крон. Однокомнатная квартира Гитте в Стокгольмском районе Сёдер оценивалась без малого в три.
– Помочь тебе войти в дом? – с просил Эрик Элофссон, водитель такси, продолжавший дело своего отца.
– Нет нужды, – ответила Гитте. – Мне квитанцию, пожалуйста.
Она оперлась костылями о тротуар. Один из них выскользнул из рук и улетел далеко вниз по склону. Кончилось тем, что шоферу пришлось пойти и принести его, поднять ее с заднего сиденья и довести под локоть до самого крыльца.
– Счастливого Рождества, – пожелал он, оставив ее в свете ламп у входной двери.
Папа сидел в полумраке перед выключенным телевизором, слегка подавшись вперед в своем кресле-каталке. На одном из журнальных столиков боролась с темнотой одинокая энергосберегающая лампа. Гитте зажгла люстру и парочку декоративных ламп Гуниллы на подоконниках.
При виде отца ей пришлось бороться с нахлынувшими чувствами. Из угла его рта вниз по подбородку тянулась струнка слюны. Он опрокинул стакан с соком на сотканный вручную ковер, купленный ими на базаре в Измире. От унизительности всей этой ситуации дыхание у нее перехватило – ничего опасного, ничего страшного, простой защитный механизм, ничего магического, небольно, просто она выдыхает излишнее количество двуокиси углерода, это все в голове, нигде более.
– Когда приходил социальный работник? – спросила она, поднимая стакан.
Взяла бумажный платок и вытерла отцу подбородок.
Он попытался сфокусировать на ней взгляд.
– Фамфус? – спросил он.
– Хампус сидит в своей Словении.
Она отметила, что катетер, кажется, подтекает. Наверное, мешок переполнен.
– К тебе что, за весь день ни разу не зашел социальный работник?
– Фамфус? – снова спросил отец.
Гитте достала мобильный телефон и набрала номер дежурного Социальной службы. Чувствовала, как паника нарастает по мере того, как сигналы улетают в никуда – скоро она не сможет сдержать настоящий приступ панической атаки. Она как раз собиралась бросить трубку, когда ей ответила женщина на ломаном шведском. Гитте не стеснялась в выражениях, описывая, в каком состоянии она нашла своего отца, требуя, чтобы кто-нибудь немедленно приехал и позаботился о нем. Грозилась, что иначе заявит на них – хотя сама не знала, куда. Женщина на другом конце чуть не плакала. Она пообещала приехать лично.
Гитте села рядом с отцом и взяла его за руку. Ладонь была холодная и сухая.
– Фамфус? – прошептал он.
– Он не приедет домой на Рождество, – ответила Гитте, – он работает.
Папа добился того, чего желал. Братец выучился на инженера в области физики и теперь живет в Филадельфии в США. Работая на глобальном энергетическом предприятии, он отвечал за зарядку ядерных реакторов по всему миру. Сейчас он возглавляет проект, в рамках которого проводится подготовка к расширению нового блока на тысячу мегаватт на атомной электростанции в Кршко в Словении.
Себастиан же стал врачом-инфекционистом и работает сейчас в команде «Врачи без границ» на вспышке лихорадки Эбола.
– Себбе застрял в Конго, – сказала она. – Когда мы с ним в последний раз общались, он находился в провинции Итури, но сейчас появились подтвержденные случаи и в Южном Киву. Так что он еще долго не вернется в Швецию.
Юаким покончил с собой в возрасте двадцати двух лет. Гунилла не смогла пережить утрату и постепенно зачахла от горя. Она умерла на той же неделе, когда папа вышел на пенсию. С тех пор он сидел в полном одиночестве на Олимпе в ожидании инсульта.
Она поежилась. В доме было сыро и холодно. И здесь папа в конце концов победил. Дом всегда отапливался напрямую электричеством, что, конечно же, полное безумие – все свое детство она постоянно мерзла, потому что приходилось экономить на электричестве. Гунилла протестовала, особенно пока мальчики были маленькие. И вот теперь он может преспокойно сидеть тут в холоде.
– Ты знаешь о
