— Пожалуй, даже слишком интересен… — со вздохом согласился Кленский.
— У вас широкий спектр увлечений, подспудный интерес к борьбе и ярко выраженная потребность в интенсивности и разнообразии жизни.
— Возможно, вы и правы…
— Поэтому существует расхождение между вашей жизнью и тем, что в психологии называется «мечтой о хорошей жизни».
— И что же?
— Вы испытываете неудовлетворенность. Вы испытываете дискомфорт от слишком низкого уровня напряжения.
— Любопытно…
— Вы сознаете это и сами часто повторяете, что вам скучно. И, как выяснилось, вы уже не готовы с этим мириться…
— И поэтому, — перебил Филонова Владислав Сергеевич, — вы, Дамиан, готовы предположить, что ради «интенсивности и разнообразия» я затеял опасную криминальную игру?
— А разве нет?
— То есть я, по-вашему, убил Нейланда, а потом сам же и пригласил сыщика? — усмехнулся журналист. — По-видимому, для того, чтобы обострить то, что вы называете «борьбой»? Решил таким образом развеять скуку?
— Разубедите меня.
— Нет! — воскликнул Кленский. — Конечно, я могу желать «интенсивности и разнообразия»! Но я, увы, пассивен и неуспешен. Я «не создаю ситуаций». Я из тех, кто корректирует расхождение между ожидаемым и реальностью другими способами…
— Интересно, какими же? — поинтересовалась Китаева.
— Увы, я из тех, кто искусственно прибавляет смысла, интенсивности и разнообразия тому, что происходит вокруг. Такие, как я, склонны приписывать людям и окружающей обстановке сверхъестественные свойства. Поэтому банальное может показаться мне несущим глубокий смысл. Простое — сложным… Однообразное — изысканно новым!
— Хотите сказать, что можете увидеть в зеленой листве очертания женской фигуры и влюбиться в этот силуэт, но никогда не осмелитесь ухаживать за настоящей красавицей из плоти и крови? — заметил Дамиан.
— Пожалуй… Конечно, я жажду перемен. Все, что угодно, от звонка в дверь до быстро бьющегося сердца, может служить для меня сигналом… Но убийство — ради того, чтобы ленивое сердце забилось сильнее? Нет, это вы, Дамиан, чересчур!
— А почему вы про Корридова ничего не говорите? — недовольно поинтересовалась у Дамиана Китаева.
— Не в отсутствие же? Вы же интеллигентная женщина, Вера Максимовна… Я не могу «за глаза» обсуждать человека.
— Не стесняйтесь, не стесняйтесь, господин сыщик… — заметил Корридов, неожиданно возникая за спиной Филонова. — Не стесняйтесь!
Все невольно вздрогнули от его внезапного появления.
— Что это у вас за бумаженции? — Корридов бесцеремонно выхватил из рук Филонова листки с записями.
— Так-так… «Корридов, личностные характеристики»! — прочитал он вслух.
— Верните мои записи, Арсений Павлович, — попросил Филонов.
— И не подумаю! — И археолог принялся читать вслух дальше: — «Бестактный, чрезмерно интеллектуализированный, безразличный, непоследовательный…» Это что же — про меня?
Филонов попытался отобрать у Корридова свой блокнот:
— Извините… Это для служебного пользования!
— Какого еще «пользования»?! — возмутился археолог. — Здесь написано «Корридов, личностные характеристики». Я могу знать, что вы тут про меня понаписали?
— А что — не нравится? — усмехнулся Филонов.
— Безобразие какое-то…
— Из песни слов не выкинешь. Наши недостатки — продолжение наших достоинств, многоуважаемый Арсений Павлович. Читайте уж тогда и дальше. Там, например, написано: квалифицированный, экспериментирующий, некатегоричный… Что — плохо написал?
— А что — хорошо?
— Вы же видите: лист разделен на две части, пополам. Черты отрицательные и положительные. Все зависит от того, Корридов, продуктивная вы личность или нет. Со знаком плюс или со знаком минус. Умный или чрезмерно интеллектуализированный? Терпимый или безразличный? Способный изменяться или непоследовательный? Моложавый или ребячливый? Ориентированный в будущее или «без будущего и прошлого»? Широких взглядов или, возможно, без ценностей и принципов?
— Да вы, кажется, уже сделали свой вывод — со знаком минус! А раз так, то, значит, способен на убийство. Разве не может совершить преступление человек «бестактный, безразличный, чрезмерно интеллектуализированный», к тому же «без будущего и прошлого»? Ответ очевиден.
— Ну, почему же очевиден? — возразил Дамиан.
— Кстати, а сами-то вы?
— Что я?
— Каковы ваши личностные характеристики, Филонов? Что о вас наука психология говорит?
— Ничего не говорит.
— Как это?
— У меня вообще — проводки…
— ?
— Шучу!
— Вам не кажется, что вы выбрали неудачное время для шуток?
— Пожалуй, вы правы… Вернемся к делу! Итак… Корридов, Китаева, Кленский…
— Три «К»! — пробормотал Владислав Сергеевич.
— Верно… И преступление мог совершить любой из троих.
— Это почему же только «из троих»? — возмутилась Китаева.
— Оставим пока за скобками нашу молодежь, — предложил Дамиан. — Она спешит получать удовольствие от жизни…
— Да уж… — вздохнул Кленский, припоминая изумрудные мхи и забавы «менад» и «сатиров».
— Наши студенты и Прекрасные Школьницы слишком заняты получением удовольствия от жизни, чтобы тратить время на преступления, — продолжал рассуждать Дамиан. — Интерес к хитроумным преступным комбинациям — а именно с таковой мы, по всей видимости, имеем дело! — характерен для более зрелого возраста.
— А криминальные наклонности Михи вы тоже вынесли за скобки? — снова возмутилась Китаева.
— Поговорим о Михе отдельно. И несколько позже. Пока речь идет о психологических портретах Корридова, Китаевой, Кленского…
— Но кто же все-таки преступник? — воскликнула Китаева.
Ответить Филонов не успел.
— Полундра! Спасайся, кто может! — К столу с жутким криком бежал Миха. Впереди него сенбернар Кент. А за ними — все остальные члены экспедиции.
— Что случилось? — всполошились три «К».
— Те парни — на джипе! Снова приехали!
— Не будем нервничать, — попробовал успокоить прибежавших Дамиан.
— Не будем нервничать?! — заорал Миха. — Да у них пистолеты! Сам видел! И они идут сюда.
— И тем не менее не будем нервничать. Все — за стол! — скомандовал Дамиан. — Мы пьем чай. Вера Максимовна, вы нальете нам чаю? Голубушка…
— Да-да… Конечно, — дрожащими губами произнесла Вера Максимовна и деревянными движениями принялась разливать по кружкам холодный чай.
Да, это снова были они. Те парни на джипе «Хаммер», в шортах «от Версаче».
Только вместо шорт «от Версаче» на сей раз на них были костюмы, выглядевшие, впрочем, среди елок и одуванчиков довольно нелепо.
И теперь мужчин было четверо.
Правда, тот, четвертый, отстав, держался в стороне.
— Всем привет! — поздоровалась стройно и преувеличенно доброжелательно лидирующая троица.
— Привет… — Гостям ответили не все. Корридов вообще промолчал.
— Как жизнь?
— Нормально… — поддержал разговор Миха.
— Как песик? Кусаться еще не научили?
— Не успели. К сожалению…
Врать было бесполезно. Иннокентий при виде гостей даже не пошевелился, флегматично возлежа возле своей миски.
— Как работа подвигается? — продолжали интересоваться прибывшие.
— Подвигается…
— Ну и лады. Вот и мы слыхали: отлично дела у вас идут!
— Ну, так уж и отлично… — буркнул наконец, подавая голос, Корридов.
— Не скромничай, дед! И учти: когда дела идут хорошо, надо делиться.
— Делиться? Мы что — ларек? Вы ничего не перепутали? Может, у вас — как это называется — «непонятки» вышли?
— Непонятки?
— Я хочу сказать: мы не в теме…
— Говорите нормально. — Четвертый из прибывших, остававшийся до сей поры у машины, подошел к столу и тоже вступил в разговор: — Говорите нормально, Арсений Павлович. Они понимают.
При виде этого человека у Корридова удивленно приподнялись мохнатые брови:
— Зернов? Вы?!
Человек усмехнулся:
— Я!
— Что это вы тут делаете?
— Объяснить?
— Кажется, уже догадался…
— Значит, не удивлены?
— Вообще-то не очень… Вы и тут подрабатываете?
— Вы тоже можете, Арсений Павлович!
— Благодарю… Обойдусь без подобной материальной помощи.
— Напрасно. Лучше обсудите с ними условия. — Тот, кого Корридов назвал Зерновым, кивнул в сторону накачанных парней. — Я уверен, условия вам понравятся.
— А я не уверен. Я еще в прошлый раз объяснил молодым людям, что заказов на археологические находки не принимаю.
— Вы должны отдать им то, что нашли, Корридов, — сухо заметил Зернов. — Должны! Причем немедленно. Если, конечно, не хотите неприятностей.
