чистенький, как она сама? Или ей удастся удивить меня?»
Ей удалось. Стены в ее офисе оказались синего цвета, а по ним, как надувные мячи по волнам, были разбросаны разноцветные пятна пейзажей — городских и сельских.
— Это все — дорогие вашему сердцу места? — спросил он после приветствия.
Не удивившись их появлению, Мария Владимировна обвела картины пристальным взглядом, точно давно не замечала их:
— Вы угадали, молодой человек.
— Артур Александрович, — подсказал он.
Она улыбнулась:
— Конечно. Думаете, я могла забыть имя такого невероятного мужчины?
«Да она не промах!»
— Мария Владимировна, вы смущаете меня!
— Полноте… Уж вам наверняка не привыкать к дамским восторгам.
— Не стану вас разочаровывать.
— Но, с вашего позволения, я буду держаться от вас подальше. В буквальном смысле: у вас насморк, насколько я успела заметить? А мне необходимо оставаться в строю. Особенно теперь, когда с нами нет Виктора Михайловича…
Кивнув, Артур остановился перед изображением узкой испанской улочки. Как они с Оксаной мечтали поколесить по стране фламенко и корриды… Горячий ветер ворошил бы ее солнечные волосы, а море оглаживало загорелые плечи. Она смеялась бы, а он целовал ее соленые губы…
За плечом раздался голос Марии Владимировны:
— Это Ронда. Не бывали?
Он покачал головой:
— Так и не довелось…
— Ну какие ваши годы! — бодро возразила она, и Артуру показалось, что эта женщина уловила его печаль. — Мы путешествовали по Испании с мужем. Он умер… Уже около двадцати лет назад. Восемнадцать, если быть точной.
— О… Так давно? Вы были счастливы с ним?
— Мы любили друг друга всю жизнь. А счастье… Это категория не постоянная. Оно проявляется вспышками. Никто не может быть счастлив постоянно, это состояние зависит от многих обстоятельств, не только от любви. Вы согласны?
Отвернувшись от несбывшейся мечты, он попросил:
— Мы можем снова поговорить с вами о дне ограбления?
— Разумеется.
— Только заранее прошу прощения, если буду шмыгать. Просквозило, видимо.
— Обычное дело в такую жару. Отцу моей подруги детства пришлось голосовые связки удалить после того, как напился кваса из холодильника. Так и булькал до конца жизни.
Сухонькая ручка протянулась к небольшому столу для совещаний, и Артур обошел его, чтобы сесть напротив нее. Ивашин пристроился с ним рядом и достал диктофон. Логов указал на него глазами:
— Вы не против?
— Да что вы, пожалуйста!
— Мария Владимировна, — начал он вкрадчиво, — вы сообщили нам, что во время убийства Шмидта находились по левую руку от него. Так?
Она помедлила только пару секунд:
— Как мне помнится…
— Вот в этом и беда! — сокрушенно воскликнул Артур.
— А что такое?
— Память. Она подводит нас чаще, чем хотелось бы…
— Вы имеете в виду…
— Есть еще один человек, который убежден, что находился на этом месте — слева от Виктора Михайловича.
— Да уж я догадалась, — насмешливо подтвердила она. — Игнат Науменков.
— Выходит, он лжет?
Покрытое сеточкой морщин лицо даже не дрогнуло. Опустив короткие ресницы, Высоковская задумалась и выразила сомнение движением губ, показавшимся Никите неприятным.
— Возможно, вы правы… Вы же понимаете, там царила такая паника. Может, я что-то перепутала… Лево-право. Помните, в царской армии крестьянам-новобранцам привязывали к рукам пучки сена и соломы? Тем никак не удавалось запомнить, где право, где лево… Так им подавали команды: «Сено! Солома!» О чем, бишь, я? Возможно, я находилась слева от Виктора Михайловича, потому что помню его бородавку, но между нами был Игнат… Я не отрицаю этого.
— Вы симпатизируете этому парню? — Артур решил спросить напрямик, хоть ему и не хотелось смущать Марию Владимировну.
Эта пожилая дама нравилась ему. Его мама сейчас была бы ее ровесницей.
— Он — добросовестный, хороший мальчик, — отозвалась она сдержанно.
— Директор был им доволен?
— Господи, о чем вы?! Шмидт… То есть Виктор Михайлович его в глаза не видел.
— То есть никакого конфликта у них даже не намечалось?
Высоко подняв круглые брови, Мария Владимировна произнесла с откровенным сарказмом:
— У директора банка с простым консультантом в зале? Вы шутите? Они жили в разных мирах…
— Вот и я о том же, — подхватил Логов. — Что, если Игнату Науменко до смерти хотелось просочиться в мир шмидтов? Просто до смерти…
* * *
Женя с сыном улетели в понедельник днем, но такси я заказала им сразу после завтрака, чтобы не опоздали на регистрацию и не устраивали суету в аэропорту. Вишенку они увезли с собой…
Мне показалось, Женя взглянула на меня с обидой, когда во время воскресного ужина Артур объявил, что взял им билеты.
— В онлайн-кассе уже ничего не осталось, пришлось использовать свои каналы, — сообщил он.
Потом признался: ему удалось устроить все так, чтобы никто не сомневался — у собачки имеются необходимые прививки. Наверняка же покойная Татьяна Андреевна следила за ее здоровьем!
Я не решилась спрашивать, в каких еще сферах у него имеются «свои каналы». Сейчас никто не называет их блатом, хотя суть не изменилась.
— Хорошо. Спасибо, — в Женином голосе послышалась сдержанная покорность.
И от этого мне вдруг стало не по себе, точно я прогоняла безобидную собаку, только-только поверившую, что она нашла свой дом. Женя ведь не была послушной девочкой, которой можно было командовать, но спорить не стала, хотя, может, ей вовсе и не хотелось улетать так сразу…
— Мне все равно нужно на работу, — добавила она, будто пыталась помочь нам справиться с неловкой ситуацией.
А после ужина сразу увела сынишку в комнату, сославшись на разницу во времени — в их городе уже наступала ночь. А мне вспомнилось, что еще утром она собиралась сводить Ромку на ВДНХ и на Красную площадь…
От Никиты это тоже не ускользнуло, и когда я мыла посуду после ужина, он вернулся в кухню и принялся пытать меня:
— А что произошло? Вы поцапались?
Я изобразила недоумение:
— С кем?
— Да с Женей, конечно! С чего она так вдруг засобиралась домой?
— А я-то при чем? Это Артур купил им билеты.
Делиться с ним своими сомнениями я не собиралась…
— То есть ты была не в курсе? — Он по-прежнему таращился на меня с подозрением. — А с чего ты вдруг сегодня удрала из дома? Да еще во время грозы…
Выключив воду, я медленно стянула перчатки. Никита напрягся, точно я могла швырнуть одну из них ему в лицо.
— Слушай, радость моя… Ты не совал бы свой нос не в свое дело, а? Тебе не хватает официальных расследований?
Он расплылся в детской улыбке:
— А-а… Значит, в точку? Сашка, а ты не ревнуешь его часом?
— Что?! — Я так и задохнулась.
— Очень похоже. Меня это, конечно, не радует, но я могу понять:
