Логов — практически идеален. Умный, благородный. Мне не совсем нравится, как он пользуется своей физиономией, чтобы разговорить свидетельниц, прямо влюбляет в себя каждую! Но, как говорится, у каждого собственный метод. А следак он отличный… Чем не идеал? И, самое странное, от этого даже не тошнит…
— Что ты несешь вообще? — Я толкнула его в плечо. — Заткнись немедленно.
— Ты сейчас о том, что Логов — не идеален? Или о том, что ты не влюбилась в него по уши? Да не бей ты меня! Отвяжись… Вы же взрослые люди, кому какое дело? Даже я не буду против.
— Замолчи! — взмолилась я. — Ты даже не понимаешь, какую чушь несешь!
— Не понимаю, — согласился он. — В чем же чушь?
Я отрезала:
— Во всем! И только попробуй еще хоть раз заговорить на эту тему.
Ухмылка сползла с его губ, и лицо Ивашина уныло вытянулось. Несколько секунд он смотрел на меня своим единственным грустным глазом, потом вздохнул:
— Твое дело. Но жизнь проходит, Сашка! Тебе ли этого не знать… Чего тянуть? Пусть только кто попробует вас осудить — я первый заткну ему рот.
Ивашин вышел из кухни, а я сползла на пол и прижалась спиной к дверце рабочего стола. То, о чем говорил Никита, было так глупо… Он не смел даже заикаться о таком! Даже мысли допускать…
Но и злиться на него я не могла. Не только потому, что он так много сделал для меня — квартиру продал, лишь бы мне удалось создать собачий приют, о котором я мечтала, и не думать с ужасом, чем стану кормить своих друзей завтра… Это было грандиозное самопожертвование с его стороны, но не поэтому я так дорожила своим другом. Он был таким своим! По-настоящему родным, как брат, которого у меня не было, и я скорее руку себе отгрызла бы, чем согласилась расстаться с Никитой.
Он мог бы даже оставить квартиру себе, я не умерла бы, если б ничего и не вышло с приютом. Миллионы людей так и живут с несбывшимися мечтами и, возможно, даже считают, что их жизнь удалась. По крайней мере, не начинают утро с оплакивания своей судьбы. И я выстояла бы… Хотя и не чувствовала бы себя настолько счастливой.
Счастливой?
Похоже, будто я счастлива? Сижу в уголке кухни, обхватив колени, как девочка, которую наказали за разбитое окно… А если я разбила жизнь? И Артуру, и Жене, и даже этому чудесному Ромке, который мог получить прекрасного отца. Какого черта я тут устроила?!
Уцепившись за край стола, я поднялась и на цыпочках побежала к Артуру. Я должна была убедить его, что между нами ничего не изменится, даже если он женится — хоть десять раз! Это никак не скажется на наших совместных расследованиях, на разговорах о самом важном, и я всегда буду присылать ему свои новые рассказы. Они даже могут остаться здесь, в этом доме места хватит и для Жени с Ромкой.
Ногтем постучав в дверь, за которой Артур, наверное, проклинал меня, я прислушалась и чуть не оглохла от жаркого шума, родившегося в голове: «А вдруг там Женя?!» Перед моими глазами мгновенно пронесли сцены, которых мне лучше было не видеть: «сплетенье рук, сплетенье ног…»
И в ту же секунду я поняла, что не выдержу, если они останутся жить здесь и будут заниматься любовью в нескольких метрах от меня.
Мои ноги стали ватными, но мне как-то удалось сделать несколько шагов прочь, когда дверь вдруг распахнулась и на пороге возник Артур — уже в другой футболке, бирюзовая же промокла насквозь, но все же не раздетый…
— Сашка? — не похоже было, чтоб он особенно удивился.
— Я хотела сказать…
— Заходи. — Артур посторонился, пропуская меня.
В его комнате я бывала десятки раз, но сейчас окинула ее особым взглядом. Я искала следы Жениного пребывания здесь. Но все выглядело как обычно. И мамины фотографии — на стенах, на письменном столе и рядом с кроватью на тумбочке — он не убрал.
— Садись, — предложил он, указав на кожаный стул, больше похожий на небольшое кресло с подлокотниками.
И сам сел напротив, внимательно рассматривая и выцарапывая заусеницу на большом пальце.
«Он не идеален, — подумала я с облегчением. — Он не думает о красе ногтей…»
— Ты решила проверить — не затащил ли я ее к себе? — не глядя на меня, уточнил Артур. — Не затащил, как видишь.
— И желания такого не было?
Он поднял глаза — в них было столько печали, что у меня защипало в носу. Отвечать он был не обязан, но все же сказал:
— Было. Я ведь живой человек, Сашка. Не робот, лишенный физических потребностей. Но от многих людей я отличаюсь тем, что изо дня в день наблюдаю, как люди калечат свои судьбы, просто поддаваясь тайным желаниям. И не только свои…
— Ты не искалечил бы ничью судьбу, если б…
Артур вгрызся в ноготь и с облегчением сплюнул в сторону.
— Болеть будет, — предупредила я. — Не стоило этого делать.
— Вот и я так решил: не стоит…
— Я… Я не о том.
— А я о том. Не сочти за пафос, но я предал бы… себя в первую очередь, если бы… Честнее снять проститутку, когда совсем невмоготу.
Это стало для меня откровением, но не вызвало протеста. Действительно, честнее.
Обведя взглядом стены, с которых улыбалась моя мама, Артур заговорил тихо и неспешно, но я не могла отделаться от впечатления, будто он сглатывает кровь:
— Ты никогда не задумывалась о том, что главная движущая сила человеческой жизни — ожидание? Ребенок ждет, когда повзрослеет. Подросток — когда сойдут прыщи. Студент живет в ожидании диплома. Потом начинается ожидание встречи со своим человеком, рождения ребенка, желанной вакансии… А вот выплачу ипотеку, тогда, наконец, и начнется жизнь! Пенсия, как освобождение от нелюбимой работы. Прибавка к пенсии. Вечное ожидание…
— К чему ты клонишь?
— Я больше ничего не жду, — признался он. — И не хочу. Но продолжаю жить. Зачем?
Нужно было срочно найти самые правильные слова, которые убедили бы Артура, что он живет не зря, но, как назло, ничего не приходило в голову. Там все было выжжено тем жарким ужасом, который я испытала, стоя перед его дверью.
— Так это и правильно, — заметила я неуверенно. — Ты живешь и занимаешься очень нужным делом. Не ждешь чего-то, упуская сегодняшний день, как миллионы других… Я вот тоже ничего не жду.
— Нет? — удивился он.
— Да у меня все есть! Из возможного, конечно.
Было одно, о чем мы с ним мечтали в равной
